Валери

Татьяна Шардина
   
      
     Валери – он напомнил мне Франца Кафку: высокий, худой, сутулый.  Во всём его облике сквозила какая-то загадочность.  Его внешность и манера держаться говорили о том, что раньше он был хорош собой и много чего испытал, а теперь вот жизнь его ударила, и он одинок и несчастен.  Казалось, что он что-то знает, чего мы, земные люди, не знаем, и с высоты своего роста  смотрит на нас снисходительно.

     Мы с моим мужем Виктором уже не в первый раз приезжали в Болгарию. В предыдущий наш приезд случай свёл нас с доктором Аспарухом.
 Аспарух был сыном итальянки и македонца; он интересный рассказчик, очень гостеприимный хозяин, но он совсем не говорит по-русски. Какой у него чудный итальянский дом, полный живописи и антиквариата! Вокруг дома - сад с вечнозелёными растениями и вьющимися розами. Какая у него красавица-жена Василка, хохотушка и мастерица готовить! Нам было очень хорошо гостить у них, мы многое понимали, что они нам рассказывали. Да и как не понять, если свои рассказы доктор сопровождал красноречивыми жестами. Но всё же болгарский и русский языки  звучат по-разному. И Аспарух привёл "переводчика" - Валери.

      Наш новый знакомый  легко переходил с русского языка на болгарский, а небольшой  акцент и легкие погрешности в склонении русских слов придавали его произношению некоторый шарм.
       
      Возраст его был – «где-то за 50»; у нас в России людей такого возраста зовут по имени-отчеству, а в Болгарии это не принято. Все знакомые называли его «Валери» с ударением на «Е», которое в болгарском языке произносится как «Э», а «Й» и вовсе отсутствует. Некоторые люди обращались с нему - "Вале", но мы стали звать его по-нашему – Валера.

     С первого же лёгкого общения Валера «выдал» часть своей тайны – он долгое время жил и работал  на Украине, занимался бизнесом, но теперь от всего отошёл. На своём мобильном телефоне, многофункциональном, но морально устаревшем, он с ностальгией показал нам снимки Крещатика, Храма Христа Спасителя и, как бы между прочим, молодой женщины на высоких каблуках, которую он назвал «моя Наташка». По его выражению лица можно было предположить, что Наташка не являлась его дочерью.
     При расставании Валера  сказал, что теперь он занимается чтением книг Ветхого и Нового завета, и много чего может поведать в этой области. На прощание он посоветовал мне выучить Псалом 90, который я уже давно знала, как «Отче наш», причём на церковно-славянском языке. После этого общения загадочность Валеры не уменьшилась, но приобрела  религиозную направленность.
 
        Мы опять оказались  в Болгарии ранней весной, и  там всё цвело и зеленело. В Москве была грязь и слякоть, и никаких признаков весны, а в небольшом Болгарском городке С. деревья цвели, как огромные букеты. Был как раз праздник Велик День, то есть Пасха. Красота цветущей природы, солнце, праздник - всё наполняло душу безотчётной радостью.

       Мы встретились с Валерой уже как старые знакомые. После ужина в итальянском доме доктора, когда общий разговор, пережив все стадии, начал стихать, а мой муж вдруг безмятежно заснул на диване, Валера оказался рядом со мной и вполголоса заговорил.

     Он рассказал, что несколькими годами ранее в Болгарии замироточила икона Николая Угодника, и в 2007 году её передавали Русской Православной церкви. В числе делегации бизнесменов от Болгарии был и он. Делегация приезжала в Москву с иконой, истекающей маслом. Ей сделали новый золочёный оклад. Передали икону митрополиту Кириллу, он тогда ещё не был патриархом.

