Около полугода назад в нашем доме завелась собака.
Больше всего её появления ждала моя супруга. И как это обычно бывает, завели щенка для ребёнка.
В первый день, когда она появилась, думали о том, какое имя дать ей. Решение приняли почти сразу, когда заметили её стремление жевать всё, что плохо лежит. Так и повелось, что стали называть собаку Жуней.
С первых дней Жуня росла у нас, как милое дитя. Она была ещё очень маленькой и выходить с ней гулять на мороз было нельзя. Оказалось, что индустрия товаров для животных значительно продвинулась с тех пор, когда у меня ещё была другая собака. Теперь чего только нет в продаже. Пелёнки, костюмчики, поводки, шампуни и прочая хрень. В общем, всё, чего только может пожелать душа.
Даже обувь специальная в продаже имеется.
Как-то раз я сам ходил в зоомагазин и, мучительно пытаясь разобрать название этой обуви в списке, спросил продавца:
— Барсики есть?
— Какие ещё Барсики? — Удивилась продавец. — Мы животными не торгуем. Здесь продаются только товары для них.
— Ну, барсики какие-то? На ноги надевать, есть?
— Нет, барсиков нет.
— А чё есть?
— Посмотрите на том стенде, — она указала рукой куда-то в непонятном направлении, — там молодой человек Вам подскажет.
Но молодой человек показал мне какие-то ботинки аж с молнией, и я ушёл несолоно хлебавши.
Позже выяснилось, что эти тапки называются «Барбоски».
Жуня мне понравилась. В этом моя супруга оказалась права, утверждая, что она не может не нравиться.
За всю её жизнь у нас сделал ей даже два подарка. Купил резиновую свинью и меховую панду.
В другой раз ходил за блошиным ошейником.
— Мне вот тут надо ошейник для блох…
— Может быть, от блох? — Улыбнулась продавец.
— Я хрен знает. Может…
В это время мне на плечо запрыгнул местный магазинный котяра и похоже уходить не собирался. Я уже расплатился и пошёл вон, а он всё так и сидел у меня на плече. Я будто и не замечал его.
— Стой те же! Вы же сейчас нашего кисочку унесёте! А ну иди сюда, Кисуль! — Продавец взволнованно стала снимать кота с меня. — Вы ему понравились.
— Наверно… — Протянул я, рассматривая ошейник для блох.
Гуляние с Жуней началось где-то ближе к новому году, когда она чуть подросла. Есть у неё ещё костюм такой розовый «Dog Town» называется. Ошейник со стразами какой-то и всё-такое.
— Это у Вас девочка? — Поинтересовалась прохожая на очередной прогулке.
— Нет, блин, кобель. Чё не видишь, что розовая?
Гуляем мы с Жуней по-разному. Когда идёт кто-то один, то недолго. Но если случается вдвоём с супругой выйти, то тут уж, как говориться, держись. Отпускаем собаку с поводка, и она начинает носиться, как ошпаренная взад-вперёд.
Я расставляю руки, как какой-нибудь вратарь, она несётся. Только я, значит, изготовлюсь, как она – Фух! И пролетает куда-то мимо. Пока развернусь, пытаясь понять, куда она подевалась, она уже назад бежит, запыхается! Во как! Шустрая собака.
С гулянки приходим, ложим Жуню в ванну – мыть лапы. Она почему-то не любить раздеваться и всегда фырчит. То ли не догуляла, то ли как все маленькие дети, капризничает. Пока была маленькая, было проще в том отношении, что она дожидалась тебя в ванной, пока сам сапоги сымаешь. А сейчас уже выпрыгивает и может прямо так, с грязными и немытыми лапами ринуться в залу. А это уже, конечно, никуда не годиться.
Потом лапы сушить надо. От тряпки Жуня всячески уклоняется, больше любит по пледу прыгать. Рычит, лает, носится как оголтелая – хрен-два поймаешь! В общем, веселуха стоит, дай Боже!
После гулянки у неё просыпается аппетит.
