В тускло освещенном подъезде девятиэтажки стоял голый Макаров. Ничего, кроме набедренной повязки из махрового полотенца, на нем не было. Даже тапочек не было.
Макаров крючился, ежился от холода и крепко обнимал сам себя. Руки и плечи у него были худые, мосластые, конопатые, торс – ребристый, как рисовые поля Вьетнама.
Угнетали не только жуткий холод, одиночество, помойные запахи мусоропровода, а еще и звуки новогоднего праздника, который отмечали беззаботные люди совсем рядом, за тридцатью сантиметрами бетона, в теплых квартирах вокруг обильно накрытых столов. Отмечали, и никакого дела им до Макарова не было.
А начиналось все многообещающе. Он, Макаров, компьютерный гений их банка, все-таки решился сделать официальное предложение менеджеру по связям с общественностью черноглазой Каролине. Карочке, как ласково называли ее все сотрудники, включая самого президента и главу наблюдательного совета.
Что и говорить, считалась она девушкой с характером, но когда влюбилась в худющего рыжего Макарова, ее глаза-черносливины так засияли, так заизлучали обалденные протуберанцы счастья, что все в их банке стали с нетерпением ожидать закономерного хеппи-энда…
Внизу бухнула дверь. Послышался гогот, пьяненький тенор затянул: «Подни-и-имем, друзья, мы заздравную ча-а-ару…», потонувшее в смехе. Заскрежетал, завизжал лифт. Чтобы ненароком не попасться на глаза запоздавшей к встрече Нового года компании, Макаров метнулся на площадку мусоропровода. Лифт остановился где-то ниже, на пятом. Донеслось хлопанье двери, приветствия, поцелуи, новое вытье тенора, металлический чавк замка - и Макаров опять остался в холоде и безнадежном одиночестве.
Встречать Новый год они с Карочкой в этот раз решили только вдвоем. Им так давно хотелось уединиться, так тянуло в замкнутое пространство, так влекло к душевным излияниям, приглушенному свету и тишине, что лучшего варианта, чем новогодний тет-а-тет в Карочкиной уютной квартирке, и придумать было нельзя.
О главном Карочка, конечно же, не догадывалась. В кармане элегантного макаровского смокинга, взятого на прокат по случаю его решимости встретить Новый год с серьезными намерениями, лежал маленький бархатный футлярчик, в котором покоилось изящное колечко в виде веточки с цветочком из крошечных бриллиантиков - как раз по размеру Карочкиного безымянного пальчика. Под бой часов и канонаду петард за окном Макаров придумал попросить у своей любимой руки и сердца и надеть ей это колечко на пальчик.
Кроме колечка, среди новогодних приготовлений Макарова значились шампанское, деликатесы, купленные в отделе кулинарии соседнего супермаркета, диски с растекающейся любовным томлением заграничной музыкой, и главное – большой новогодний торт, испеченный по его заказу тетей Лизой - лучшей кулинаркой в макаровском семействе - на котором красовалось трепещущее вишневым желе алое сердце и витиеватая надпись: «Каролина + Эдисон = любовь».
Эдисон – это он, Макаров. Имя, конечно, еще то. Потому-то с раннего детства все называли его Эдиком, а когда повзрослел – Макаровым.
Макаров выглянул в окно. И без того мутный от мороси и слякоти двор расплылся. Чернота, раскачивающиеся ветви деревьев, завывание сквозняка. Макаров заморгал, вытер ладонью набежавшие слезы и еще раз посмотрел на улицу. Тьма!
А что это там копошится? Макаров прижался лбом к стеклу, пытаясь разглядеть черную фигуру. Фигура подозрительно хлопотала рядом с одной из припаркованных машин. «Преступный мир не дремлет и в новогоднюю ночь, – догадался Макаров. – Впрочем, мне то что?».
Но с другой стороны, быть свидетелем преступления и ничего не предпринять – это плохо, не по-граждански как-то. И что скажет Карочка, если узнает, что он смалодушничал?
Ну и пусть! Что ему драться за чужую собственность? Да еще голым? И преступник может быть вооружен… Нет, нет, и еще раз нет!
Он кивнул сам себе. Но в тот же миг представил обожающие полные золотых искринок южные ночные Карочкины глаза и, сжав зубы, помчался вниз по ступенькам. Допрыгав до первого этажа, распахнул дверь и петушиным фальцетом выкрикнул: «Эй!».