     Чтобы обозначить своё отношение к Церкви, я сказала, что в течение своей жизни пыталась два раза «воцерковиться» и оба раза мне это не удалось, потому что в конце концов чувствовала какую-то фальшь - и не могла больше притворяться. Валера стал что-то говорить в защиту Церкви, о справедливости Бога, и что каждому воздастся по вере его, стал цитировать псалмы, словом, демонстрировать свою эрудицию.
     Собираясь закончить разговор на эту тему, я сказала ему, что у меня обида на жизнь и  на Бога в связи со смертью сына, человека светлого и прекрасного. Когда Алёше был 21 год, его сердце остановилось. Он просто не проснулся. И это был Великий Четверг пасхальной недели. И теперь мы страдаем в Москве. И стремимся уехать куда-то. Мы обижены Богом и судьбой. У нас есть ещё сын и дочь. Но Лёши-то нет!
 А ведь у сына в каждом кармане, в кошельке, в портфеле – всюду были иконки святых и ангелов,  но никто его не спас. Где же справедливость? Как же тогда обещание Всевышнего: «Долготою дней наполню его и явлю ему спасение Мое»?  Теперь я вижу, что всякое "быдло"  живёт, а Алёша – нет.

      Валера стал горячо говорить, что на Бога обижаться нельзя, кто мы такие, чтобы обижаться на Бога?! «За всё, что Всевышний посылает тебе, Танюша, благодари Его всеми силами твоей души. Посылает ли Он тебе радость или горе – принимай всё с любовью и благодарностью», - говорил он.  «Сын твой уже у Бога! Земная жизнь – это ничто! Главное – это там!  Это мне Он открыл!», - он поднял указательный палец к небу – «И много чего мне показал. В один момент разрушил мою жизнь, неправильную жизнь».
    
  И он начал своё повествование:

     - Я уехал из Болгарии в конце 80-х годов. Сначала работал в Ливии, в пустыне. Там познакомился с ребятами из Украины и уехал в Киев зарабатывать деньги. Времена такие были непростые. Кому-то жизнь с трудом давалась, а у меня всё легко шло, деньги потекли рекой. Сорил деньгами.  Всё у меня было. Я имел самые дорогие машины, ездил на «кадилаке», который раньше принадлежал президенту Украины.  Бывало, мчусь по Киеву на большой скорости, а менты мне честь отдают. Думают, что президент едет. По три машины имел, все иномарки. Я менял жён, имел много любовниц. Сколько женщин прошло через мою жизнь! Жил хуже всякого плейбоя.

  -   А дети у тебя есть? - робко вклинилась я в его монолог.

   -  Дети? Да конечно же есть! Трое законных и ещё двое, как ОН потом мне сказал.
 Я никем и ничем не дорожил. Заставлял женщин делать аборты… Сколько грязи во мне было! Вот я-то и был настоящее быдло. Вот-вот, «быдло», именно это слово! Сколько я пил! Ещё в Ливии постоянно пили, ракию сами делали. И потом – водка, коньяк! Я коньяка мог в один день три литра выпить! Ужас! Пил, курил по две - три  пачки в день. Рестораны, выпивки, женщины – это была моя жизнь.
      А сколько мнил о себе! Я, такой высокий, красивый! Я Ель! Любил говорить, что ели растут в горах, а тыквы – в огородах. Это потом Он мне показал, что без Него я ничего не могу, даже пукнуть не могу без Него! Это Бог  - и он поднял свой смуглый указательный палец с аккуратно остриженным розовым ногтем к небу,-  Это Бог мне потом показал, чтО я значу, сколько во мне дерьма. Когда я корчился в муках, Он мне сказал: «Смотри!» - и по кадрам показал мне всю мою жизнь, всю грязь мою мне показал!

     Он умолк, глядя в пространство, как будто просматривая там кадры своей непутёвой прошлой жизни. Руки его были молитвенно сложены на груди.

    - Ну а что сейчас? – прервала я его созерцание, - ты уже не пьёшь?

     - Нет, конечно! Не пью, не курю… Не могу! Он запретил мне! Я отдал себя в Его руки: «Ибо Ты – каменная гора моя и ограда моя; ради имени Твоего води меня и управляй мною».
 Господь Сказал мне: «Будешь делать то, что Я тебе говорю!»  Так я и делаю только то, что Он мне говорит. Ничего другого не могу делать!

