Тёмная ночь у Белого дома

Валентин Васильевич Кузнецов
1991-ый год, 19 августа

С утра по телевидению демонстрируют балет  "Лебединое озеро". По всем каналам одновременно. Периодически трансляция прерывается, чтобы в экстренных выпусках новостей в очередной раз зачитать официальное "Обращение Государственного Комитета по чрезвычайным ситуациям СССР к советскому народу". Это – государственный переворот. Власть в стране перешла в руки Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР – ГКЧП – во главе с вице-президентом Янаевым.

      Сообщается, что "в связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачёвым Михаилом Сергеевичем своих обязанностей Президента СССР" на основании Конституции СССР вице-президент Геннадий Янаев сегодня "приступил к исполнению обязанностей Президента СССР". Но подробностей о состоянии здоровья Горбачёва нет. А это значит, что руководители этого ГКЧП начинают свою деятельность с вранья и, если они возьмут верх, то так и будут нам врать дальше. А терпеть такое людям уже изрядно надоело. И если они победят, то мы так и будем смотреть по телевидению только балет  "Лебединое озеро".

     Грустно как-то и тоскливо.

                *     *     *

     Тоскливо и неопределённо. В средствах массовой информации, похоже, введена цензура. Газеты не вышли. Большинство радиостанций прекратили своё вещание, а на тех станциях, которые ещё работают, комментариев нет, а звучит только музыка. Продолжает давать информацию – да и то с перерывами – только новое радио "Эхо Москвы". Оно рассказывает, что в Москву введены войска: дивизия имени Дзержинского Министерства внутренних дел, Кантемировская дивизия Министерства обороны, Таманская мотострелковая дивизия и даже танки. Это же подтверждают и друзья по телефону: рассказывают, где они видели солдат и бронетехнику. Говорят, что танки уже подошли к Белому дому, то есть к Дому Верховного Совета РСФСР.

     А что же народ? Опять безмолвствует? Или, может, из-за цензуры мы не знаем реальной ситуации в стране?

Что же будет дальше? Непонятно.

                *     *     *

     Но вдруг в вечернем выпуске телевизионной программы "Время" неожиданно появляется сюжет об обстановке у Белого дома. В нём – кадры с  Ельциным, который, стоя на танке, зачитывает подписанный им накануне Указ Президента РСФСР "О незаконности действий ГКЧП" и призывает народ к всеобщей политической забастовке. И это несмотря на цензуру?! Как странно. Так, значит, гэкачеписты не арестовали Ельцина и его ближайшее окружение до того, как объявили по телевидению о создании Комитета. Почему? Не решились? Не смогли? Не сумели? Так, значит, всё не так просто, и "ещё не вечер". Есть силы для сопротивления, и ещё не ясно, чья возьмёт.

     Как хорошо, что этот сюжет увидела огромная аудитория телезрителей всей страны. Он позволит людям усомниться в действиях ГКЧП и обрести уверенность в возможности сопротивления заговорщикам.

                *     *     *

1991-ый год, 20 августа

Звоню своему другу Валерию Зорину:

     – Валер, привет!

     – Привет.

     – Ты слышал сейчас по "Эху Москвы" выступление Кузнецова, депутата Тушинского района?

     – Ну, да. Слышал. А что?

     – Он же призывает всех прийти к Белому дому, чтобы защитить его от гэкачепистов и поддержать президента России. Там происходит что-то серьёзное и непонятное. Так давай поедем и разберёмся там, на месте, – предлагаю я.

     – А что? Поехали, – быстро соглашается Валера. – Только давай сначала посмотрим их пресс-конференцию. По телевидению объявили, что скоро она начнётся.

     – Ну, конечно, посмотрим, – соглашаюсь я. – Это интересно.

                *     *     *

     Пресс-конференция ГКЧП. За столом – Министр внутренних дел Пуго, Председатель КГБ Крючков, Председатель Крестьянского Союза Стародубцев, Министр обороны Язов и другие – всего человек восемь. В центре стола – вице-президент СССР Геннадий Янаев. Перед каждым из них – микрофон.

     Участники пресс-конференции, сидящие за столом, произносят общие фразы. Стандартный набор пустых слов без новой информации. Обещают принять серьёзные меры для стабилизации экономики страны, но конкретных действий почему-то не называют. Сама же пресс-конференция протекает как-то вяло. И вдруг …

     Вдруг крупным планом телеоператор показывает руки главного действующего лица – Янаева. Его руки дрожат, трясутся. А режиссёр трансляции долго держит в кадре эти трясущиеся руки. И они становятся сильным знаком и символом последних политических событий. Видно, что и другие гэкачеписты, сидящие за столом,  заметно нервничают. Сразу становится понятным, что вовсе не прекрасно идут дела у ГКЧП, и что нет у заговорщиков уверенности в успехе их дела.