Черная фигура обернулась. «А ну иди сюда!», - с трудом перестроился на мужественный бас Макаров.
Фигура бросила на землю что-то мягкое, бесформенное, заметалась и исчезла во мраке. Макаров растерялся. Он жаждал борьбы и подвига, а тут – на тебе. Что ж, тем лучше. Макаров решительно поправил на узких бедрах полотенце и приблизился к злополучной машине.
Это был синий «Ниссан» последней модели. Задняя дверца осталась открытой. Рядом валялось то, что был вынужден бросить вор. Макаров пригляделся: шуба! Поднял, развернул. Да, действительно шуба. Женская. Из пушистого шелковистого меха. Длинная. Уютная. Теплая.
Как хорошо было бы сейчас запахнуться в такую шубу! Но Макаров – порядочный человек. Ему чужого не надо. Разве только на время, до утра, погреться, а потом вернуть хозяйке… Макаров решился. Захлопнул дверцу и с шубой в руках побежал обратно.
Он, конечно, не заметил, как в единственном на весь расцвеченный новогодними огнями дом темном окне на третьем этаже шевельнулась занавеска. На улицу глянуло чье-то бледное лицо.
Оказавшись в подъезде, Макаров с лихорадочным нетерпением закутался в пушистые меха, сел на ступеньку, поджал ноги и подоткнул полы шубы. О, какое он испытал блаженство! Прямо-таки душевный восторг! От полноты чувств Макарову захотелось петь, и он затянул: «Новый год настает, с Новым годом, с новым счастьем, вот сидит паренек…».
Концерт прервало неожиданное появление милиции. Макаров так и не понял, почему милиционеры спустились сверху, с девятого этажа и, извинившись, попросили его дать пройти. Было их двое, безусый молодой лейтенант и усатый сержант постарше. Оба явно не при исполнении, поскольку пахло от них хорошим коньяком, и настроены оба были расслаблено и дружелюбно - очевидно, наносили кому-то непротокольный новогодний визит.
Макаров вскочил, запутался в шубе и чуть не скатился по ступенькам. И тут взгляд усатого сержанта упал на его босые волосатые ноги.
- Ну и что мы тут делаем? – невинно поинтересовался сержант.
- Кто, я?
- Вы, вы.
- Ничего…
- Ты что, не видишь: гражданин наотмечался, - сказал лейтенант.
Макарову стало обидно. Ну как рассказать этим славным добродушным ментам, что его жизнь дала трещину из-за жуткого, невероятного, подлого случая!
Все начиналось замечательно. Макаров явился к Карочке, бережно неся на растопыренной пятерне поднос с драгоценным тети-лизиным тортом. Поцеловались. Сели за стол проводить старый год, который принес им столько хорошего. И хоть футлярчик с заветным колечком буквально прожигал Макарову бок в кармане заимствованного смокинга, он твердо решил дождаться боя часов и начала петардового штурма.
Впрочем, Карочка – вот женская интуиция! – уже почувствовала, что грядет нечто значительное, и была напряжена, серьезна, а ее бездонные черные глаза так и лучились любовью, от которой Макаров млел и плыл, и ощущал себя уже где-то в районе седьмого неба. И тут заверещал этот идиот, эта подлая скотина, этот провокатор – мобильный телефон…
- Вы из какой квартиры? – поинтересовался усатый сержант.
- Не из какой. То есть из сто девятнадцатой. Вон, - Макаров показал на Карочкину квартиру. – Только у меня нет ключа.
- Давайте все же проверим, - предложил сержант.
- Виталик, брось, - сказал лейтенант. – Ну чего ты к парню привязался? Новый год и вообще…
- А чего он голый? – резонно возразил сержант…
Когда зазвонил мобильный телефон, Макаров автоматически поднес его к уху. На всю квартиру, нет, на весь мир, всю Вселенную, из трубки заорала его бывшая одноклассница Наташка, живущая ныне со своим мужем-аборигеном в далекой Австралии:
- Привет, жених, с Новым годом! Ты как там? Скучаешь по невесте? Я тут сохну, сдыхаю от тоски. Жара плюс сорок пять, представляешь?..
