Искусство

Елизавета Немилостева
*** первое место Четвертого Тура конкурса Ручеек-1

от автора: Посвящается Лионелю Месси - лучшему футболисту в мире, человеку, глядя на которого понимаешь, что футбол - это искусство... а иногда и сама жизнь.




Я бы хотел забыть этот день. Вычеркнуть из жизни, закрасить черным маркером, выбелить белизной. Но что бы я не делал и как бы дальше не старался жить, один маленький день, даже можно сказать – несколько часов, несколько минут, мгновений способны изменить всю жизнь. И ничего не исправить. Не переписать набело, не вырвать лист из тетради жизни. Это было и это останется со мной навсегда. День, когда я должен был, наверное, стать самым счастливым человеком, или лучше сказать спортсменом, на земле и день, когда меня вдавила в землю безжалостная машина судьбы.

***

Жаркий июньский день, число двадцатое, время шесть после полудня. Второй тайм матча-мечты – финал Чемпионата мира по футболу в ЮАР. Минута девяносто плюс третья. На поле итальянцы и мы. Счет на табло 2-1 в нашу пользу. Финальный свисток - Победа.

Но это была уже не моя победа. Мой дубль, моя блестящая игра на протяжении всего Чемпионата. Но победа была не моя. Так абсурдно, может быть даже нелогично. Но это была не моя победа. Когда-то мне сказали, что я никогда не стану великим, даже загребая двумя руками личные награды, пока однажды со своей сборной командой не выиграю Мундиаль. Что ж... великий...

В жизни бывают разные совпадения, но когда подряд происходит две ужасные вещи, начинаешь верить в некий рок, нависший над тобой.
День победы был посыпан черной пылью траура. В этот день я умер. Нет, я не погорячился, назвав этот глагол. Именно в этот день, я именно умер. Никак иначе.

Минута восемьдесят шестая. Счет 2-0. Итальянцы в нашей штрафной, я возвращаюсь в оборону, грамотно работаю корпусом, оттираю от мяча нападающего, разворачиваюсь, поднимаю глаза, ища партнеров, кому бы сделать передачу, и тут падаю.
Дикая боль пронзает тело. Болит все, лишь несколько секунд спустя понимаю - болит одна нога. Тележка помощи приезжает слишком быстро, чтобы я успел прийти в себя, меня вывозят за пределы поля. Краем глаза я вижу, что сопернику, врезавшемуся вместо мяча в мою ногу, показывают красную.
Шансы равны. Я на поле не вернусь, все три замены сделаны, и моя команда остается вдесятером. Соперник теперь тоже.
- Его нужно срочно везти в больницу.
- Но это финал!
- А это жизнь!- короткий спор рядом со мной. Тренер сдается. Меня везут через подтрибунное помещение на улицу, где дежурят машины скорой помощи. Грузят в одну из них и мы медленно выезжаем на дорогу.
Приемник в кабине у водителя громко объявляет о том, что итальянцы забили гол и подняв головы мчатся завершить основное время ничьей.
Я не знаю, болел ли водитель машины за итальянцев. Этого, пожалуй, я теперь у него не смогу спросить. От радости или злости на них, он проезжает на красный свет. В бок машины скорой помощи на дикой скорости врезается легковая машина.
Лишь факты, без чувств. Потому что чувств нет. В ту секунду я умер.
Уже другая машина скорой помощи доставила меня в больницу, где после двух дней, проведенных в реанимации, меня перевели в обычную палату...
И когда я открыл глаза, в моей палате была вся моя команда. Как только их всех пустили ко мне? Спрашиваю.
- Ну для Чемпионов мира иногда делают исключение!- улыбаются.
На прикроватный столик со смехом и неразборчивыми восклицаниями ставят Кубок мира.
- Великий! Слава нам и тебе!
Меня должны качать на руках. Я капитан, забивший в победном матче два победных гола.  Но почему они этого не делают. С трудом понимаю - от того, что я лежу на больничной койке. У меня сломана нога. Мне ее сломал какой-то итальянец. Но это ведь не повод. Или...
Или! Я не чувствую ног. Озираюсь по сторонам в поисках помощи. Кто-то из команды совсем рядом со мной хлопает меня по плечу.
- Они сказали, ты не сможешь ходить. Поврежден позвоночник. Но это ведь не так! С тебя любая травма скатывается, как с гуся вода...
Я пытаюсь улыбаться, о чем-то шучу. Обсуждаем путь к заветной мечте, который теперь позади, но когда они уходят, я зарываюсь головой в подушку и позволяю себе забыться в слезах. Я умер.
И это уже не моя победа. Это мой фатальный случай. Мой крах. В двадцать два года, когда умеешь только блестяще обращаться с мячом, лишиться этого на всю оставшуюся жизнь - не просто катастрофа. Это смерть. Моя смерть.
Я бы хотел забыть этот день, но душевная смерть - не та смерть, что способна забрать память.

