В ночь на Ефрема домового подкармливают, приговаривая:
«Хозяин, батюшка, побереги скотину»
Вороне было зябко. Поёжившись, она поудобнее уселась на ветке, втянув голову, опустила огромный чёрный клюв на грудь. Замерла, застыла, лишь глаза продолжали неотрывно следить за выходом из мастерской. «Один, второй, третий, - считала ворона, – значит, остался еще один; плешивый не в счет. Придётся подождать: бережёного бог бережёт». Прямо около двери валялась вскрытая консервная банка с остатками тушёнки в жёлтых кусочках аппетитного жира. Ворона томилась, но подобраться к банке не решалась. Продолжала терпеливо ждать.
А в керамической мастерской, устав от застолья, сидя в кресле, спал Анатольевич. Телевизор транслировал очередные теледебаты. Широколицый кандидат, во что бы то ни стало, пытался в чём-то, очевидно очень для него важном, убедить всех, кто находился по другую сторону экрана. Но, несмотря на его самозабвенное с полной самоотдачей выступление, народ, в лице Анатольевича, продолжал спать, негромко посвистывая.
Однако спали не все. На другой половине мастерской Саша творил. Из последних комочков глины ему удалось создать пузатого мужичка очень похожего на круглобокого кандидата в депутаты. Наконец работа была окончена и «поскребыш» занял своё тёплое место в сушильном шкафу. «И сказал творец, что это хорошо и закончил дела свои». Умыл руки и прошёл на соседнюю половину. Присел к столу, закурил. Анатолич спал. В телевизоре толстозадого кандидата сменил поджарый ковбой из американского вестерна. Ковбой говорил тише и реже, но всё равно был более убедителен, чем его предшественник.
Саша курил и смотрел на непривычно чистый стол. Вдруг, в неярком свете лампы столешница зашевелилась, задышала. Как будто бы стала набухать, приподнимаясь в середине маленьким вулканчиком. Столоизвержение! Саша удивился и, протянув руку, осторожно потрогал сейсмически нестабильное место. Рука упёрлась в твёрдую ровную поверхность монолитной столешницы. Никаких бугорков и вулканов. Абсолютно ровная плоскость. Но, как только он отвёл руку, движение возобновилось. Несколько раз он безуспешно пытался поймать стол во время набухания, однако тот был быстрее. И тогда Саша решил выждать и понаблюдать.
Поглощённый странным поведением стола, он не заметил, как проснулся Анатолич и с интересом подглядывал за ним. Так они и сидели – Саша таращился на стол, Анатолич на Сашу. Наконец хозяину надоело, и он прервал молчание:
-Что, Сашок, тоже видел?
-Что тоже? – Саша хотел уточнить, видел ли Анатолич то же, что и он.
-Ну, на столе.
-Что на столе? Говори яснее!
-Яснее? Взбухание! Нет, скорее волнение, короче, дыхание.
-Чьё дыхание?
-Ну, я-то думаю, что домового. Он, знаешь, иногда такие шутки выкаблучивает, только держись.
-Так здесь ещё и домовой водится?
-Ещё бы. Конечно, водится.
-Ну, ты и свистун!
-Послушай меня, Сашок. Я прошу уважительно относиться к тем вещам, которые ты не в состоянии понять, а именно: к духам и всему тому сверхъестественному, что постоянно происходит в мире и, в частности, в этой мастерской.
-Да? И что тут происходит? Пьянка каждый день и никаких чудес!
-Ты так говоришь потому, что боишься поверить, хотя только что сам видел проявление сверхъестественного.
-А ты знаешь, что я видел?
-Знаю, знаю. И даже больше, я сам могу кое-что показать!
-Что?
-Наличие потусторонних сил! – Анатолич торжественно поднял указательный палец.
-Мутабор! Му-та-бор-р-р! – закричала ворона во дворе.
Саша вздрогнул.
-Ну, и что ты можешь показать?
-К примеру, могу назвать любую костяшку домино.
-Я-то думал, ты мне про мистику будешь «втирать», а ты, фокус-покус. Домино! Да они у тебя все помечены, краплёные.
-Ты сам своей рукой помешаешь, а я даже смотреть не буду.
-И при чём тут сверхъестественное?! Обыкновенная угадайка.
-Э, брат, никакая не угадайка. Подумай сам. Угадать практически невозможно. Если конечно они, – Анатолич опять ткнул пальцем в потолок,– не помогут. А они домино любят. Ведь эту игру придумали монахи – святые люди.
-Ещё и монахов приплёл. Может у тебя и с ними астральная связь?
-Есть немножко, мы друг друга уважаем.
Как будто подтверждая его слова, за дверью утвердительно каркнула ворона.
-Ладно. Показывай, – согласился Саша.
-Тогда мешай, – и хозяин высыпал на стол костяшки домино.
Пока Саша тщательно перемешивал, Анатолич демонстративно отвернулся к телевизору, где долговязый ковбой начал расстреливать своих оппонентов.
-Готово!
-Хо-ро-шо. Теперь возьми любую кость. Взял?
-Взял.
Анатолич по-прежнему смотрел в телевизор.
-Так, так. Там точно есть цифра три.
-Верно, а вторая?
-Подожди. Мне надо настроиться. Возьми новую кость. Можешь ещё перемешать?
Саша опять перемешал.
-Готово! Угадывай.
-Так, так. В общем, вижу цифру четыре.
-Да! А почему вторую цифру не называешь?
-Подожди, я ещё на волну не настроился. Давай ещё разок перемешай получше.
Саша перемешал и вытащил костяшку «три : пять».
-Так! – уверенно изрёк Анатолич. – У тебя «три : пять».
-Фу ты, угадал!
-Гадание здесь ни при чём. Давай ещё тащи.
Четвёртая кость была «ноль : один».
-Пусто : единица, – определил Анатолич.
-Вот это да! Как это у тебя получается?
-Я уже говорил как. Только ты не слышишь, не хочешь слышать. А ведь сказано в писании: «Имеющий уши, да услышит».
-Ладно, ладно. Давай ещё разок. Вот если сейчас угадаешь, то услышу, а может и поверю.
-Вера мне твоя не нужна. Она тебе нужнее. Вот ты сейчас обязательно возьмешь дубль. Так мне духи говорят!
Саша потянул крайнюю костяшку, перевернул её – «четыре : четыре» - дубль.
-Давай ещё!
-Ты же говорил - последний раз?
-Самый последний! – он быстро перемешал, моментально схватил и зажал в кулаке костяшку.
Анатолич оторвал взгляд от торжествующего ковбоя, только что пристрелившего своего главного оппонента и, повернувшись к Саше, снисходительно посмотрел на него.
-У тебя в кулаке дубль «шесть : шесть».
Сашок медленно разжал кулак. На ладони лежал дубль «шесть: шесть»…
Уже дома, не найдя объяснения случившемуся, Саша долго не мог заснуть, всё ворочался.
Анатольевич же наоборот заснул быстро очень довольный собой. А что касается домового, то он немного пошалил для проформы: спрятал хозяйские тапочки, высыпал окурки из пепельницы, разбил рюмку и тоже успокоился. В мастерской наступила тишина. Лишь со двора доносилось тюканье. Это ворона, своим огромным чёрным - пречёрным клювом тюкала по консервной банке.