    Слово «делать» он произнёс без мягкого знака: «ДЕЛАТ». Я представила себе, что Бог говорит на русском языке с болгарским произношением.

     - А на каком языке Он тебе говорит? – спросила я.

     - На каком языке? Какая разница! – сказал он с плохо скрываемой досадой, - на русском, на болгарском, а то и вообще не знаю, как я это слышу. Говорит разными путями, Танюшенька! – его голос смягчился и у меня на сердце как-то потеплело.- Как сказано Господом: «Услышите глас Мой». Так и я – слышу голос Его и делаю то, что Он мне говорит.  Я спрашиваю Его: «Господи, что мне делать?!» - А Он отвечает: «Птичек корми!». Вот я и кормлю птичек. А если я их не покормлю, то они с размаху в стекло бьются и падают. Могут погибнуть! Я выхожу из дома, поднимаю, держу птичку вот так, -   и он сложил свои удлинённые кисти рук лодочкой,- и читаю «Отче наш», и птичка оживает!  И улетает птичка! Ничего Он не даёт мне делать. Никаким бизнесом не даёт заниматься. За руль не разрешил мне садиться. Я с матерью живу, ей восемьдесят лет, так она считала меня сумасшедшим.  У меня долги по ипотеке, у меня дом могут забрать, на мне уголовное дело висит, от меня жена ушла, Наташка, я никому не нужен! А Он говорит: «Мне нужен!»  Я молюсь Ему словами из Псалма: «Призри на меня и помилуй меня, ибо я одинок и угнетён» . А Он мне говорит: «Птичек корми!». - Валера развёл свои длинные худые руки, как бы недоумевая. - Вот и не могу ничего больше делать!  Только птичек кормить, молиться  и читать книги, которые Он дал людям через пророков.  Он, Господь Бог наш Иисус Христос, Единый во Святой Троице Отца и Сына и Святого Духа!

   И он опять замер, устремив взор в пространство.

       Я притихла в почтении и страхе от присутствия Бога и его земного собеседника. «Вот так-то, Танюшка!» – вдруг как-то просто, по-земному сказал Валери и приветливо посмотрел на меня. У меня опять потеплело на сердце. Я хотела спросить его, на какие же средства он живёт, но не решилась перейти к столь меркантильному вопросу.

     Между тем, он продолжал: «Только молиться могу. Час молюсь, два, не знаю сколько, двадцать четыре часа! Ни есть не могу, ни спать. Тогда Он мне на облаке, как фильм, показал все мои грехи. «Смотри!» - говорит. Я поднимаю глаза и вижу всю мою жизнь кадр за кадром. Ужас, какая моя жизнь – сплошная грязь! Я покаялся в своих грехах, в церкви у священника нашего. Иду с покаяния, - и вдруг вспомнил, что не всё сказал, я вернулся и покаялся в том, что вспомнил. Как сказано в Псалме 31: «Но я открыл тебе грех мой и не скрыл беззакония моего; я сказал: «Исповедаю Господу преступления мои», И Ты снял с меня вину греха моего».  Прихожу домой, сажусь у себя в доме на кровле, я тебе покажу это место, перед образом Пресвятой Богородицы – и Он мне такое блаженство даёт ни с чем не сравнимое, нельзя выразить словами! – «Блажен, кому отпущены беззакония и чьи грехи покрыты» - сказано в тридцать первом Псалме", - и он опять устремил свой взгляд куда-то в небо.
 
     Я заметила, что его глаза светло-серые, и что лицо одухотворённо-прекрасное, и что этот человек не мог совершить ничего плохого, не мог пить, вести развратный образ жизни и делать всё то, что он здесь рассказал, это какая-то ошибка, и Валера зачем-то на себя наговаривает.


                2.