***

Человек в инвалидной коляске остановился на мосту у самых перил и огляделся по сторонам. Вокруг не было ни души. Еще было слишком рано, часа четыре утра - не больше. Где-то вдалеке раздался лай собаки, кто-то пьяный возвращался домой с тусовки. За лаем раздался мат и визг: собаке досталось по спине чем-то тяжелым. Через несколько минут и эти звуки смолкли.
По небу плыли рассветные тяжелые облака, в них золотом отражалось восходящее солнце. В воздухе висела еще ночная прохлада.
Человек откинул с ног плед и взялся руками за перила. Если что-то в его жизни его не подводило – так эти руки – уверенные и накаченные. Он нелегко, но перекинул свои, но будто чужие ноги, к которым так и не успел привыкнуть, через перила. Еще раз бросил взгляд на горизонт. И отпустил руки.
Ему оставалось только, раскинув руки в стороны, просто позволить себе ни о чем не думая, плыть к свободе. Погружаюсь все глубже и глубже под воду, он отпускал от себя жизнь. Оставался один вдох.
Вдруг кто-то схватил его за руки и потащил вверх.
Просто вдохнуть. Вместо кислорода вдохнуть воду, позволить ей опуститься в легкие, вызвать спазм. Просто не позволить кому бы то ни было его спасти. Вдохнуть.
Но в легкие, вместо воды ворвался кислород. Он уже был на поверхности. Еще несколько минут и его вытащили на землю. Он смог разглядеть лицо спасителя. Им оказалась высокая и хорошо сложенная девушка. На ней была желтая кофта и синие джинсы. Они намокли от воды и прилипли к телу, подчеркивая ее хорошую фигурку. Цвет кофты заставил его на мгновение задуматься, желтый - цвет отчаяния. Нехороший знак. Впрочем, чего уж тут хорошего, если его планы нарушили?!
- Ты идиот!?- отплевываясь от воды, сказала девушка.
- Нет, ты идиотка!
Девушка фыркнула и не сочла нужным ответить ему.
- Холодно. Нужно побыстрее убраться от сюда куда-нибудь в теплое место. Встать сможешь?
- Это вряд ли.
- Ударился спиной о воду? Я не видела твое падение, только услышала всплеск воды.
- Кто тебя просил меня спасать?!
- Так ты из этих?
- Из кого из этих?
- Из наркоманов-суицидивистов?
- Как ты сказала? Суицидивистов?- против воли он рассмеялся,- правильно сказать самоубийц. Зачем все захламляют речь латинизмами?
- Удобно.
- Нет. Что за слово «лук»?
- Внешний вид.
- А мне кажется, он дурно пахнет,- он сел, опершись на руки, и посмотрел на рассвет. Солнце уже вовсю взошло на небосвод. За каких-то несколько минут мир преобразился. Вокруг исчезли тени, а улочки наполнились приятным желтым и теплым светом.
Девушка тоже посмотрела на рассвет, а потом на мост, с которого он прыгнул.
- Это что? Твоя коляска?
- А ты видишь здесь кого-то еще?..- буркнул он.
- Извини... правда, извини,- серьезно начала девушка,- Я ведь не знала, что прыгает инвалид, который устал от невозможности ходить и терпеть неполноценность. Просто извини. Если бы я знала... нет, не полезла бы в эту ледяную воду...
- Ты издеваешься?
- Немножко,- она улыбнулась,- и что случилось?
- Я умер.
- Нет! Я спасла тебя! Наш разговор очень абсурден, не находишь? Предлагаю начать сначала. Меня зовут Элизабет. А тебя?
- Это не важно.
- Велика тайна! Я узнала тебя, Великий!
- Откуда ты знаешь меня?
- Наша страна мало чем может гордиться, чтобы мы забыли нашего главного героя.
- Ты такая одна.
- Посидишь здесь? Я спущу твою коляску.
- Думаешь, я смогу отсюда куда-то уйти?- невеселая усмешка.
Она вернулась очень скоро. Перекинув его плед через плечо, а коляску сложив и взяв под мышку. Ей было тяжело, но она не подала виду.
- Тебе жалко меня?- спросил он.
- С чего вдруг?
- Ну, я в канаве жизни.
- А ты думаешь, я не в канаве?- Элизабет всплеснула руками и села на землю, напротив него,- В самой что ни на есть сточной. Тупо да, когда в один миг забывают?