Вставить хотя бы слово в ор этой дуры было невозможно. На всю силу своих закопченных с самого шестого класса беспрерывным курением легких она вещала:
- Эдичка, лапа моя, до чего же здесь хреново. В новом году приеду, жди, мася, вспомним былое…
Какое еще былое? Ну, сидели они с Наташкой за одной партой, ну покуривали иногда за школьным спортзалом, ну ходили в школу и из школы вместе, потому что жили в одном подъезде, и матери их дружили. Потому-то и дразнили их женихом и невестой. А так ничего не было. Ничего! Никаких лямуров-тужуров.
- Ты там не женился еще? – надрывалась Наташка. – Я тебя люблю по-прежнему, слышишь?..
И тут произошло нечто, что Макаров уловить не успел. Что-то мягкое, липкое, сладкое ткнулось в его лицо, забилось в рот, нос, глаза, повисло на ушах, размазалось по галстуку и блестящим лацканам щегольского смокинга. Торт!!! Торт с сочащимся вишневым сиропом сердцем и надписью про любовь со всего маху въехал в Макарова.
Он продолжал сидеть за новогодним столом, ослепленный и остолбеневший. Резко захлопнулась дверь. Карочка… Ушла, чертовка! И куда? Ночью, в слякоть, в неизвестность, из собственной квартиры… Надо же было Наташке позвонить именно сейчас!
Макаров вслепую нащупал валявшуюся на полу и все еще верещавшую противным Наташкиным голосом трубку и замогильно сказал:
- Я не женился. Конец связи.
Потом он встал и, стараясь как можно меньше касаться стен и мебели вымазанными жирным приторным кремом руками, принялся на ощупь искать Карочкину ванную…
Стоя с милиционерами у запертой Карочкиной двери, Макаров чувствовал себя мерзко.
- Здесь? – спросил сержант.
- Да.
- Звоните.
Макаров позвонил. Естественно, никто не открыл. За дверью царила первозданная тишина. Он еще раз безрезультатно нажал на кнопку. И тут неожиданно за их спиной раздался встревоженный голос, за который он отдал бы все сокровища света:
- А что это вы тут делаете?
- Карочка… - обрадовался Макаров.
- Что случилось?
- Ничего не случилось. Просто подтверди, что я был у тебя, ты обиделась и ушла, а я остался…
- Здесь, в подъезде?
- Да нет же. Я принимал душ. Кто-то позвонил в дверь. Я подумал, это ты вернулась. Выскочил, как был, только полотенце успел прихватить. Выглянул – никого. Ну думаю, спряталась за лифтом, подкрался на цыпочках… а дверь, видишь, захлопнулась…
- А кто тебе дал шубу?
- Никто, - пролепетал Макаров, понимая, что в присутствии милиционеров вопрос о шубе лучше замять.
- Хорошая шубка, - удивилась Карочка, - дорогая…
Милиционеры, собравшиеся было уходить, остановились.
- Пошли, Каролина, - сказал Макаров быстро, - я замерз, есть хочу, дома поговорим.
- Минуточку, - окликнул усатый сержант, – так это не ваша шуба?
- Нет, - сказал Макаров, опуская глаза.
- И не ваша?
Карочка помотала головой.
- Понимаете, сказал Макаров, - я сейчас все объясню…
На милиционеров его прочувствованная речь про «Ниссан», вора, брошенную шубу и честное намерение позаимствовать вещь, чтобы согреться, не произвела ровно никакого впечатления.
- Одевайтесь, - резюмировал, наконец, безусый лейтенант.
- Зачем? – вздрогнул Макаров.
- Вопросы здесь будем задавать мы. А вы, пожалуйста, не раздевайтесь, свидетелем будете, - вежливо сказал он Карочке. – И шубку-то, шубку захватите! Улика!
Они вышли во двор. На душе у Макарова было так тоскливо, что хотелось сорваться, убежать, забиться в укромный уголок и забыть все как страшный сон. Кроме Карочки. Хорошо, что она была рядом и держала его за руку. Подошли к «Ниссану».
- Вот видите, - похлопал по дверце Макаров, - царапины какие! Тут инструмент нужен, чтобы такие царапины. А я же голый был, только с полотенцем. Не ногтями же, правильно?
- А вы не знаете, чья это машина?
- Нет.