     На следующий день мы опять встретились. Мой муж Виктор с доктором Аспарухом поехали на авторынок, чтобы присмотреть нам машину для путешествий. Василка занялась домашним хозяйством, а меня отправили с Валерой на прогулку. Я была под впечатлением вчерашнего разговора.
   Улицы городка С. застроены  одно-двух- этажными  домиками, окружёнными  цветущими деревьями. Вдали  видны небольшие зелёные горы, а где-то там, за этими горами находятся горы повыше, всё ещё покрытые снегом.

      В таких городках все жители знают друг друга, и почти каждый проходящий мимо человек приветствовал Валеру. С некоторыми прохожими он меня знакомил и я, отходя от них, сразу же забывала их имена, не надеясь увидеться ещё раз. Один мужчина поздоровался с Валерой, и тот у него спросил, как его спина. Мужчина что-то ответил. Когда мы отошли, Валера сказал, что недавно у этого человека болела спина, и Валера вылечил его наложением руки и молитвой ко Господу. «Это какая-то магия! – сказал ему тот человек после "лечения", - Сразу перестало болеть!»

     Среди своего родного народа Валера, высокий и худой, одетый, как бывший денди,  выглядел немного странно, словно  голубь, затерявшийся в стае воробьёв и делающий вид, что он одного с ними роду-племени.

    Наш путь лежал в церковь, спрятавшуюся среди домов и зеленеющих деревьев. Внутри церкви пахло ладаном: немолодой священник с уставшим лицом служил Литургию. Судя по всему, дело близилось к Херувимской песне. Несколько пожилых женщин подпевали  жалобными голосами. Прихожане, в основном старушки, стояли у стеночек. Валера нашёл свободное место  (специальный высокий стул)  для меня, а сам остановился поодаль. Он с благоговением, со смиренным лицом слушал окончание Литургии. После  службы мы вышли из храма и пошли по городу.
Когда разговор заходил о вещах мирских, он говорил неохотно, без интереса, и стремился перейти  на религиозные темы.

    - Вот видишь, - сказал он, - мы пришли в Храм последними, а нам достались места впереди. Так и Христос сказал, что многие первые будут последними, а последние станут первыми. Бог нас любит и посылает нам испытания, и чем больше любит, тем больше испытаний. Всё надо принимать и не роптать. Как Иов – помнишь Книгу Иова?
 
   Я помнила «Книгу Иова», последние два года мне часто о ней говорили. Я её даже начинала читать, но всю не осилила. Мы немного поговорили об многострадальном Иове.

      -  А я, Танюшка, полтора года назад приехал сюда и здесь попал в аварию на машине. Был весь искалечен, позвоночник был повреждён, двигаться не мог. Но самое главное, что я был за рулём, а мой приятель ехал со мной – так он погиб. Выходит, я по неосторожности убил человека, да ещё и в состоянии алкогольного опьянения.  Врезался на горной дороге в машину, везущую керамическую плитку, тяжёлая была машина. А он с той стороны сидел. И насмерть.

      -  Как же ты пьяный сел за руль? – спросила я, ошарашенная этим новым фактом из его прошлой жизни.

      -  Да пришли они ко мне, попросили подвезти их. Я не хотел, говорю, я выпил. А они говорят: «Ничего, поехали!» Я ИМ предлагал за руль сесть, а они говорят: «Машина знает дорогу, а ты – машину! Поехали!» Один выжил, а другой – насмерть.
   Я потом спрашивал у Господа: «Господи, за что мне это?! Почему?!» А он мне отвечает: «Это Я так сделал. Так надо было. А за того, кто погиб, не беспокойся. Он у Меня».
 Так жизнь моя складывалась: всё мне легко давалось, как будто с небес падало. К 35 годам я уже всё испытал и всё мне надоело. Думал: «Из жизни уйти, что ли?». Как-то мчусь на своём лимузине с огромной скоростью и думаю: «Вот так бы в стенку направить машину, чтобы сразу насмерть». Да не решился. Пил много. В 35 лет мне сделали операцию на сердце – шунтирование сосудов. Ходить уже не мог, дышать было трудно. Сразу после операции бегать по этажам начал, хоть врач и запрещал, и пить опять начал. На пятый день меня главврач выгнал из больницы. Просто заставил уйти. Я ещё с его секретаршей начал заигрывать, и она вместо того, чтобы с ним работать, ко мне бегать начала. Ему это не понравилось. И выставил он меня. После операции я  стал вести прежний образ жизни: пил, гулял. Женщины, рестораны.