- Как будто я умер,- с готовностью подхватил он больную для себя тему, с изощренным спокойствием пытаясь сделать себе еще больнее, раскопать то, что давно уже стоило забыть, и через что должно было бы перешагнуть,- До этого каждый месяц в газетах что-то обо мне писали. Говорили – Великий! Говорили – с ним не сравнится никто. После аварии газеты просто захлебнулись, рассказывая не о победе, а о моем состоянии. Говорили – что может быть год, может быть два, но я встану на ноги и возможно буду как прежде бить рекорды. А когда через несколько недель кто-то проболтал врачебную тайну, и все поняли, что я никогда не буду ходить, обо мне написали еще четыре статьи. Четыре! И даже не статьи, скорее некрологи.  «Какого великого спортсмена мы потеряли». И дальше было несколько лет. Долгих лет молчания. Ни словечка.
- Я, кажется, начала понимать. Ты обижен на них за то, что они тебя типа посчитали мертвым, когда ты был еще жив, но в то же время ты себя уже считал мертвым,- Элизабет усмехнулась и смахнула с лица мокрую прядь волос.
- Да?
- Мне кажется так. По крайней мере, все сходится.
- Что именно?
- Твоя озлобленность, а теперь отчаяние. Ты продолжал существовать несколько лет, не понимая, зачем и почему. А теперь вдруг понял, что так невозможно. Невыносимо. Нереально. Сон, который длится вечность, и хочется проснуться, но не можешь…
Ему показалось, что сейчас она начала говорить о себе. Он наклонил голову набок и посмотрел ей в глаза. Она не выдержала его взгляда и опустила голову. Ее взгляд наткнулся на его плед, который она принесла с собой и бросила рядом.
- Ой,- спохватилась она и, засуетившись, накинула его на плечи мужчине,- я вызову тебе такси. Тебе нужно домой. И срочно.
- Может быть не нужно.
- Нужно. Пойми. Не все Великие люди были футболистами. Кто-то писал рассказы, кто-то рисовал картины. Каким-то образом. Великие лишь соприкасались с Искусством, чтобы заставлять его светиться новыми гранями. Футбол, конечно величайшее из искусств, но на нем не кончается жизнь. Есть что-то другое…
- Что?
Несколько минут она молчала. Ее лоб хмурился, выдавая серьезную задумчивость. Наконец, она начала говорить. Он с любопытством смотрел на нее.
- Я, наверное, сейчас скажу самую большую в своей жизни глупость, но этот ответ только что пришел мне в голову, и я думаю, он правильный… еще Достоевский говорил «Любите жизнь, больше чем ее смысл». Величайшее из Искусств – Жить. Да, жить!- она говорила, как-то внезапно преобразившись внутренне, будто сказанное исходило из самого ее сердца,- жить, даже тогда когда нет сил. Когда нет веры, и не осталось надежды. Когда любовь покинула. Когда все бросили и забыли. Жить, назло всем ветрам перемен… Как это правильно…
- Ты так думаешь?- спросил он тихо.
- Я думаю, что я так думаю. Ведь это я только что сказала.
Она достала из кармана джинс телефон. Проделав нехитрые манипуляции – вытащив батарейку, постучав ей по земле, вытерев ее краем его пледа, и вернув на место – она смогла его включить и набрать номер службы такси. Когда она отсоединилась, телефон в последний раз завибрировал у нее в руке и погас, кажется уже навсегда.
- Хочешь, подарю тебе свой?- спросил он виновато. 
- Нет, я все равно думала этот выбросить в реку.
Она подвинулась ближе к нему, и они укрылись одним пледом на двоих. Сидели молча. Лишь иногда она шмыгала носом, или он кашлял.
Машина приехала быстро, и она вместе с водителем усадила его в такси, помогла погрузить коляску в багажник и прощально подняла вверх руку, провожая его домой.
Потом поднялась наверх, на мост и взялась руками за перила. Долго еще она стояла на мосту и смотрела на горизонт. Радостно отливало солнце на ровной глади реки золотом, и вдалеке слышался шум просыпающегося города.
- Величайшее искусство – жить,- прошептала она задумчиво,- и откуда я это взяла?

