Вопрос к читателям. Как вы думаете, легко ли делать добрые дела? Помогать? Вроде да. А если этим ты кому-то мешаешь?
Из книги «Игра навылет»
Оля сидела на корточках возле мужа, держала его за руку. Вера не выдержала.
– Прости, Кирюша... Боюсь, это из-за меня. – Она помотала головой, чтобы сдержать слезы.
– Мам-Вера, что вы, – сказал Кирилл. – Ерунда какая.
– Что произошло вообще? – спросила дочь. – Можешь рассказать?
И он рассказал.
Мотоциклист на полном ходу спихнул Кирилла на склон холма. Еще и притормозил, гад, посмотреть на результат своей подлости. Если бы не длинные руки-ноги двухметрового велосипедиста... Он успел сориентироваться чисто инстинктивно и просто встал, пропустив велосипед между ногами. Правда, не удержался и тоже скатился вниз по холму, но недалеко. А если б не рост, покатился бы вместе с велосипедом, застрявши в раме, и переломов было б не избежать. Головой сильно ударился, шлем раскололся... Но зато голова-то целая. Спасибо ребятам, они с самого начала советовали без шлема не ездить, мало ли что. И вот, пожалуйста. Ребята мгновенно прервали покатушку, собрались и хотели схватить этого парня на мотоцикле. Но он взревел мотором и, расшвыряв самых смелых, умчался вверх, в сторону Лавры. Велосипедами не догонишь... Ребята и скорую вызвали, а пока ждали, ловко примотали к боку вывихнутую руку. Молодцы. Не зря мы недавно медзанятия на стадионе проводили, пригодилось...
– Вот сволочи, – снова не выдержала Вера. – Ну, я вам... – Осеклась, глядя на дочь. И сразу пожалела о сказанном.
Оля с ненавистью уставилась на мать, лоб покраснел, щеки стали пунцовыми.
– Так это из-за тебя, значит! – зашипела она, стараясь из последних сил сдержать крик. – Мамочка!.. Ты в какое-то расследование опять влипла, да? Очередное спасение? А, вспомнила. Лиза Романова... Что же ты с нами делаешь?!
– Заяц, успокойся, – с тревогой сказал Кирилл.
– Лежи тихо, травмированный, – бросила в его сторону Оля. Она не сводила с матери глаз. – Ты с ума сошла! Зачем ты лезешь в каждое осиное гнездо? Кто тебя просит делать добро всем встречным-поперечным?! За наш счет!
Кирилл никогда не видел свою жену в таком состоянии. Он пошевелился, но Вера знаком попросила его лежать. Она тоже глядела в Олины глаза. Это истерика.
– Ты о нас подумала?! Когда нас всех убьют, тогда ты, наконец, успокоишься!!! – продолжала Оля. – Она не может терпеть несправедливости, видите ли! Мать Тереза! Мать-перемать!
Вера не отвечала.
– Ты просто чистоплюйка, вот ты кто! Совесть у нее, видите ли! У тебя разбалованная совесть. Она не выносит малейшего неудобства. Если кого-то обижают, твоя совесть морщится. Ей некомфортно, она у тебя болит и возмущается – и ты стремишься навести порядок! Точно так же, если плачет маленький ребенок, всякий взрослый страдает и затыкает уши от дискомфорта. Или торопится успокоить плачущего любым способом. Не могут взрослые переносить детского плача. А ты, мамочка, не можешь переносить несправедливости!
Вера не отвечала.
– Но ведь весь мир устроен несправедливо! – У Оли раздувались ноздри, она уже не могла остановиться. – Обиженных полным-полно на каждом же шагу! Ты всем собираешься помогать?! Каждого вытаскивать из дерьма, куда он сам же и стремился попасть, потому что тупой и недальновидный? А какой ценой? Подумай о цене, мама!