    Мы шли по улицам и по каким-то тропинкам, останавливались и где-то сидели. Я бы сейчас не смогла вспомнить траекторию нашего движения, потому что, поглощённая  рассказом о его жизни, не видела дороги. В каких-то труднопроходимых местах он заботливо подавал мне руку, где-то открывал передо мною двери и пропускал меня вперёд. Своей женской сущностью я понимала, что мужчина с таким галантным обхождением действительно мог покорять женские сердца. Если, конечно, с его плеч сбросить  лет хотя бы десять. Да ещё если положить в  карманы его пиджака некоторую сумму денежных знаков.

    - А шесть лет назад, продолжал он, мне опять захотелось уйти из жизни, из той непутёвой жизни, которая тогда у меня была. В Киеве. Я стоял у окна и смотрел вниз. Думаю: «Сейчас выпрыгну из окна». А там, внизу, библиотека была. Я давно собирался зайти туда - книгу взять почитать. Библию. Обещал Ему Библию почитать, да всё никак не выполнял обещания. Я спустился вниз и взял Библию, она и сейчас у меня. Я читал её весь день. И ночь. И потом опять читал.

    -  Что же ты её  в библиотеку  не вернул? – спросила я с упрёком.

    -  Я вернул, только другую купил, - оправдался он. – а ту оставил себе.
       Но и это меня не изменило. Опять жил той же жизнью. Деньги, бизнес, выпивки, гулянки. По сто штук сигарет курил в день, в самолёте мучался - не мог три часа выдержать без курева.
      Так вот, попал я в аварию, покалечился, живого места не было. Как только очнулся и понял, что к чему, стал просить подвезти меня к окну, чтобы выброситься из окна и не жить больше. На пятом этаже это было, мог бы и не разбиться, но хотел. И только потом, когда Он говорил со мной, я понял, что остался жить потому, что это была Его воля, и что я ничего не могу сделать без Него. На всё Его воля!

      Так, разговаривая, мы подошли к дому с завалившимся забором, и Валера сказал, что это его дом, предложив зайти. Навстречу  вышла мама Валеры – маленькая старушка, худенькая и сгорбившаяся, аккуратненькая, с морщинистым лицом, сохранившим, несмотря на старость, красивые черты. Валера был почти в два раза выше неё. К дому прилегал  небольшой садовый участок, который был  окружён забором из сетки-рабицы. Со всех сторон по периметру сквозь сетку были видны соседи. Они копались в своих огородах, но при нашем появлении бросили свои дела и повернулись в нашу сторону.  Я не знала, нужно ли здороваться с соседями, которые стоят совсем рядом,  на своих участках, и в упор смотрят на нас, и решила сделать вид, что я их не вижу. Валера сразу предложил мне пройти «на кровлю». Я в первый момент усомнилась, что нужно вдвоём с ним идти: вдруг он какой-нибудь ненормальный. Но потом подумала, что раз доктор Аспарух меня ему доверил, значит бояться нечего,  и  пошла за ним по грубым бетонным ступеням, отмечая про себя, что «кровля» звучит как-то по-библейски.

      «Кровля» оказалась просторным чердаком с огромными окнами, имеющими тонированные стеклопакеты. Здесь будто бы ещё вчера строители делали ремонт, но бросили всё и ушли. На две стороны света выходили балконы, пол которых был выложен красивой плиткой, но перил ещё не было. Из окон открывался живописный вид на окрестные просторы.
 
