День рождения

Александр Тушканов
               
 26 июля 1951 года. Середина века, середина года. Я  средний из 3-х сыновей в средней советской семье - золотая середина. Но вот что интересно. Все мы, трое братьев, родились в одном городе, но при этом старший брат и я появились на свет в Европе, а младший - в Азии. Более того, я умудрился родиться в просвещенной Европе, а роддом покинул, увы, в отсталой Азии. Мистика? Нет, превратности судьбы.  А дело было так.
      Семья наша жила тогда в г. Гурьеве (ныне Атырау, Казахстан).
Этот областной город стоит на реке Урал, по которой тогда проходила граница между вышеупомянутыми частями света. И вот как раз после рождения автора сих строк роддом перевели из старого здания в новое, на азиатской стороне. ДорогОй моей матушке шел в ту пору 26-й год, и она описывает это событие так (сам я, по понятным причинам, помню его довольно смутно): Действие происходило в мрачные сталинские времена, и роддом по каким-то секретным соображениям приказано было переводить ночью (наверное, чтобы враг не догадался, сколько у нас рождается будущих бойцов). Машины нашлись только для совсем лежачих и «блатных», а простые роженицы и мамаши потопали на своих двоих, через реку, за 4 км. И вот представьте себе эту картину, достойную кисти сюрреалиста: Мост был деревянный, на плавающих опорах (понтонах), между которыми он прогибался по синусоиде и ощутимо колебался при прохождении транспорта. Я его хорошо помню, даже прыгал с него в босоногом детстве. И вот по этому мосту из Европы в Азию темной ночью движется толпа (человек 100) женщин в белых одеяниях, кто с животами, кто уже с младенцами на руках. Младенцы, кстати, и ваш покорный слуга, - все молчали, словно сознавая торжественность момента. Да, было от чего свихнуться загулявшему прохожему…


 
               
 Ну, о самом первом дне рождения я, конечно, знаю со слов моей уважаемой родительницы, зато хорошо запомнил другой, случившийся уже в относительно сознательном возрасте, но, как ни странно, не 26-го, а 6-го июля 1957 г. Наверно, потому что он был самым несчастным.
      В марте того года 6 лет исполнилось моему приятелю и соседу Витьке.
Я был приглашен на торжество, и мне все ужасно понравилось. Витька был важный, нарядный, с достоинством принимал подарки и угощал всех разной вкуснятиной.
      Особенно запомнилась целая вареная курица - немыслимая в те времена роскошь в казахских степях. Если искать аналогии, то это было, наверно, как сейчас выставить на праздничный стол килограмм черной икры. Последняя, кстати, на столе тоже присутствовала и особым деликатесом в Гурьеве не считалась.      
      В общем, придя домой, я стал пытать родителей, когда же и мне привалит подобное счастье. Мама, конечно, сказала, что день рождения у меня 26-го июля, и я с грехом пополам разобравшись в календаре, стал с нетерпением ждать. Грех заключался в том, что 26-е у меня почему-то трансформировалось в 6-е, и ждал я его, как манны небесной.
      Утро 6-го июля выдалось что надо. Язык мой скуден, но поверьте, что это было лучшее утро в моей 6-летней жизни. Правда, несколько удивило, что никто не спешил меня поздравлять, все шло, как обычно. Но по природной своей скромности я не стал выяснять, в чем дело, решив, что мне приготовлен сюрприз, и торжества начнутся вечером, когда вернусь из садика.
      В детском саду тоже ничего праздничного не произошло. Это было уже довольно странно, потому что именинников обычно поздравляли, водили им хороводы и пели «Каравай». Но я опять из деликатности постеснялся спросить воспитательницу, а потом за играми успокоился, хотя смутные сомнения продолжали терзать.
      Худшие подозрения подтвердились, когда, вернувшись домой, я не обнаружил ни гостей, ни праздничного стола, ни подарков. К 6-ти годам я уже сознавал, что мир наш далек от совершенства, но такой чудовищной несправедливости, честно говоря, не ожидал. Однако воспитан я был в стоическом духе, поэтому не дал воли эмоциям, а просто сидел как сомнамбула, невнятно отвечая на вопросы и растравляя душевные раны. Только уже ночью, перед сном я, как котенок, забился в уголок в кладовке и разрыдался. К счастью, мама услышала мои стенания, всполошилась, стала расспрашивать, и все выяснилось ко всеобщей радости и смеху.
      Но вот настоящего дня рождения я почему-то совсем не запомнил, хотя он, наверняка, был не хуже, чем у Витьки.