Один раз перегрели ей еду (в микроволновке минут на 10 лоток поставили), ложим её (еду) в миску. Пар идёт, а пожрать-то нельзя – горячо! Так Жуня стоит и лает на еду, будто та виновата, что горячая.
Пока она ещё не подросла, была возможность от неё на диване укрыться – залёг туда, а она вокруг скачет, забраться не может. Сейчас всё серьёзнее: запрыгивает вместе с игрушками, с бубликами, в общем, со всем, что Бог послал и к игре призывает. В душе-то ещё щенок совсем.
Любимая игрушка у неё – крыса такая плюшевая. Из Икеи. Десять лет назад покупали её, так в ту пору не думали и не гадали, что вот теперь понадобиться. Жуня её уж и так и сяк: всю истаскала. Так вот, с щенячьих когтей до сих пор с этой потасканной крысой ей играть нравится.
А мне чего? Жалко, что ли? Залупишь эту крысу куда подальше – она бежит! Приносит, но не отдаёт. Тянешь-тянешь её у ней из пасти-то – не пускает. Особенно теперь, когда молочные зубы коренными сменились. Валтузишь её по полу за эту крысу-то. Во, зубы какие крепкие! Потом отымешь – Жуня прыгает, лает, крысу вновь получить хочет.
— Атака! — Командую ей и бросаю крысу…
— Не атака, а апорт! — Поправляет меня супруга. Она в этих собачьих делах понимает.
Как-то учили Жуню барьер брать. Научилась. Но хитрит. Всё норовит барьер обойти, да кусок бублика (или печенья, там) на халяву захавать.
А вообще собака добрая – ко всем ластится. Потому боимся надолго с поводка спускать. Чуть поманишь, она и убежит за кем-нибудь. Ищи потом, свищи.
Как-то раз решили вручить ей медаль по результатам освоения команд «сидеть» и «дай лапу». Вот с той медалью-то и решил я её нарисовать!
Ещё на свою голову научил её в «паучков» играть. Из пятерни делаю паука, а она его догоняет, хватает. Пока у неё ещё молочные зубы были – терпимо, а сейчас уже больно прихватывает, зараза. Жена как-то повторить с ней пыталась эту забаву. Жуня того «паука» хвать! Жена визжит! Ещё бы, лапки то женские.
Кормим мы её хорошо. Всё по уму: гречку там с индюшкой или курицей. Так она, хитровань, мясо выедает, а кашу так – чуть поклюёт и ку-ка-ре-ку! Дальше идёт к столу. Морду на колени положит и просит ещё чего-нибудь. Жалобно так, будто дней десять ничего не ела. Я один ей подаю. Супруга говорит, баловать нельзя, так что делаю это тайно. Один раз она у меня так пол пачки крекеров выпросила один за другим, потом пол ночи пить ходила – сухость от них невозможная! Жаль, что на молоко у неё аллергия. А то мне очень нравится смотреть, как она его пьёт – никогда ни капельки не оставляет, хоть полную миску лей, всё дочиста умнёт.
Но когда наедается, а ты ей, скажем, кусок сыра дал – уносит его прятать. Потом убираешься на выходных, и то там, то сям такие вот схроны находишь. Запасливая! На чёрный день припасы себе ложит.
Попервоначалу боялись за провода. Особенно в зале. Ну, где телевизоры там, ноутбуки и прочая херь. В итоге провода все под плинтуса упрятали. Остался один проводок – на балконе свет проводили, да вилка погорела. Так вот лежит этот проводок сиротливо, а Жуня и рада – знай себе, грызёт. Покуда я работаю там или ещё чего, за компьютером, она у меня под ногами проводок тот обрабатывает. Он с каждым днём всё короче, так что скоро придётся ещё что-то на замену выдумывать. Но, зато, недостатка в меди в организме у Жуни нету.