    Валера продолжил рассказ: «Вернулся я домой с больницы. Дом заложен, по дому долги, в любой момент могут забрать дом. Наташка от меня ушла. Мать считает меня за сумасшедшего. Денег нет. На мне уголовное дело, могут посадить за причинение смерти человеку. Что мне делать? Я взмолился: "Господи! Помоги мне!».  А Он мне говорит: "Бери Псалтырь! Читай!». Беру Псалтырь. Открываю наугад - Псалом 90. Читаю.
          
 И он начал читать Псалом 90, на болгарском языке, а я как завороженная смотрела на него.   
      
   - И с тех пор я отдал себя в Руки Господа. Он мне говорит: «На колени! Молись!».
Я упал на колени - вот здесь, вот в этом месте. И молюсь. И встать не могу, не даёт мне встать. Говорит: «Я теперь буду говорить тебе, что делать». У меня боль невыносимая, почки болят, всё болит. А Он мне говорит: «Никаких лекарств, теперь Я тебя буду лечить!». И началось! Такие мученья, Танче, такая боль, ты себе не представляешь! Весь организм мне поменял, я чувствовал, как всё во мне меняется. Сердце, почки, - всё новое. Инъекции мне ставил. Даже следы на теле остались.
  Как сказано в Псалме 15: «даже ночью учит меня внутренность моя».
   Ночью сплю и во сне меняюсь. Он будит меня среди ночи, говорит, какие псалмы мне читать, что делать мне. Что говорит, то я и делаю. Без Него ничего не могу делать.

    И он опять замер, глядя в пространство. Я молчала, не зная - верить или не верить всему услышанному.

     - Я у Него спрашиваю,- продолжал Валера, - «Господи, что же со мной будет, на мне же уголовное дело!»
     Открываю Псалтырь наугад – Псалом 11 строка 6: «поставлю в безопасности того,
      кого уловить хотят»! Будто про меня сказано! У меня слёзы текут по щекам, и такая благодарность, такая любовь к Господу переполняет… Такое блаженство! Как же я теперь могу жить без Господа?! Ни минуты не хочу без Него жить! Без Него я – ничто. Только Он меня держит на этом свете. Любит меня. «Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит».

     Я сидела в пластмассовом кресле, какие бывают в летних дешёвых кафе и смотрела вдаль сквозь большое, во всю стену, окно. Из-за желтоватого цвета стекла пейзаж казался немного нереальным, как и всё происходящее. Но было как-то спокойно и уютно.
   А Валера продолжал свой рассказ:
  "Говорит Он мне словами из 31 Псалома: «Вразумлю тебя, наставлю тебя на Путь, по которому тебе идти, буду руководить тебя, око Моё над тобою». И я выхожу после этого, смотрю на небо – и вижу на небе глаз, не просто глаз, а красивый глаз, и он смотрит на меня.
   Я его даже сфотографировал на телефон и показывал людям, все удивлялись».

   -  Ну и где же этот глаз сейчас? - спросила я.

  - Стёр я его, - сказал Валера, - Он мне сказал убрать его из телефона.
 
   Когда мне было плохо, я даже повеситься хотел. Вот здесь, на этой балке. Думаю, один миг – и всё! И все проблемы решены! А Он сказал мне: «Если так сделаешь, то не будешь со Мною Там». И я отступил. И больше таких попыток не делаю. Не хочу быть без Него.

     Валери погрузился в свои думы и лицо его приняло отрешённый вид. Я уже думала, что он забыл о моём присутствии.

