Амурная игра. 17 глава

Анатолий Шуклецов
Начало: http://www.proza.ru/2013/04/05/42



Дни работы наедине выпадали, отнюдь, не часто. Взятый на камералку молодой и нецелованный рабочий Углов и по вечерам намеренно задерживался в кабинете. Неумение выразить свои чувства не означает, что их нет. Из числа давних семейных приятелей, как все из окружения Ровской очарованный ею, неофит ревностно стерёг подпорченную невинность геологини: я взял тебя объедком с тарелки Цезаря, и ты была к тому ещё надкушена Помпеем! Элемент дразнящего соперничества раздражал Шатрова как бандерильи загривок быка. Чувство питала неутихающая ревность к другим самцам, любовь геологини льстила самолюбию. Красавицей часто стараются овладеть не так из любви к ней, сколько из тщеславия. Представь, ты гонишь на шикарном лимузине, когда остальные массово довольствуются малолитражками. Прекрасная чаровница влекла всех мужчин в радиусе видимости, но у большинства влюблённостей короткий посыл. В рабочее время эпизодически сиживал в кабинете начальник отряда Колманский, заходили по производственным вопросам специалисты соседних партий. Забредали на чаепитие словоохотливые приятельницы Ровской, вынуждая вступать в общий разговор, когда так влекло на откровения. Будь влюблённой и бездействуй, удовлетворяйся переглядыванием, когда нестерпимо влечёт прижаться к нему. Это мучительно.


Общение пары, связанной интимными отношениями, разнится от их сношений с прочими людьми: молнии взглядов, улыбок костёр, хмель нежных слов, рук немой разговор. Контачить невольно приходилось мимическими способами, подражать безмолвной азбуке и артикуляции немых, обмениваться частыми записками. Тайный язык любви неистощим, для чувственных изъявлений речь не столь уж необходима. Шатров однажды наблюдал за парой глухонемых влюблённых. Ах, сколько и какой нежности источали они одними глазами! Рядом с ними сам кажешься ущербным. Эмоции и чувства плохо облекаются словами, выразительный взгляд убедительней красноречия. Однако конспирация лишь поначалу доставляла ребяческое удовольствие. Теперь неизбежные препоны раздражали, принуждая быть в состоянии ожидания, нервировали искавших уединения полюбовников. Как острая приправа распаляли тактильный голод касаний и поцелуев, возрастающую похоть обоих. Нередко экспрессивная Ровская эмоционально срывалась; сидеть вблизи любимого и не сметь прикоснуться к нему, сдерживать условные рефлексы…



«Вы меня простите, но тормоза не удерживают боле…» – наговорив на людях лишнего, в письменной форме поспешно извинялась она. Экзальтированная женщина может натворить много безрассудств.



«Братья-славяне, соотчичи, доколе терпеть будем! – высокопарным штилем отзывался Шатров и на правах старшего наставлял: – Ситуация безвыходная. Как выражаются разведчики, необходимо держать её под контролем. Усилим конспирацию. Вздыхаете так, что леса клонит. Воздерживаться и терпеть, иначе лишимся возможности встреч. Станьте естественней, не переигрывайте. Вы любите сломя голову: «Я из племени Бен Азра, полюбив, мы умираем!..»



«Любить по-другому я не умею», – просто и кротко отвечала виновница. Трогательной наготой мыслей она всегда вот так обезоруживала требовательного Шатрова. Притом ещё глядела воловьим скорбным взглядом, словно возлюбленного насильно отлучали, причиняя ей несносную боль.




– Анатолий Юрьевич, вы такой потерянно отрешённый, как будто вас только что обокрали на круглую сумму. Хотите, открыто выскажу всё, что я о вас думаю? – с фарфоровым чайником в руке вопросила Ровская. Она заваривала паужинный чай, и благодушно настроенный Шатров согласно мотнул головой.


– Вы допотопное ископаемое! Скутозавр! Дубовый чурбан с плешивыми усами! – громко, во всеуслышание, влепила Ровская смачную как плевок оплеуху. Мармеладом по сердцу двум ревнивцам.


– А вы дойная корова на хрустком льду! – резко парировал обидный выпад смешавшийся Шатров. – Сейчас как двину по кумполу! – Раненые обоюдной грубостью, да ещё на людях, оба сконфуженно смолкли.