Спит Жуня забавно. Бывает, на спину перевернётся, лапы в стороны и лежит так, сопит. Часть её что-то снится. Она во сне лает так тихонько, совсем как люди, которые во сне говорят чего-то. Однажды разлаялась во сне так, что сама себя разбудила. Мордой вертит, не может понять, куда всё делось – сон-то закончился! Последнее время повадилась к нам на диван лезть – любит спать в ногах. До полночи под ванной хоронится, а как под утро холодать начинает – к нам бежит, греться. Сначала гоняли, потом плюнули – жалко животину. Не пустишь её – она скулит, просится. Ну как тут её прогонишь.
Супруга с ней всё-таки построже. Воспитывает!
— Это всё-таки зверь! — Говорит. — А ну-ка, Жуня, где газета! Сейчас кому-то газетой попадёт!..
А я жалею. Не ругаю её. Один раз, правда, наказал, когда она на моё лежбище надула. Спать-то мне где? Пока промыли-просушили, а тут уже второй час ночи. Ну что поделать? Как с ребёнком.
Встречает меня, радуется. Прыгает, танцует на задних лапах. Один только раз не заметила, как я пришёл – была увлечена костью. У жены от бульона осталось. Играет с ней, как котёнок. Зубами подбрасывает, сама с собой и с костью этой играет. Тут уж не до хозяина. Вообще Жуня всегда чувствует, когда кто-то из наших домой возвращается. Лифт ещё только зашумит, а она скулит уже, возле двери крутится. Откуда знает, что именно наш кто-то снизу едет, одному Богу известно. Но – факт!
Любопытная собака растёт. Есть у неё привычка в окно глядеть. Единственное место, где до подоконника добраться можно – детская. Сначала на диван – прыг! А там уже и подоконник рядышком. Часами может там сидеть. В парк смотрит: как собаки гуляют, как троллейбусы гудят, машины и люди снуют туда-сюда. Сам один раз с улице её в окне увидел. А она меня от туда, значит, видит. Признала. Форточка-то закрыта, но вижу – лает, беспокоится, домой меня зовёт, значит. Забавно. Мы на третьем этаже живём, но всё равно, для такого маленького зверя – высота. А она вон как, признала хозяина-то!
Однажды долго гулять с ней не шли. Дело уже совсем к вечеру. Мы замешкались чего-то. Так Жуня в углу возле двери линолеум драть стала – ход подрывает себе, выбраться на улицу хочет. Это же надо, силищу такую иметь. Линолеум из-под плинтуса надо было выцепить, да и вообще, разодрать его не так-то просто. Ну, поругали, конечно, а что делать? Сами виноваты – проволынили.
Так вот теперь поставили туда перфоратор, ну чтобы место то закрыть. А не то, как чуть задерживаешься с прогулкой, опять норовить драть тот угол.
Когда маленькая была Жуня, под диваном хорониться любила. Пролезала в ящик для белья и спала там. Теперь не пролезает туда. Один раз всё-таки пролезла, а вылезти не может, скулит, лает! Спасли, вытащили. Так ведь нет. Подгрызает фанеру – расширяет себе проход туда, под диван.
Ещё Жуня у нас эксперт. Как-то раз на кухне ёлочку менял. А там дело это гиморное. Раковину надо снимать, и так далее. Вобщем, когда управился, воду открыл – смотрю, не покапает ли. Так Жуня туда тоже лезет, сифон обнюхивает, будто разглядывает вместе со мной. Та же петрушка и у жены. Ложит она бельё в стиральную машину, а Жуня в барабан норовит залезть. Изучает, чё жена ложит туда. Один раз даже носок стащила. Жена за ней, а Жуня как припустила и бегом, носок прятать.
Полы мыть при ней вообще не возможно. Швабру зубами за тряпку хватает и елозит по полу вместе с ней. Даже поднимешь швабру – висит, зубами держится. Приходится её из комнаты выводить.
Любит Жуня губки поролоновые воровать из-под раковины. Они у нас под раковиной на трубе лежат, так она один раз стащила и рвёт. Дома никого, я – на кухне крутился. Прихожу: всё в них, она сама – в них, зелёная как ёлка. Ахнул, пришлось подметать, да с неё останки этих губок снимать. Уделалась вся! Кличку свою оправдывает – Жуня!