      - Эх, Танюшка, кому скажу, что со мной происходило – не верит! - Вдруг заговорил он. - Всё, говорят, крыша поехала! И на телефоне у меня возникали надписи. Беру телефон, читаю: «Призван!». А телефон-то не работает. И не заряжен и денег на нём нет давно.  И вот плеер DVD тоже давно не работал, а Он говорит мне: «Ставь диск!» Я ставлю диск, ничего не работает. Я говорю: «Господи, так не работает же!», а Он мне: «Ставь другой диск!» Я ставлю другой и начинается фильм из Ветхого Завета; и вдруг на месте, где слышится Глас с небес, фильм прерывается и больше плеер никогда не работал.
    Чудеса происходят, чудеса! Я и смеюсь и плачу одновременно.
    Или вот говорит мне Господь: "Ты забыл свою первую любовь!" Я стал думать, кто же это у меня была первая любовь? Людка, что ли? Я же, Танюшка, женился, когда мне ещё и семнадцати не было, а ей и того меньше. А в семнадцать у меня уже сын появился! Спрашиваю: "Господи, Людка, что ли, моя первая любовь?" Слышу - нет, не она. Всех перебрал, до самого детского сада, нет - и всё! Тогда я вижу как бы со стороны себя маленьким, в кроватке: стою и смотрю на икону, что над кроваткой висит. А на иконе - Пресвятая Богородица с Младенцем. Мне тогда казалось, что красивее женщин на свете не бывает. И слышу: "Вот твоя первая любовь!" Я у мамы спрашиваю: "Где икона Девы Марии, что висела над моей кроваткой в детстве?" Мама отвечает: "Где-то на кровле". Нашёл её на кровле среди старых вещей и повесил на стену. Молюсь теперь перед ней и радуюсь!
    Столько всего происходило, ты себе не представляешь!

   - Ну а на что же ты живёшь? - наконец-то я осмелилась задать этот меркантильный вопрос.

   -  Господь меня питает! - Скромно ответил Валера.- Господь мне показал, что я могу питаться только хлебом, и, «не хлебом единым жив человек, но и всяким словом  Божьим»,  показал, что и без хлеба могу обходиться, и без воды, и даже без воздуха. Много чего мне показал, Танюшенька, много тайн открыл. И что дальше будет на Земле показал. Войны, беды, страдания. Большие будут катаклизмы в этом мире, но это ещё не скоро…

   Наташка ко мне приезжала, я ей всё рассказал, что со мной произошло. Что я призван Господом нашим Иисусом Христом. Её первым вопросом было: «А почему ты?». Представляешь, спрашивает, почему именно я!  Я говорю: "Знаешь, что Господь сказал, когда пришёл в этот мир?  «Не праведников Я пришёл спасти, но грешников!». Праведники и сами спасутся своими праведными делами, а Он грешников хочет спасти. Потому, что много возлюбил Господь, даже Сына своего единородного  отдал за грехи наши. Стыдно мне за мои грехи, стыдно, но Он не отвергает меня. Возлюбил Он людей – и грешников и праведников. Всех призывает исповедовать перед Ним грехи свои и жить по Истине.
     Мать моя знакомит меня с женщинами, хочет женить. Но ничего мне это теперь не надо. После всего, что было мне от Господа, ЭТО  мне теперь не интересно. Но вроде и плохо одному. Я спрашивал: «Господи, как мне теперь жить? Вернётся ли ко мне Наташка?»  ОН сказал, что вернётся. Я говорю: «Как скажешь, Господи. Но я не хочу, чтобы кто-то был между мной и Тобой».

     Из окна Валера показал мне место на горизонте, где ему были явлены какие-то видения, и место, где без всяких облаков с чистого неба вдруг пошёл дождь, и я бы не удивилась, если бы в этот момент с неба вдруг спустился голубь или посыпалась манна небесная.

     Я сказала ему, что, может быть, он не должен рассказывать то, что происходило с ним, посторонним людям?  Может быть, это тайна между ним и Господом? Иначе люди будут считать его за ненормального. На это моё замечание он ответил бурным возражением. Он ответил, что ему безразлично, что о нём подумают люди. Господь же сказал: «Что говорю вам в темноте, говорите при свете; и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях».

   Я вдруг представила, как Валера здесь, «на кровле», выходит на балкон, у которого ещё нет перил, и громко проповедует соседям, которые стояли у сетки по периметру его участка, когда мы входили в дом. Мне стало за него страшновато.

