Павел Шилов
Костюм то новеханный ещё неодёванный
Рассказ
- Ой, кто это? – крикнула старушка Мария Ивановна Старостина.
- Маша, не бойся. Я это, я, - ответила ей Агафья Фёдоровна Заболотная.
- Агафья, да куда же тебя несёт нелёгкая в такую-то темень, ведь лес впереди. А идти три километра. В метре ничего не видно, да ещё ветер со снегом сбивает с ног. Ты с ума сошла что ли. На животе поползёшь до кладбища-то? Дорогу-то всю замело. Глико в деревне снегу по колено, а в лесу, а в поле?
Ветер, бросая в лицо снежные лавины, леденил душу и сердце. Керосиновый фонарь в руке Агафьи был так для близиру, даже в двух метрах уже ничего не было видно. Закутанная в тёплую шерстяную серую шаль, она была просто гномиком среди разбушевавшейся снежной стихии.
- Машенька, да покоя он не даёт. Как умер, похоронила, с тех пор и началось: в любую минуту дня и ночи позовёт меня, я и срываюсь и бегу на его зов.
- Ну, и дура же ты, ведь говорили тебе, не послушала нас.
- Да ведь костюм-то новеханный, ещё неодёванный. Да и какая разница в чём в земле-то лежать да и гнить. Дорогую вещицу-то я могу продать – всё будут какие-то деньги. Ну, закопаю я костюм-то в могилу, а что толку-то?
- Иди и закопай, и он тебе всё простит.
- Да уж тридцать девять дней выбегала в любую погоду дня и ночи, остался один день как -нибудь выдержу.
- Агафья, ведь говорят в округе голодные волки бегают, долго ли до беды. Вон в соседней деревне забрались в овчарню всех овец и ягнят порезали Митька-то с Дашей в шоке – таких дел натворили просто – ужас.
- Тридцать девять дней ничего со мной не случилось. Я думаю, и на сороковой мне повезёт.
- Как знать, как знать, - вздохнула протяжно, защищаясь от снега и ветра её подруга Старостина. – Я бы так на кладбище в ночь ни за какие бы деньги не пошла, а не только из-за какого-то костюма, да пусть он будет даже покрыт золотом. Жизнь дороже.
- Эх, Маша, Маша, тебе хорошо говорить так у тебя дети, а у меня никого, кто мне поможет в трудную минуту?
- Да, уж и ты – не бедная. Корову держали, молоко продавали, пенсия у него была не маленькая. Как - никак полковник в отставке, где деньги-то?
- Он всё пропивал.
- Не греши на него. Твой Митрей пил не больше других.
- Ну, ладно, Маша, пожелай мне удачи.
- Иди, Агафья, если собралась. Иди с Богом.
Ветер заунывно завыл в проводах, что тянулись вдоль деревни, да так тоскливо, что Марья Старостина перекрестилась, предчувствуя беду, и поплелась домой на тёплую печку, ругая на чём свет стоит свою подругу Агафью, которая в ночь пошла на кладбище. Она долго не могла уснуть, слушала за окошком вой пурги. На сердце кошки скреблись когтями. Ей чудилось, как Агафья упала, фонарь погас, и страшный вой раздался вокруг её. Перед глазами возникли события не столь давних лет, как приехала Агафья в деревню, купила дом и зажила как все деревенские. Потом познакомилась где-то случайно с Дмитрием Заболотным, он потерял жену. Два сына у него уже были на своих ногах и жили в Ярославле. Мужик был ещё не стар. Офицерская выправка и хорошая пенсия говорили сами за себя. Они быстро расписались в сельсовете и стали жить поживать. Сыновья редко навещали отца. Он, конечно, ездил к ним в гости. Но отношения как-то не складывались. Правда, свадьбу сначала старшего сына, а потом и младшего он отгулял. И всё было бы хорошо, но вот рак горла его замучил. Агафья же этим и воспользовалась. Закупив водки и спрятав её в надёжное место, она шантажировала своего муженька. Как ему было плохо, он просил:
- Аганя, будь человеком, налей.
- Митенька, переведи на мой счёт хотя бы рублей двести, - ворковала она ему на ухо.- А я уж найду бутылочку.
И так продолжалось до тех пор, пока не перешли все десять тысяч в её руки. А когда приехали сыновья на похороны отца, денег на книжках не у неё, не у него не оказалось. Аганя кричала, мол, зачем вы приехали, я вас не ждала. И они с болью в сердце уехали в город. Сыновья долго ругались, дескать, где деньги отца, у него же было десять тысяч, но доказать ничего не сумели. А Агафья, боясь ограбления, всю ночь жгла свет. Два топора лежали около, но всё равно она вздрагивала и в испуге пыталась молиться.
