(отчёт о поездке на юбилейные торжества, посвящённые 175-летию Бородинской битвы)
Бородино продолжается - не только потому, что вечно живыми остаются для нас его воины, каждый из которых - символ истинного, жертвенного патриотизма. Продолжается битва, которая не потеряла своего духовного, а значит и - личностного смысла. В нашей жизни обязательно было или будет такое Бородино, которое всерьёз проверит силу духа каждого из нас.
Русский человек ощущает особую связь с этим полем. Сюда мы приходим не только на праздничную воскресную службу, но и на покаяние. Здесь мы находим порой неожиданный, строгий, но всегда милосердный отклик на свои заветные чувства, восстанавливаем связь времён, устанавливаем в себе - себя. Вот почему Бородино для каждого - своё, и каждая встреча с ним - единственна и неповторима.
Особо значимой для нас - выпускников кружка литературного творчества и эстетического воспитания, взращённых поэтом и педагогом Т. А. Никологорской - стала встреча с Бородино, приуроченная к 175-летию великой битвы.
Праздник встретил всех сошедших с утренней электрички - сереньким небом ранней русской осени, бесконечным дождиком и такими же нескончаемыми людскими потоками. Огромная, казавшаяся бездонной, чаша памятного поля на глазах заполнялась не просто людьми - народом, в молчании, так не свойственном любой толпе, прибывающим и прибывающим, словно океан во время прилива. На тысячах в обычной жизни разных, но сейчас удивительно похожих лиц застыло общее выражение напряжённого ожидания. Люди ждали главного праздника - и дождались его, вряд ли заметив, что сами стали его важнейшей частью, потому что, если короля делает свита, то праздник во многом делают зрители, когда перестают быть просто наблюдателями и становятся «сострадателями» и «сорадователями», то есть - со-радетелями: участниками и творцами торжества.
Что же касается официальной части юбилея, то начало ей было положено возле ближайшего к железнодорожной станции памятника героям Бородина, где актёры в мундирах различных родов русского воинства 1812 года обратились к собравшимся с чем-то вроде приветственной речи. Впечатление от этого приветствия, однако, несколько подпортила фонограмма, звучавшая со стороны, противоположной читающим.
Вообще подобные ляпсусы возникали редко, и причиной их была скорее «перетеатрализованность», чем несмонтированность, «сырость» подготовленной литературно-художественной композиции. Её создатели, очевидно, ориентировались на специфические запросы телевидения, которое транслировало фрагменты торжеств по случаю 175-летия Бородино в прямом эфире; но праздник устраивают прежде всего для людей, идущих к нему, а уже потом - для потенциально заинтересованных телезрителей: по-прежнему сторонних наблюдателей, но никак (при всём уважении к возможностям современного ТВ) не настоящих участников, которых было так много на памятном поле в этот осенний день.
Некоторая эклектичная «телеприторность» чувствовалась и в почти оштукатуренных румянами и белилами красавицах, в составе многочисленных «народных ансамблей» встречавшихся нам по дороге к батарее Раевского (по сравнению с ними группы явно не предусмотренных официозом молодых ребят-песенников в простых русских одеждах выглядели куда исконнее и… естественнее); и в ходе самого представления на батарее, когда на смену суровым русским вдовам из очередного номера программы на подмостки выходил разудалый хор им. Пятницкого с традиционными частушками и прибаутками.
Видно было, что организаторам праздника хотелось заинтересовать всех без исключения, но от этого представление получилось излишне пёстрым для такого дня - и подрастеряло свою основную мысль. Впечатление оно в конечном итоге произвело оглушающее, но такой эффект был вызван скорее силой звука, нежели его проникновенностью. Участники делали своё дело с любовью, однако - то ли это и впрямь свойство нашего времени? - не смогли воссоздать ту решающую атмосферу напряжения всех духовных сил, которая, как всеземное затишье, возникает перед грозой главного воспоминания. Каждый ли вспомнил в разгаре торжеств, чего лишился - и что обрёл он и вся Россия на этом поле, как горька и всё-таки заслуженна была победа, поначалу граничащая с поражением - и лишь потом, под проясняющим дыханием истории, показавшая - и доказавшая нам своё настоящее значение? Да, не отсюда мы погнали басурман с нашей земли, но именно здесь мы приостановили их; и эта запинка в победном шествии врага - поистине дорогого стоила: далее комета Наполеона летела вперёд больше по гибельной инерции, нежели по собственной, впрочем, столь же самоубийственно-сумасбродной воле - да и не летела она уже, а падала… Но какой ценой было оплачено её падение - знает только осень 1812 года, с багрянцем которой не сравнятся краски никаких земных осеней, исключая, быть может, только русские осени Первой - и Второй Мировых войн…
Конечно, необязательно делать такой суровый акцент на всём огромном по масштабам представлении; может быть, хорошо, что оно прошло под знаком фольклорного празднества, возродившихся под обаянием Бородина истинно народных, широких и удалых гуляний - но не было в этой системе некоего нервного центра, где можно было бы сосредоточиться на главном. Прекрасные старухи с их протяжными печальными песнями не могли полностью завладеть нашим вниманием, которое вдруг перебивалось совершенно нелепым в такой обстановке запахом шашлыка - лавки с ним и другой снедью вырастали на каждом шагу. Я не имею ничего против такого предусмотрительного жеста со стороны устроителей мероприятия, - но, право же, шашлыку на Бородино было совсем не место; или, скорее, совсем не везде ему было место на этом памятном поле. Гостеприимным организаторам нужно было разумнее распланировать свои приятные сюрпризы и прочие ухищрения в пространстве и времени; например, поставить все шашлычные палатки в одной точке, лучше в начале или конце праздничной экспозиции. Различные сладости и напитки, как это и было сделано, успешно продавали с лотков коробейники, многие из которых, правда, выглядели что-то уж очень по-современному угрюмыми и необщительными, как будто отбывали тягостную повинность.
