Стали молодые, как и положено, жить-поживать, да строить светлое колхозное будущее. Работал Андрей в колхозе сперва там, куда пошлют. Потом заприметили, что человек он «с головой» и поставили счетоводом, избрали депутатом Мокрушинского сельсовета. А через год направили в Казачинск на курсы счетоводов.
Вот с того голодного 33-го года и пошла «раскручиваться» моя вилимовская биография. Родиться на свет Божий в положенный срок особого труда не составило. Тем более, при помощи бабки-повитухи. Произошло это 2 февраля 35-го года. Молодые родители по совету начитанного отца решили назвать новорожденного «модным» и не известным в деревне именем Геннадий. И как только соседка Анна Александрова пошла в Мокрушу, где был сельсовет, ее попросили записать новоявленного раба божьего под этим именем.
Уж как только «не величали» меня в деревне старики и старушки! И Игнашкой, и Евгеном, и Гелей. А ссыльный литовец Марс Янович на свой манер называл «Геня». У Черных Сергея и у Костюхи я был «Денка». Мало того, что по колхозным бумагам я значился то Лопатиным, то Ростовых, так еще и имён надавали кучу. Кстати, для Вилимовки это было дело привычное. Прозвища давать было разлюбезное занятие. И особенно полюбившиеся прозвища «прикипали» к человеку навечно. К примеру, Ивана Антоновича Убиенных и стар и млад в обиходе звали «Иван-кулик». Дети его тоже были «кулики». Появились внуки, и на них перешло это прозвище. У той же тётки Дарьи все дети имели свой «псевдоним». И наделяла ими сама «творчески одарённая» мать. Маруська была у неё «Черепаха», Васька «Бурундук», Володька-«Мартын». Из семерых детей ни кто не был обделён кличкой. Понятно, что и в деревенском кругу их называли так же. Немолодой уже кладовщик Россихин просто так, ни с чего дал мне прозвище «Артёмка» и, казалось, настоящего моего имени не знал до тех пор, пока я не вырос
А каким «букетом» имён удостаивали вилимовских младенцев при крещении служители мокрушинской церкви !
Только в сороковые годы минувшего века в деревне проживало не менее сотни разноимённых мужиков, женщин и детей. Мирон и Авдотья, Фанушка и Аглита, Антип и Акулина, Федонья и Леонтий, Максим и Аксинья, Костюха и Серафима, Иов и Марфа, и так далее вплоть до Якова Дарофеевича и Спиридона Тимофеевича, живших на самом краю деревни. Феофана Хрисанфовича «упростили» до обиходного имени «Фанушка». Не под силу было выговаривать имя-отчество «Константин Леонтьевич» и стал мужик на всю жизнь до глубокой старости Костюхой.
Через 16 лет, когда мне понадобились «метрики» для поступления в техникум, то в Казачинском ЗАГСе никакого «Геннадия Андреевича Ростовых рождения 2 февраля 1935 года» не оказалось. Иннокентий Андреевич Ростовых 3февраля 1935 года рождения был в Книге регистрации. Всё было «моим»: национальность, родители Ростовых Андрей Артемьевич, 1909 года рождения и мать - Лопатина Устинья Петровна, 1906 года рождения, и деревня Вилимовка тоже. Но Геннадия работница ЗАГСа так и не нашла. Я вернулся домой ни с чем. На мать и бабушку, когда я стал их «громко» спрашивать, что за имя они мне придумали, нашло «сумление». Они долго судили-рядили, как было дело, потом вспомнили, что записать рождение в сельсовете попросили Аннушку-соседку, когда та пошла в Мокрушу.
- Вот иди к ней и спрашивай, што она там придумала.
- Как ты меня записала, какое имя дала? – тотчас же спросил я бабушку Анну. – Целый час в Казачинске искали, а «Геннадия» не нашли.
- Записала, как мать с отцом велели. Кажись, Кенкой. А уж как там написали – этого я не знаю, неграмотная, чтобы проверять.
И понял я: для нее что «Генка», что «Кенка» - одно и то же.
Чтобы вернуть в ЗАГСе имя, с которым я прожил семнадцать лет, нужны были приличные деньги. А где их было взять матери-колхознице?
Так стал я на шесть лет учёбы в агрошколе и службы в армии «Кешей». Било это нелюбимое имя по ушам как прозвище, к нему я не мог привыкнуть. И как только вернулся из армии домой, сразу же поехал в ЗАГС и получил новое «Свидетельство о рождении» на прежнее имя. Хотя дата рождения по документам так и осталась- 3 февраля, но отмечаю я свой день появления на свет божий 2-го числа.