Вера не отвечала. Только все смотрела и смотрела на дочь. Которая всегда была ей подругой. И все понимала. Все. А что не понимала, то чувствовала. Маленький большой человек...
– Ничего не бывает просто так, ты сама всегда говорила! – Оля уже почти кричала. – Закон сохранения. Или, наверное, закон равновесия, как хочешь. Наверное, если где-то количество добра увеличивается, то где-то, соответственно, увеличивается количество зла. И даже не где-то, а прямо рядом с тобой, мамочка! Добро не бывает безнаказанным! Нельзя нарушать порядок вещей, перекраивать его, как тебе хочется – только потому, что ты не можешь видеть обиженных! Это же противоестественно! Кем ты себя вообразила? Божеством?!
Вера изо всех сил сжала руки – ногти впились в ладонь – зажмурила глаза, чтобы не дать дочери пощечину. Оля вдруг замолчала, Вера открыла глаза и увидела: она держится рукой за щеку, удивленно смотрит на мать, губы дрожат.
Почувствовала...
«Я сейчас», – сказала Вера Кириллу, увлекая дочь в коридор, к стандартному кофейному автомату в стандартном уголке ожидания с диванами, фикусом и телевизором. Просунула в щель бумажку в две гривны, нажала кнопку «Горячий шоколад», автомат пискнул и выпустил тонкую ароматную струйку в пластмассовый стаканчик.
– Возьми. Пей. Жди. Скоро уходим, – отрывисто бросила Лученко и вернулась к Кириллу.
Она все делала автоматически. Лишь потому, что знала: именно так сейчас надо делать. Все разборы и решения – потом.
– Ну? – она наклонилась к забинтованной голове Кирилла. – Как себя чувствуем?
– Мам-Вера... Вы не обижайтесь на Олю, ладно? – попросил парень.
– Вот еще, – улыбнулась Вера, с трудом двигая щеками. – И не собиралась.
– А я себя прекрасно чувствую. – Кирилл тоже немного растянул губы. – Вечером сбегу домой. Тут кровать короткая. – Он в подтверждение своих слов шевельнул длинными ногами, и металлическая спинка жалобно заскрипела.
– Я те дам домой, – нахмурилась Вера. – Только после магнитной томографии. Понял? А хорошо себя чувствуешь, потому что тебе вкатили обезболивающее. Потом рука еще заболит, будь готов и не хнычь. И вообще, врач сказал, что тебе долго нельзя будет кататься на велосипеде.
Кирилл расстроился.
– Ну вот, – заныл он, – я так и знал... Только начал ездить, так хорошо было...
– Кирюша, – подняла бровь Вера, – ты хочешь спорить с врачами? Да и велосипед твой, наверное, разбит вдребезги, так что нет худа без добра. Спасибо скажи, что жив остался.
– Да там только колеса повосьмерило, – ныл травмированный, – а рама что ж... На раму еще много чего можно навесить...
– Ладно, веломаньяк ты наш. Лежи, спи, до утра еще далеко. И звони, как проснешься. – Она поцеловала его в длинный теплый нос и вышла.
Они вызвали такси из холла. Стояли на первом этаже в полумраке, ждали. Потом Вера вышла наружу: надоели больничные запахи. Оля вышла за ней, молчала, не смотрела на мать. Обеим было неловко.
Вера ничего не хотелось говорить. Потом она все-таки посмотрела на дочь и увидела, что у нее из глаз льются слезы.
Глупое, глупое маленькое существо.
Обнять. Приласкать. Погладить по голове.
Оля обмякла и задрожала в Вериных руках...
Спокойно. Все будет хорошо. Ты права. Твоя мать больше не будет заниматься противоестественным отбором. Ставить плотины и перегораживать потоки фортуны. Пусть.
Если бьют в самых близких, беззащитных.
Если режут прямо по сердцу...
Отойдем в сторону и уступим дорогу. Маленькие всегда уступают большим.
Лишь бы не трогали.