* * *
(зарисовка из цикла: "записки этнографа-любителя")
Ждали Петрова дня. «Господи, пошли травы доброй, скотинушки крепкой! - приговаривала мать. - Пусть скотинушка ест больше - сердцу легше…» По всей деревне заводили песни - но Гринька наблюдал подобное и в канун других праздников; ему же хотелось разглядеть в нынешних приготовлениях некую особицу, из-за которой близкое торжество перерастает привычную суету и шум очередного ритуального увеселения…
Хотелось непохожести, неповторимости грядущего большого события - уже в самом его преддверии. Такое событие никогда не возникает на пустом месте, не случается ни с того - ни с сего, - но сокровенно, заповедно, исподволь сгущается в замершем воздухе, вызревает красиво и неспешно, как летняя гроза над деревней, предваряемая, будто далёкими зарницами, сдержанными сполохами горних знамений; ведь его даритель - Святой, Который сосредоточенно и неспешно, под покровом небесной тайны, каплю за каплей переливает в этот праздник частицу Своего запредельного Смысла…
Важно только изо всех сил сосредоточиться на ожидании праздника, чтобы не проглядеть его первое знамение.
И такое долгожданное знамение Гринька, наконец, увидел. Правда, оно грянуло не с неба, а явлено было сразу на земле - и всё-таки это было самое настоящее знамение: чудесное, непостижимое, небывалое. Исходило оно - от матери.
Накануне Петрова дня Гриньке довелось подсмотреть, как мать, выйдя в поле, неожиданно стала целовать цветы. Она бережно брала в ладони разноцветные венчики, не отрывая их от стеблей, - и низко склоняясь, не то что-то нашёптывала, не то просто дышала на них, как на выпавших из гнезда птенцов. Гриньке вдруг почудилось, что мать целует не цветы, а поросль похожих на него мальцов и девчушек, для которых она тоже стала матерью в таинственном озарении всеобщего близкого торжества. Склоняясь над притихшим полем, полным сверкающего, победного цветения земного вертограда, мать будто видела там своё отражение и постепенно сливалась с этим отражением - матерью-Землёй - в едином, извечно роднящем их ощущении торжества жизни; и уже казалось, что поле что-то внятно шепчет женщине в ответ на её молитвы над цветами…
Петров день - празднество безгрешного растительного расцвета, откровение травяного и цветочного отрочества - отзывался в человеке праздником спасения живой души, возрастающей, вспоминающей - и возвращающейся домой после долгого зимнего забытья и мучительного весеннего роста; так блудное дитя возвращается к милосердной матери, которая сумела дождаться его сквозь время и самую смерть. Дети земли шептали свои зелёные, чуть шелестящие нежности Гринькиной маме, а она отвечала им словами вечной человеческой любви…
Впервые с такой прозрачной, праздничной ясностью ощутил Гринька сразу всю жизнь вокруг, жизнь всецелую и бесконечную - со всеми и для всех; жизнь справедливую и добрую, просвеченную тихой, но победительной в своей тихости любовью - до самого строгого донца этой жизни: до её конца, вдруг раскрывающегося в чистое начало - от земли, из зерна…
1984 - 2004