- Эх, Аганя, Аганя, куда тебе столько денег, - шептала Мария Старостина, - ведь не молоденькая уже. Восьмой десяток распечатала.
Она еле – еле дождалась утра, и сразу метнулась к Заболотной. На двери висел большой замок, и в доме была полнейшая тишина. И ни одного следочка не было видно. Снегу было столько, что пробираться по деревне можно было только на лыжах.
- Скорей, скорей, - шептала про себя Мария Старостина, - может быть, Аганя ещё жива. Чёртова баба куда её занесло? Надо собирать деревню на её поиски. Надо бы сообщить в воинскую часть пусть солдаты пройдут по нашим местам на лыжах, авось найдут. Эх, жадность наша, куда она нас заносит?
Старостина фактически доползла до соседки, та одела лыжи на валенки, и стала собирать деревенский народ кто ещё умеет стоять на лыжах.
Зимнее солнце вышло из-за перистых облаков и, сверкнув по снежным заносам, как бы улыбнулось тепло и ласково, мол, люди я здесь, и стоит ли вам волноваться. В деревне выли собаки. Их надрывный вой не предвещал ничего хорошего. Старостина крестилась и звала на помощь Бога. Вскоре лыжники выехали, и обыскав каждый куст и рытвинку вернулись обратно в деревню.
- К себе он её забрал. Куда она могла деться? – вздохнула протяжно Старостина. – На кладбище надо ехать там она.
Вышедшая из дому старушка, что жила около кладбища, сказала:
- Я слышала, как какая-то женщина вопила: «Митенька, ну отдай мне костюм, ну отдай. Христом богом прошу, отдай, зачем он тебе в земле-то. А я продам его. Деньги мне нужны. Измучил ты меня. Ох, измучил. Ну, прости, Митень – ка – а. Зачем тебе он, зачем?» Потом всё стихло. Да и что можно было услышать сквозь пургу. А вы заглянули в ручьевину, не там ли она.
- Да ты что, Надя, - вздохнула Мария Старостина, - об этой ручьевине все знают и Агафья тоже.
Она пошла первая и вдруг закричала:
- Что это?
Широкий след тянулся к обрыву, как будто кого-то туда силой толкали. Подойдя ближе к обрыву, где летом протекал ручей, женщина из соседнего дома внизу увидела труп и спокойно сказала:
- Да, вон, наверное, она.
Мария Старостина подошла и подтвердила:
- Точно она, вон и фонарь валяется.
Огафья лежала, как будто её переломили надвое, глаза, выпученные от страха, застыли в предсмертной судороге. Видимо она пыталась креститься, но ей ничего не помогло. Физических повреждений на ней не было.
Вызвали милицию, и началось следствие. Алиби сыновей Дмитрия были железные. Они оба в эту ночь работали в ночную смену, племянница Агафьи Светлана тоже работала в ночь. И милиция несолоно – хлебавши уехала, зацепок никаких, правда, когда медики сделали вскрытье, оказалось, что сердце жадной старушки разорвалось, как говорят врачи: обширный инфаркт.
Похоронили Агафью Федоровну вместе с мужем, только вот беда, когда приходит Мария Старостина проведать могилку подруги, ей почему-то слышится: «Митенька, Митенька, ну отдай мне костюм-то. Я продам его, продам. Мне нужны деньги».
- Жадная ты больно, Аганя, вот и прибрал он тебя к себе. Костюм и полуботинки променяла на жизнь. Эх, Аганя, Аганя! Даже в могиле не можешь успокоиться. Ведь говорили тебе, предупреждали, а ты всё своё – костюм-то новеханный. Вот он тебя и загубил. Деньжищ подико у тебя невпроворот спрятано, найдет ли племянница-то. Конечно, найдёт, она девка непромах, богатая будет невеста.
Приехавшая из города племянница, первым делом вынула новый костюм из шифоньера посмотрела на него, да костюм был новый. Она завернула его в плёнку, потом сунула в пакет. Конечно, не забыла положить и полуботинки, купленные в прошлом году, и отнесла всё это на могилку старика и зарыла в землю, потом, обыскав дом тётки, нашла зарывшую на дворе кастрюлю, а в ней завёрнутую в полиэтилен большую сумму денег, в которой было двадцать тысяч рублей. Деньги в то время были невероятные. На них можно было купить три легковые машины. А рядом два ящика водки, откуда она брала вино, чтобы подпаивать больного мужика.