И, наконец, откровенно неприятное впечатление оставило у нас поведение некоторых милиционеров, чья когорта на современном Бородино, кажется, не уступала по своей численности французской и русской армиям, вместе взятым, так что в заключительном театрализованном параде всех участников Бородинского сражения милиционеры могли бы не менее лихо прошагать перед зрителями в качестве если не особого, то уж точно - особенного рода войск, воевавших, правда, не за кого-то, а, скорее, против всех - и прежде всего против детей и подростков. Не раз и не два приходилось видеть, как блюстители порядка чуть ли не за уши оттаскивали восхищённую ребятню от стилизованных биваков, которые ещё до начала представления (и это безусловный плюс праздника) французские и русские солдаты - профессиональные актёры и просто энтузиасты-любители из военно-патриотических клубов - непринуждённо разбивали неподалёку от многочисленных зрителей, да что там - практически среди них.
Хотелось подойти и спросить у какого-нибудь особенно усердствовавшего в наведении порядка представительного «дяди» в милицейской форме: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром?..» Недаром ведь говорят сегодня о нашем духовном оскудении, о разрыве со своими историческими корнями? Так для кого же ещё совершается этот праздник памяти, как не для нынешних детей и подростков, которые, может быть, впервые наблюдают оживающую прямо на глазах историю своей Родины - и не просто наблюдают, но чувствуют её дымное дыхание на собственных щеках, и дышат этим горьким дымом, и живут, и сражаются вместе с ней, ощущая себя - её солдатами, её героями, её сыновьями?.. Кому же ещё так необходима эта наглядная школа мужества, это, пускай театрально-фольклорное, но в чём-то - очень настоящее, исконное представление, где счастливо сочетается элемент народной, почти детской игры - с тихо приходящей вдруг вполне взрослой мыслью о судьбе своих предков, о своей судьбе?..
Сегодня, кажется, только дети ещё способны не по-современному серьёзно верить. Творчески популяризированная праздником история Бородина уляжется в головах и душах юного поколения куда прочнее наукообразных высказываний надоевшего учебника. Если же мы теперь с непонятным раздражением захлопываем живые страницы прошлого перед пытливыми глазами ребёнка, стоит опасаться, что у нашей истории не будет достойного продолжения. Перефразируя известный афоризм, скажу так: прятать прошлое от настоящего - значит, закрывать глаза перед будущим.
...Словом, общее впечатление от такого разного праздника оказалось совсем неоднозначным. Неоднородность родного Бородина в его современной постановочной версии закономерно-ярко проявил апогей торжества - концерт на батарее Раевского. Очень хорошо, что на концерте выступили многие ведущие артисты - это, безусловно, делает им честь. Тем более обескуражило в таком со всех точек зрения главном выступлении пение некоторых "прим" под фонограмму (И. Кобзон). Здесь, правда, всё было смонтировано гораздо лучше, нежели в «прологе» у станции - но, как сказал великий русский поэт с обострённым чутьём на «мёртвый дух»: «всё же, всё же, всё же…»
Ещё раз оговорюсь: понятно (особенно теперь - задним числом), что праздник снимало телевидение, что отсутствие фонограммы, возможно, роковым образом сказалось бы на качестве записи… и всё-таки, думается, в жизни каждого артиста случается хотя бы один концерт, на котором он не может просто открывать рот, на котором он обязан петь своим, живым голосом - иначе откуда, в конце концов, берутся все эти прокручиваемые по сто раз на дню в самых разных местах и по самым разным поводам - фонограммы?! Хорошо бы, чтобы выступление на поле Бородина раз и навсегда встало для приглашаемых мастеров в ряд тех событий, которые надо воспевать «живьём»…
В общем, юбилейное Бородино не оправдало всех наших надежд - а вернее, мы, нынешние, не оправдали всех надежд Бородина. И всё-таки главное, что, вопреки любым современным разночтениям и разочарованиям, вселяет оптимизм, это - жизненность, более того - злободневность праздника. Бородино помнят и любят русские люди - а значит, оно продолжается; и на самый сокровенный вопрос, что тревожно задают не столько предкам, сколько самим себе всё новые поколения русичей: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром?..» - недаром ваша святая жертва? - если не мы, то наши потомки, наверное, смогут ответить с чистым сердцем и почти спокойной душой. Как ни крути, а для прогрессивного, то есть, прежде всего, последовательного развития отечественной истории мы обязаны быть достойными нашей национальной памяти, которую, как показал праздник Бородина, у нас пока не отшибло.
1987 - 2007