В любви равенства нет. Тот, кто верит в свободу воли, никогда не любил. Есть рабская
зависимость одного от вздорных прихотей другого. После чая Колманский и Углов вышли на лестничную площадку курить. Шатров вопросительно уставился на обидчицу, требуя сатисфакции и экстренного объяснения.


– Когда все ушли, и мы остались вдвоём, вы могли дважды поцеловать меня, и пренебрегли этим! – не замедлила начистоту высказаться она. Шатров с облегчением вздохнул, усмехнулся пустяшной запальчивости.


– Почему корова-то? – жеманно насупив чёрны брови, чуть погодя полюбопытствовала Ровская.


– Потому, что сейчас провалитесь! Ухнете на самое дно, – погрустнев лицом, ответил Шатров. Заслышав близкие шаги входящих сотрудников, проворно склонился над чертежами.



Геологиня получила любовь, счастье радости, и не хотела упускать шанс. Много ли оставалось сделать после поцелуя для исполнения всех своих желаний? Кому удалось сорвать поцелуй, заслуживает потерять и то, что ему дали, если не добудет остального; тому и поцелуи не впрок. Она спешила пользоваться прекрасным даром, не загадывая о последствиях. Стоило им остаться в кабинете вдвоём, ненадолго без свидетелей, она сразу начинала хотеть его. Шатров тотчас осязал жгучий любострастный взгляд, и ему невольно передавалось чувство похоти. Никогда досель не ощущал он материальность чужого взгляда, не бывал столь тонко восприимчив к нему. Настойчивый призыв Ровской горячил кожу правой щеки. Прервав занятия, откидывался на спинку стула. Расслабив плечи, принимался смотреть на неё смиренными глазами, готовый потрафить малейшему капризу. Неотрывно глядел в гипнотически влекущие отверстые глаза, то шельмоватые, то грустно-скорбные с виной, то чуть озорные. Полнился переизбытком жалостливой нежности к ней. Испытывал такой наплыв любовных чувств, что размякал духом и разумом.


Невозможно нормально контактировать с порабощённым мужчиной. Хочется называть его ласково «Кирюшей», трепать по щекам и угощать липкими ирисками. Патология влюблённого и юродивого одинаково нездешнего происхождения. Ты видишь, всеми органами чувств осязаешь вблизи любимое существо, тебя полнит раболепие. Общение влюблённых начинается с перемычки взглядов, любящие глаза по сторонам не смотрят. Не мешай, не тревожь никто, он безмолвно млел бы в кареглазом эфире, несказанно счастливый немым созерцанием. Любовь видит человека таким, каким его предполагал при создании Бог, каким он мог бы стать. Той мнимой идеальной особы, которую он видел в ней, реально никогда не существовало. Любовь в глазах смотрящего, она сродни обращению в спутник на иноземной орбите, не было сейчас притяжения сильнее и слаще. Будучи натурой одухотворённой, Шатров не хотел проявлять грубое нетерпение, верхом блаженства было умильно взирать на божество.


Благоговейное восхищение является главнейшим компонентом состоявшейся любви. Однако требовалось работать, выполнять дневную норму. Обязательно спугивали, намеренно мешали. Подолгу засиживались говорливые подружки, исходил злобной ревностью проницательный сатир Колманский, бестактный поборник семьи Углов стал как соглядатай неотвязен. Кабинетные ревнивцы неслабо изводили постного Шатрова. Случалось, словом не дозволяли наедине перемолвиться к исходу дня. Огорчённо переглядывались потухшими глазами, мимикой, жестикуляцией, записками влеклись друг к другу. Без четверти семнадцать, привычно ни с кем не прощаясь, уходил на служебный автобус аккуратист начальник. Но продолжал неотступно стеречь любовников младший беспечный страж. Напрасно высидев лишний час, мучительно переглянувшись напоследок с мрачным геологом, Ровская убегала в детский сад за детьми. Иногда выходили из кабинета сразу втроём, либо Шатров оставался всеми покинутый. Это притом, что оптимальная длительность прощального поцелуя ровно три минуты.





Продолжение: http://www.proza.ru/2013/04/07/59