Такси привезло его домой, где его встретил брат и сестра. На их лицах появилось облегчение. Они с радостью помогли ему пересесть из машины в коляску и повезли домой. Никто из них не спросил, почему он мокрый. Кажется, они все понимали и так.
А Элизабет? Элизабет постояла на мосту, постояла, да и не прыгнула. Пошла домой, где ее ждало кофе без сахара, квартира без электричества и тринадцать непогашенных квитанций за коммунальные услуги. Но, кажется, ее там ждало что-то большее и что-то великое – новый день жизни…

***

Жаркий июньский день, число двадцатое, время шесть после полудня. Второй тайм матча-мечты – финал Чемпионата мира по футболу в ЮАР. Минута девяносто плюс третья. Счет на табло 2-1 в нашу пользу. Финальный свисток - Победа.

И это – моя Победа. Как бы абсурдно это не звучало, я не забил победный гол, я не сделал ни одного пасса, ни одной обводки, не продемонстрировал свой любимый дриблинг и обход против пятерых. По сути, я вообще не выходил на поле. Так абсурдно, может быть даже нелогично. Но это была моя победа. Когда-то мне сказали, что я никогда не стану великим, пока однажды со своей сборной командой не выиграю Мундиаль. Что ж... Великий...
Ко мне подбегают мои девушки. Их одиннадцать и еще десять со скамейки. Дружным кружком они окружают мою инвалидную коляску и сплетают руки за спинами. Мы плачем от радости, но не носимся по полю, как это обычно бывает. В нашей победе есть что-то Великое. Никто и никогда не думал, что тренер-инвалид, которому уже давно за сорок лет, приведет этот состав сборной к победе. Но никто и никогда не понимал, что главное дать людям веру в себя,  заставить их поверить.
На секунду круг разомкнулся, и мне показалось, что на трибуне, среди прочих радостных лиц я увидел знакомое девичье личико. Оно не радовалось с остальными, оно серьезно смотрело на меня и вдруг подмигнуло. Круг сомкнулся, а я понял, что это мне лишь показалось. Это не может быть она, сейчас ей примерно столько же лет, сколько мне – она не девчонка, а взрослая женщина.
Я никогда ее не забуду, потому что Судьба свела меня с ней в самый отчаянный момент моей жизни, чтобы спасти... Элизабет… Да, ее звали Элизабет…
- Элизабет,- задумчивым эхом повторяю я и кричу громко,- Великие!