     А в какой-то момент молодая журналистка задаёт из зала вопрос:

     – Скажите, пожалуйста, понимаете ли вы, что сегодня ночью вы совершили государственный переворот? И какое из сравнений вам кажется более корректным – с 1917-ым годом или с 1964-ым годом?

     Как это смело! Подумать только: ведь она открыто их действия назвала государственным переворотом! А ответ Янаева на этот вопрос больше похож на оправдание, чем на утверждение собственной позиции:

     – Как только мой друг Горбачёв поправится, он вернётся к исполнению своих обязанностей Президента СССР. Горбачёв заслуживает всяческого уважения.

     Ну нет, не так подобает вести себя победителям. Уж слишком нелепо звучит это заверение главы новой власти в преданности свергнутому Горбачёву. Ведь если этот крайне непопулярный в обществе политик объявлен главной причиной "нарастающей социально-экономической катастрофы", противостоять которой взялись патриоты-государственники, то его логичнее было бы навсегда отстранить от власти, а не обещать триумфальное возвращение. Здесь что-то не так – концы с концами не сходятся.

     А затем из зала – вопрос Стародубцеву:

     – А Вы-то, Вы как оказались в этой компании?

     Ну а это уже форменное издевательство! Разве так обращаются к представителю новой власти?

     Эх, горе-заговорщики! Даже государственный переворот вы не можете толком провести, а ещё хотите управлять такой большой и сложной страной. Ясно, что их путч скоро провалится. Поэтому дальше следить за их пресс-конференцией становится не интересно, и, даже не ожидая её окончания, мы с Валерой отправляемся к Белому дому – несмотря на комендантский час.

     Наши жёны не останавливают наш порыв и собирают нам с собой бутерброды с колбасой – ну, а больше-то в холодильниках ничего нет.

     И вот мы с Валерой Зориным – на станции метро "Баррикадная".

                *     *     *

     В начале пути к Белому дому – ничего необычного. Вроде всё как всегда. Но вот на Конюшковской видим, что на этой широкой и обычно свободной от автомобилей улице снуют молодые озабоченные парни. Из дворов и с соседнего стадиона Метростроя тащат рекламные щиты, металлическую арматуру, трубы, детские карусели, обломки бетонных блоков, металлические ограждения. Городят из всего этого нечто похожее на баррикаду. Она пока ещё низкая и слабая, и протаранить её ничего не стоит обычному грузовику, а уж тем более танку.

     А дальше, в конце этой улицы, перед Горбатым мостом – памятник участникам революции 1905 гола и бойцам на Красной Пресне. Отлитые в бронзе фигуры бойцов на баррикаде с красным знаменем заставляют оглянуться назад на тех молодых ребят, которые сейчас, а не в далёком 1905 году, на этой же улице возводят свою баррикаду, и провести параллель с историческими событиями почти столетней давности. И кто сказал, что история не повторяется? Ещё как повторяется! Колесо истории сделало полный поворот – и вот они снова баррикады, причём на том же самом месте. И – как знать? – может быть, и мы, здесь и сейчас, творим эту самую историю, историю своей страны? Это осознание причастности к революционным моментам в истории страны воодушевляет и вдохновляет на активную деятельность.

                *     *     *

     Вокруг светлой громадины Белого дома, с трёх его сторон, – настоящий человеческий муравейник. В беспорядочном броуновском движении бродят люди, встречаются, оживлённо общаются, обмениваются новостями. Настроение у всех приподнятое, как на празднике.

     Какие удивительно светлые лица у собравшихся на площади у Белого дома! Все дружелюбны, вежливы, внимательны, при встречах уступают друг другу дорогу, не слышно ни одного бранного слова.

     Это ощущение народного гуляния ещё более усиливается, когда у Новоарбатского моста появляются микроавтобусы с питанием. Из одного из них раздают бутерброды с варёной колбасой, в другом угощают горячим чаем из больших термосов. Спрашиваем:

     – И это всё бесплатно?

     – Бесплатно, бесплатно. Берите.

     – А кто же всё это оплатил?

     – Частная фирма.

     И добавляют какое-то короткое незнакомое название.

     Действия, происходящие около Белого дома, представляют собой довольно живописное зрелище. Тусовка продолжается.

