Диалог с совестью Светлой памяти друга

Разлепив глаза, долго лежит,  разглядывая незнакомый потолок. Рядом еле слышно чье-то легкое прерывистое дыхание. Солнце уже взошло, осветив лучами стандартный ковер на противоположной стене незнакомой квартиры. Но особенно ослепительно, до боли в глазах, озаряет потолок, на котором подрагивают тени верхушек деревьев за окном.
Как блудный сын, к нему не торопливо возвращается сознание. С кем-то из друзей обмывали какое-то событие в одном, вполне респектабельном месте. Кажется, прилично и достойно. Совесть пока молчит.

Потом перед глазами мелькает цветной беззвучный калейдоскоп искривленной мозаики  других баров, кафе и ресторанов. Все меньше знакомых лиц… Троица мрачных силуэтов в угрожающей позе. Ощупал себя. Вроде нигде ничего не болит. Все суставы двигаются. Опять, значит, спасла студенческая любовь к восточным единоборствам.  «Господи! – шепчет он, -  Хоть бы опять не перестарался и в этот раз! Менты предупредили ведь, что больше не простят!». Это уже просыпается совесть.

Вот! Вспомнил, наконец! Последний ресторан. Едва успел перешагнуть порог в окружении новых приятелей – собутыльников, на весь огромный зал гремит знакомый голос из репродуктора:
- А это песня посвящается нашему дорогому другу и постоянному клиенту!
Назвал его имя. Полностью. Молодец Юра-джан! Охарактеризовал, как приговорил. «Хорошо, - мучается он,  что родители не слышали этого приветствия в адрес их сыночка».
Совесть проснулась уже окончательно.

А вот он и сам, никогда не унывающий друг студенческих лет, еще с самой картошки. Юра - джан, руководитель музыкального квартета в этом кабаке. С косичкой, бородкой, косынкой, прочими прибамбасами. Вальяжно спускаясь с эстрады, со знаменитой своей гитарой и любимой их песней: «Два синих ока, память сердца хранит всегда» подходит к столу…
Далее лишь лоскутками, обрывками памяти, поданная лично шеф-поваром огромная сковорода жаренной шипящей картошки с грибами… Зависть и огромный энтузиазм остальных посетителей ресторана, с требованием заменить дорогие изысканные блюда на такую же деревенскую сковородку. Потом – полный провал и обрывки мелодий совместного дуэта на сцене, потом хор, кордебалет, что ли?!

Не раз ведь клялся он себе, что к закадычному другу и братану – ходить только до обеда. Абсолютно трезвым. А вечером - ни ногой!
         - А где ты - то была в это время моя совесть? Или тоже любишь женщин?! – укоризненно обращается к ней. Молчит пока. Но подскребывает:
         - А проверь-ка свои карманы!
Осторожно дотягивается до бумажника. Пусто. В остальных карманах завалялась лишь кое-какая мелочевка. Совесть взвилась:
         -  Я же говорила тебе, но ты разве слушал?!

Ладно, все потом, но кто это рядом? Осторожно поворачивается на бок. Слава Богу! Не такая уж страшная и совсем уж молоденькая! Как же ее зовут? Вика? Света? Лиля? Ляля?
- Спорим  - не вспомнишь?! -  злорадствует совесть
- А если тихо, по - английский уйти, не попрощавшись? - мысленно советуется с совестью
- А друга Юра-джана бросишь одного? Он там, в соседней комнате, - ехидно напоминает совесть
- Один?
- Когда это было?! Он тоже боится оставаться ночью один. Ишь, как мамочки вас разбаловали! - совсем уже издевается над ним его совесть
- Что делать, что делать?! И на работу ведь пора, – напрягается мозг
        - Не надо уже, - с сарказмом подсказывает совесть. Это – квартира ее папы, твоего начальника. И вы с Юрой поклялись под утро, что женитесь на его дочерях. Только дочерей вы перепутали. Юре досталась старшая, на десять лет!
С хохотом, и без всякого зазрения совести, вскакивает с постели и начинает натягивать джинсы.
- Слушай, а у Юры-то где была совесть в тот момент?- ликует он
- А ей было наплевать. Во-первых, это был твой начальник, а не его! Во-вторых, Юра-джан уже женат, в отличие от тебя, балбеса. В-третьих, они в одной комнате, но спят-то раздельно! Папаша с мамашей проверяли уж раз двадцать за ночь!
На пороге появились тесть с ружьем, и теща со скалкой в руках и разочарованная старшая дочь, и заспанный Юра-джан, проснувшиеся от его хохота. Только она, то ли Вика, то ли Света, то ли Лиля, то ли Ляля продолжала безмятежно спать…
         А с Юрой и своей совестью он не разговаривает уже лет двадцать…