- Я знаю, - сказала Карочка. – Это соседа с третьего этажа. Толстого такого, лысого.
Все четверо отправились обратно в подъезд. И конечно, не почувствовали, как в темном окне из-за занавески их держал на прицеле чей-то внимательный взгляд.
Снова ненавистная лестница, бетонные стены, за которыми досматривали новогоднее телешоу благополучные разомлевшие от съеденного и выпитого люди. У Макарова в голове все спуталось, перемешалось. Сейчас он и сам уже не смог бы толком объяснить, с чего началось это ужасное приключение. Позвонили.
- Кто там? – после продолжительной паузы раздался недовольный женский голос.
- Милиция!
- А в чем дело?.. Саша, Саша, - не дослушав, завопила женщина за дверью. – Да просыпайся ты, блин! Милиция пришла!
Пару минут спустя дверь открыл помятый толстяк с осоловевшими глазами, которому явно казалось, что милиционеров не двое, а четверо. Из-за его округлого плеча выглядывало пылающее негодованием женское лицо с расплывшимися пятнами туши и сочных теней под ниточками-бровями.
Лейтенант представился и объяснил причину беспокойства.
- Вот вещь, - сказал он, указывая на пушистую шубу в руках Макарова, - которая была похищена из вашей машины. Узнаете?
Толстяк, чуть не вывихнув глаза, сфокусировал взгляд на жене и внятно выговорил:
- Не, это не наше.
- Не ваша? Синий «Ниссан» - ваш?
- «Ниссан» наш. А шуба нет. Первый раз вижу.
- И я первый, - подтвердила жена.
- Ну как же?.. – изумился Макаров.
- Помолчите, сказал ему усатый сержант. – Разберемся. Может, вы шубу сняли с кого-то на улице. А может и того хуже.
- Чего хуже? – прошептал Макаров.
- Вы не имеете права, - выступила вперед Каролина, закрывая его собой. - Он ни в чем не виноват! Это я виновата! Это из-за меня он остался голым в подъезде! Ему было холодно!
- Разберемся, - меланхолично повторил сержант.
И тут неожиданно открылась дверь напротив и на площадку выкарабкалась худенькая аккуратненькая старушка, опирающаяся на ходунки. Она ступала, покачиваясь от напряжения, тяжело передвигая ноги.
- Не врет он, - сказала она, указывая на Макарова, - они вон, Левченки, врут. Все я видела. Правду он говорит. И про машину, и про шубу эту.
От ее появления опешили все – и Макаров, и Карочка, и милиционеры, и супруги Левченко.
- А вы, гражданка, - спросил лейтенант, - кто, собственно, будете?
- Ольга Ивановна Артемьева. Пенсионерка, если интересуетесь. Никого у меня не осталось. Всю ночь у окна, сон не идет из-за болезни, ноги крутит даже в Новый год. Видела я все. И как какой-то хмырь ломал замок, видела, и как парнишка этот голый выбежал. Левченков это шуба, из машины их, врут они все. В крови это у них. Я бы ради них и пальцем не шевельнула, а парнишку жалко.
- Ну? – сказал сержант, обращаясь к супругам Левченко.
- Ну!!! – крикнула жена, наступая на мужа арбузными грудями. – Откуда шуба, блин? Выкладывай!
Вмиг протрезвевший толстяк растерялся, хотел было скрыться в чреве своей квартиры, но супруга жесткой рукой схватила его за шиворот и он вынужден был признаться, что шуба осталась в машине после вчерашней вечеринки. Отметили Новый год на фирме, потом поехали кататься, потом развозили подвыпивших дам по домам, и одна из них забыла свою шубу в левченковском «Ниссане». Нести домой такую компрометирующую вещь он не решился, потому, что сами видите, с кем ему приходится, как говорится, идти по жизни…
Вот так все и прояснилось. Обвинения с Макарова сняли, и скоро все разошлись: Левченки – ругаться, милиционеры по своим милицейским делам, которых в новогоднюю ночь бывает даже больше, чем в обычную, а Макаров с Карочкой и Ольгой Ивановной – все-таки отпраздновать встречу счастливого Нового года в уютном Карочкином гнездышке. Потому что негоже в такую ночь человеку оставаться в одиночестве – какими бы невероятными ни оказались его жизненные обстоятельства.