     Необычность праздничной декорации разве в том только, что над головами людей странным образом возвышаются башни танков. Эти танки пришли сюда ещё вчера утром. Но танкисты активности не проявляют, настроены миролюбиво и даже говорят, что они перешли на сторону Ельцина. Одни из них, в своих танкистских шлемах, сидят в танках, наполовину высунувшись из башен, другие сидят или стоят на броне и помогают всем желающим подняться на танк, а затем спуститься с него. С земли танкистам передают еду и воду, а те охотно это принимают. Некоторые танкисты стоят на земле, в окружении горожан, и идёт спокойная беседа. В общем, если бы не эти танки, то чем это не тусовка, чем не народное гуляние?

     Брожу меж людьми и встречаю многих своих знакомых. Вот и сейчас нос к носу сталкиваюсь с Евгением Петровым. Он – генеральный директор фирмы "Промет", продаёт металлы. А я подрабатываю у него ночным сторожем в его офисе: сне ведь в Конструкторском бюро как начальнику расчётной бригады теоретического отдела в последнее время платят ну совсем мало – вот и приходится по ночам подрабатывать на жизнь.

     Я старше Петрова лет на двадцать пять, и поэтому, думаю, имею право обратиться к нему "на ты":

     – Вот это встреча! А ты-то как здесь оказался? Я – положим – защищаю здесь демократию, а ты кого или что защищаешь?

     – А я и демократию, и право на частную собственность, – отвечает Петров. – И ещё я – против коммунистов.

     – А я тоже вышел из КПСС, – говорю я.

     А всё же как-то странно, что по одну сторону баррикад – и не в переносном смысле, а в буквальном – оказались я, наёмный работник, и Евгений, мой работодатель, хозяин, "эксплуататор трудового народа". Здесь явно сто-то не то. Кто из нас тут лишний? Не знаю. И, может быть, поэтому разговор не получается, и мы расстаёмся.

                *     *     *

     В какой-то момент всех нас призывают образовать вокруг дома "живое кольцо". И один за другим возникают ряды из людей – всё дальше и дальше от дома. Мы с Валерой оказываемся в девятой или десятой линии, если считать от здания, а за нами ещё пять или семь рядов. Теперь мы стоим в оцеплении, но лицом почему-то к дому, а не в сторону врага.

     Почему-то становится тревожно. Вглядываюсь в тёмные окна семиэтажного крыла Белого дома, пытаясь понять, что же происходит в самом здании. Но за окнами не видно никакого движения. И только в дверях на первом этаже иногда кто-то входит и выходит. А, может, там и нет никого? А тогда кого и что мы защищаем?

     Темнеет.

     Информации о действиях гэкачепистов, о передвижениях войск и о событиях, происходящих вокруг Белого дома,  у нас почти никакой нет. Знаем только о том, что видим рядом с собой. У некоторых, правда, есть транзисторные радиоприёмники. Сообщения от них распространяются по шеренгам людей.

     Темнота сгущается. В какой-то момент вдруг начинает работать радио Верховного Совета РСФСР, и тогда мы начинаем получать хоть какую-то информацию о событиях, связанных с государственным переворотом. Ощущение тревоги отступает, потому что мы узнаём, что мы – здесь, тёмной ночью у Белого дома – не одиноки, что и в других городах есть очаги сопротивления, что путчистам подчинились не все и не везде. И это обнадёживает.

     И вот стемнело. "И вот на поле грозной сечи ночная пала тень".

     Вещание по радио ведёт Александр Любимов, известный телеведущий программы "Взгляд". Но почему только он один? Почему к его микрофону не подходят, например, депутаты Верховного Совета, которые находятся сейчас в здании и которых мы защищаем? Или их там нет? А тогда кого же и что мы здесь защищаем?

     Короткие воодушевляющие реплики Александра Любимова чередуются с паузами, которые кажутся уж слишком длинными, и тогда становится тревожно: ну почему он опять замолчал? Пусть говорил бы что-нибудь – только не молчал бы.

     А в речи диктора всё чаще начинает звучать это страшное слово "штурм". Неужели такое возможно?

                *     *     *

     Часов в одиннадцать вечера по радио сообщают: штурм Дома Верховного Совета бойцами группы "Альфа" назначен на двенадцать часов ночи. Поэтому женщин просят покинуть оцепление. И они – я это вижу – действительно уходят. Правда, от этого заметно меньше народа не становится: видно, женщин было не так уж и много. Оставшиеся в строю стоят, сцепившись руками на уровне локтей. Перемещения из одной цепи в другую прекратились. Теперь мы хорошо знаем своих соседей по ряду.