      - Помнишь Евангельские слова? -  продолжал он - «Ибо кто постыдится Меня и моих слов, того Сын Человеческий постыдится, когда придёт во Славе Своей и Отца и Святых ангелов» - Евангелие от Луки, глава десять. Так как же я не буду говорить о Нём, если я всё это от Него слышу?! ОН  дает мне говорить, не от себя я говорю, а от Него.
Да и что я мог бы сказать от себя? Да я же говорить без мата не умел! Двух слов связать не получалось, чтобы не выругаться. Как-то просыпаюсь и чувствую - у меня полный рот  волос и гадости всякой. Всякой грязи - полный рот. И слышу, как Господь мне говорит: "Не ругайся больше". И всё, как рукой сняло! Сквернословить не могу, и слышать не могу этого!
    
   Иисус Христос сказал ученикам: «Не заботьтесь наперёд, что вам говорить, и не обдумывайте; но что дано будет вам в тот час, то и говорите, ибо не вы будете говорить, но Дух Святый».
   Вот я с тобой говорю, и слова сами идут. Это значит, что Он мне даёт. А бывает, что ничего не могу сказать! Не Даёт – и всё тут. Говорю тебе: «Ничего без Него не могу делать!»


     - Ну и что ты должен делать теперь в этом мире? - спросила я.

     -  Говорит мне Господь: "Молись за людей!" И я молюсь. За друга моего Тошко, который каждый день ко мне приходил, когда я семь месяцев болел. За Райко и семью его; за Наташку и всех жён моих бывших; и за детей. За всех женщин, которых помнил. За того, кто погиб в аварии в тот день. За Аспаруха и Василку. За мать мою. За живых, за умерших, за всех молюсь. За вас с Витькой молился всё это время после первой встречи, ещё не знал я, что горе у вас такое. За приставов молюсь и этих, как их, коллекторов, которые приходили дом мой за долги забирать. За всех. Говорит мне: "Молись!" - я и молюсь. И такие слова мне даёт, такие слова! И слёзы текут у меня из глаз, плачу - не могу сдержаться. Нет ни одного человека, с которым я встречался бы по жизни - и не помолился бы теперь за него. Живой он, или нет его уже в живых - не важно. 
     Я посмотрела на него - у него из глаз текли слёзы. Он стал вытирать глаза ладонями. Его руки не были похожи на руки сельского трудяги. Как только они оставались без дела, то сами молитвенно складывались на уровне груди.

     -  А за мальчика своего не беспокойся. - продолжил Валера,- У Господа он. Он Господу понадобился. Ему хорошие Там тоже нужны. Смирись и благодари Бога. Благодари за всё, что Он тебе посылает. И Он тебя не оставит.  Я ночью проснулся, и думал о вашем сыне, Алёшке. И не мог спать, плакал. И спросил у Господа, где он. И увидел такой Свет, в котором только Он показывался мне. Вот и говорю тебе: он у Господа.

     Мы пошли на первый этаж дома, где на кухне хлопотала  мама.
     Валера принёс свою Библию, которую он не вернул в Киевскую библиотеку и мы, как два добропорядочных христианина, начали её читать вслух по очереди.
     Валера  показал из окна свой поваленный забор и рассказал, что там росла  раньше ель, которая бросала тень на  дом. Он хотел её спилить, но всё не мог найти время. И вот однажды ель вдруг упала – отсюда и поваленный забор. Так, по его словам, Господь ему показал, как Он может расправиться с теми, кто возгордился, считает себя «елью» и надеется только на себя, а не на Бога.
И ещё показал другое место, где, не касаясь земли, однажды ночью зависло НЛО, и какие-то подозрительные "пришельцы" звали его с собой и  всячески искушали, но Господь говорил ему не поддаваться и не обращать внимания на совратителей.
И они отступили.
 

Тут приехал мой муж  Виктор в сопровождении доктора Аспаруха, и  они прервали наш разговор. И как раз вовремя, а то вскоре мои мозги могли  бы претерпеть деформацию.


 
   Продолжение  http://www.proza.ru/2013/09/08/46