     Всё. С этого момента все шутки – в сторону. Это уже серьёзно: на тусовках не штурмуют, на народных гуляниях не убивают.

     Оцениваю обстановку или, если по военному, то дислокацию. Слева – высокий металлический забор: туда нам ходу нет, но и нападение оттуда маловероятно, хотя и возможно. Справа – в сторону памятника участникам баррикадных боёв 1905 года – палатки скорой медицинской помощи с красными крестами, а к ним примыкает сквер Дружинниковской улицы. Сама же Дружинниковская улица – прямо перед нами. По этой улице кагэбэшникам на боевых машинах пехоты будет довольно удобно подойти к нашему оцеплению. Кроме того, нападающие смогут скрытно, без особых проблем, сосредоточиться и левее этой улицы – под покровом деревьев и густых кустов детского парка "Пресненский", который, кстати, во времена моего детства назывался парком имени Павлика Морозова. По всему получается, что то место, где стоим мы с Валерой, – самое лучшее для атакующих и, значит, самое опасное для нас, для защищающих. Не станут же бойцы группы "Альфа" атаковать главный вход дома со стороны Краснопресненской набережной, где открытое пространство, и они будут отличной мишенью для стреляющих с высокого холма, на котором стоит Белый лом.

     Ну, значит, ждём атаки.

                *     *     *

     Вот со стороны Дружинниковской улицы через внешние ряды нашего оцепления пробирается какой-то парень крепкого телосложения.

     – Не пропускайте его! Не пропускайте! – кричат из тех рядов люди. – Это – разведчик. Он из группы "Альфа". Они проверяют нас. Хотят узнать, крепкая ли у нас оборона. Не пропускайте его!

     А парень этот выходит прямо на меня.

     – Стоп! – говорю ему я. – Куда идёшь?

     – Мне надо, – отвечает, – к капитану Андрееву. – Пропустите.

     – Дальше нельзя, – говорю.

     – Тогда, – говорит он, – передайте капитану Андрееву, что с ним хочет встретиться лейтенант Васильев.

     Передаём его просьбу по цепи в сторону дома и скоро получаем ответ:

     – Не пропускать!

     Не сказав ни слова, разведчик удаляется в сторону детского парка. Так неужели и в самом деле группа "Альфа" готовится к штурму?

     Внимательно рассматриваю окна и крышу семиэтажного дома, который за парком, на Рочдельской улице, но снайперов не нахожу. И всё-таки тревожно. Стоим, сцепившись руками. Стоим и ждём атаки.

                Мы ждём атаки до тоски
                от группы "Альфа" – их стрелки
                сегодня что-то не в ударе...
                Отставить разговоры!
                Вперёд, вперёд, а там...
                Ведь это наш же город –
                и он поможет нам!

     Но всё меньше и меньше времени остаётся до двенадцати часов ночи, на которые назначен штурм.

                *     *     *

     А вот и двенадцать часов ночи. Но штурм Белого дома не состоялся. Но он и не отменяется. Теперь по радио нам сообщают, что начало штурма с целью захвата Дома Верховного Совета РСФСР переносится на три часа ночи. На случай газовой атаки предлагают подготовить повязки из носовых платков или ткани. Повязками из носовых платков закрываем носы и рты и продолжаем стоять в оцеплении.

     Тревожно.

     Некоторое оживление в эту напряжённую обстановку вносит радиорепортаж о барже на Москве-реке. Её экипаж – видите ли – перешёл на сторону защитников Белого дома и обещает им свою поддержку и даже поднял над баржей трёхцветный флаг. Ура! Ура! Ура! Повеселились по этому славному поводу, вволю отшутились, и снова – в ожидании грозных событий.

     А около часа ночи по приказу Руцкого от защитников освобождают пятидесятиметровую "ничейную полосу". Это чтобы её можно было простреливать из здания и не нанести ущерба своим. Нас отодвигают от дома.

     Ждём.

                *     *     *

     И вдруг около часа ночи совершенно неожиданно – стрельба. В ночной тиши уснувшего города частые одиночные выстрелы звучат особенно громко и чётко. Стреляют где-то за американским посольством или, может быть, на Садовом Кольце в районе Новинского бульвара.

     Вот и всё: это – сигнал. Это – начало: начало штурма. Или конец: конец кому-то из нашего оцепления, кому-то из тех, кто рядом со мной. А рядом со мной вдруг все стихли, смолкли. Стало по-настоящему страшно: ведь скоро, очень скоро сюда ворвутся спецназовцы. Опять внимательно рассматриваю крышу семиэтажного дома напротив, но снайперов на ней не нахожу.

     Ждём.

     Но почему в такой ответственный момент радио молчит? Почему? Наконец, радио сообщает, что в тоннеле на Садовом кольце группа молодёжи остановила колонну из семи БМП – боевых машин пехоты – и что есть пострадавшие. Но дальше колонну БМП они не пропустили…

     А ведь это уже гражданская война, опять война. И стреляют уже не одиночными выстрелами, а длинными очередями и всё там же – на Садовом кольце, от которого до нас всего-то один квартал. Страшно. Всматриваюсь в жуткую темноту парка, ожидая нападения именно оттуда.

     Но начинают поступать и обнадёживающие вести: среди заговорщиков нет единства, в некоторых регионах страны распоряжения путчистов не выполняются, а подразделения Таманской дивизии, отказавшиеся выполнять приказы руководства ГКЧП, выводятся из Москвы.

                *     *     *

     Три часа ночи. В здании гасят свет – по-видимому, в ожидании атаки. Но и в три часа, как и ранее в полночь, штурм Белого дома не состоялся. Но он и не отменяется. Теперь по радио нам говорят, что начало штурма откладывается и переносится на четыре часа утра. Это значит, что отсрочка нам даётся всего на час. Как у Высоцкого:

                Всего лишь час дают на артобстрел –
                Всего лишь час пехоте передышки,
                Всего лишь час до самых главных дел:
                Кому – до ордена, ну а кому – до "вышки".

     Четыре часа утра. Светает. Но и в четыре атаки нет. Зато появляется надежда и даже уверенность в том, что её и не будет. Да и вести из радио всё менее тревожные, более спокойные и вселяющие надежду на успех. Например, сообщают, что Главнокомандующий Военно-воздушными Силами Шапошников предлагает Министру обороны Язову вывести войска из Москвы, объявить ГКЧП незаконным и распустить его.

     Пять часов утра. Войсковые подразделения, двигавшиеся в направлении Москвы, останавливаются на Можайском шоссе около Кольцевой автодороги. Комендантский час отменяется. Танки начинают уходить из города.

     Но по радио нас просят не расходиться, оставаться в живом кольце и не терять бдительности – по-видимому, нет доверия к заверениям заговорщиков о том, что штурма Белого дома не будет. Поэтому мы всё ещё продолжаем стоять, но уже довольно спокойно, без напряжённости, без тревоги. Постепенно народ начинает расходиться по домам.

                *     *     *

     Восемь часов утра. Рассвело. Всё! Путч самозваной хунты провалился! Переворот не прошёл! Мы победили!

     Теперь в нашем оцеплении, в живом кольце вокруг Белого дома, смысла больше нет, и люди постепенно расходятся. И мы с Валерой Зориным на прощанье обходим вокруг здания.

     Вот около палаток с красными крестами вповалку лежат спящие – всё исключительно молодёжь. Нам же спать совсем не хочется и усталости от ночного стояния мы не чувствуем.

     Обогнув угол здания, выходим к главному входу со стороны набережной. Под широченными окнами Дома Верховного Совета, прямо на асфальте, раскинув в стороны руки и ноги, безмятежно, как дети, спят молодые ребята, ночные защитники Белого дома. Уснули там, где свалила их усталость, в самых нелепых позах. Как же это зрелище напоминает известную картину Васнецова "После побоища Игоря Святославича с половцами"! Для полноты сходства не хватает разве что чёрного ворона да красных сапог воина на переднем плане. Да, вот оно новое поколение. "Здравствуй, племя младое, незнакомое!" Сегодня начинается новое время, их время. Моя же эпоха сегодня уходит …

     Возвращаясь домой, обходим памятник борцам, сражавшимся на баррикадах во время первой русской революции 1905 года, и новую баррикаду 1991 года.

     – Смотри-ка, – говорит Валера, показывая на эту баррикаду, – она за одну эту ночь вдруг стала ненужной. Вот она – реальная встреча времён и очередной поворот колеса истории.

     – Ну да, – соглашаюсь я. – Только вот так же и мы с тобой за одну эту ночь вдруг стали ненужными в этом начинающемся новом времени. А наша эпоха сегодня уходит.

     – Ну, это ты зря, Валентин: ещё не вечер.

     – Поживём – увидим.

                *     *     *
Что же будет дальше?

Поживём – увидим.