Глава 35
Вечером старик передал Егору тетрадь деда и тонкую пачку листков расшифровки. Егор поблагодарил и, не медля ни минуты отправился под яблоню, в сад. Листки были пронумерованы и на каждом старик оставил поле для того, чтобы Егор при чтении мог делать заметки. Что ж, старый букинист умел работать с текстами…
В саду было прохладно, свежий ветерок налетал со стороны бора, заставляя Егора ежиться в легкой куртке, но здесь ему никто не мешал и ничто не отвлекало от работы.
Он взял первый лист и стал читать.
«КФ появился в Москве, когда никому ни до кого не было решительно никакого дела. Всяк был занят вопросами спасения для себя и своих домочадцев. Выживший из ума старик – Кутузов отступал до самой Москвы, объясняя свои действия желанием «спасти армию», а когда отступать стало уже некуда, решил сдать Москву Наполеону, но сдать выжженной пустыней, и отправил в град сей, измученный голодом и болезнями, несколько команд поджигателей. Эти люди в голодающей Москве стали жечь казенные продовольственные склады, лабазы, колбасные и кондитерские цеха. Появились и мародеры из беженцев, заполонивших Москву. И москвичи взялись за оружие, истребляя по мере возможности эти команды. То, что не сгорело в пламени пожаров, растаскивалось по домам горожан, ибо это был единственный на то время источник пропитания для изголодавшихся людей. КФ принял самое деятельное участие в охоте на поджигателей и мародеров. В эти дни было пролито, пожалуй, столько же крови, сколько в сражении у Бородино, но теперь она лилась втайне, исподтишка. Наполеон, войдя в Москву, вынужден был очень скоро покинуть голодный град, ибо армию здесь кормить было нечем. Когда французы ушли, люди, памятуя дни лютой охоты на поджигателей и мародеров, стыдились смотреть друг другу в глаза. Но людская память имеет свойство быть весьма короткой, когда это нужно людям. Механизм забвения заработал в тот самый день, когда смолкли пушки. Невозможно описать те страшные недели, которые последовали за падением Москвы. Когда, наконец, наступил мир, от него за версту несло тленом и кладбищем, а следом волочился саван безмолвия и стыда, обволакивающий души живых. Не было ни одной пары незапятнанных рук и невинных глаз. Все, кто был тогда в Москве, все без исключения, унесут потом эти страшные тайны с собой в могилу».
Егор был в шоке от прочитанного. То, что он читал ранее об этой странице российской истории в учебниках, показалось ему теперь детским лепетом. И пожар в Москве, якобы затеяный французами по приказу Наполеона, и военный совет в Филях, и слова Кутузова «с потерей Москвы не будет потеряна Россия» - все это оказалось выдумкой, призванной ложной патетикой защитить неумение и нежелание старого уже человека воевать с неприятельской армией…
Егор прикурил сигарету и продолжил чтение, проглатывая листок за листком, погружаясь в тайны Кондрата Федорова с головой...
«Узнав об убийстве младшего Износова, Ефросиния словно прозрела. Она вдруг поняла, что Касьян Черняк никуда не ушел со страниц романов, он находится здесь, рядом с нею. Он поселился внутри любимого, обожаемого ею человека, лишенного даже своего прежнего имени и подпитываемого лишь лютой ненавистью. Он снова бродил по городу, сея смерть и ужас. Однажды, воротившись после недельного отсутствия, он в приступе безумия избил Ефросинию, повторяя непрестанно « ты ведь знала, где могила, почему молчала?!» Потом успокоился и долго гладил ее голову, утешая. Он рассказал, что нашел могилу Ванечки и побывал на ней.
- Ты не мог найти могилу, - глотая слезы вперемешку с кровью, сказала Ефросиния. – Только отец знал день, в какой она становится доступной для людей.
- Мне подсказали это. И я побывал там ночью, - сказал Кондрат.
- Кто подсказал тебе, если даже я сейчас не смогу найти ее?
- Тот же, кто вытолкал меня взашей с могилы так, что я упал на землю. А когда поднялся, могилы уже не было! Она исчезла!
- И кто был тот человек, что указал тебе путь к могиле?
КФ посмотрел на нее таким взглядом, что по коже у нее пробежали мурашки, и она предпочла больше не задавать вопросов…»
«… Познакомившись в издательстве с собирателем древних манускриптов Сулакадзевым, КФ стал бывать в его доме. И скоро у него завязался роман со старшей сестрой отставного поручика, вдовой генерала Головнина Ниной, урожденной княгиней Сулакидзе. Женщина была много старше Кондрата и знала его прежде только по романам, кои произвели на нее неизгладимое впечатление. Их свидания стали регулярными, но никогда не длились больше часа. Потом КФ уходил к Ефросинии, а Нина оставалась на полу, в углу спальни, плача и вздрагивая от боли и унижения. Потом наступало прозрение, и она отчаянно пыталась отыскать в глазах брата, полных обожания и неведения, следы той прежней Нины, которая должна была вскоре сгинуть навсегда. Но Александр, казалось, не замечал синяков на ее коже, он не мог видеть ссадин, покрывавших ее тело, кои она тщательно скрывала под одеждами. Брат слепо выполнял ее прихоти, выкупая все тиражи романов КФ и оплачивая новые, чтобы поддержать Кондрата материально. Нина знала, что больна и что дни ее сочтены, и сама предложила КФ обвенчаться с тем, чтобы после ея смерти все ее состояние отошло к нему. КФ согласился. Но в день венчания он не явился в храм, а спустя несколько дней растерянный и подавленный Александр сообщил сестре, что писателя нашли убитым и похоронили в общей могиле на задворках кладбища, где хоронят тех, чьи тела не были востребованы родственниками. Нина предприняла все возможное, чтобы отыскать его могилу и перезахоронить со всеми подобающими обрядами. На похоронах она увидела девушку, придавленную страшным горем, и поняла, что она тоже жертва безумной любви КФ.
Эта девушка была Ефросиния.
Вскоре Нина умерла и, вероятно, горе от потери человека, коего она горячо любила и так же безмерно ненавидела, ускорило ее смерть.
Ефросиния поняла на кладбище, что женщина, передавшая ей цветы, тоже состояла в любовной связи с КФ, но ни словом, ни намеком не дала ему понять этого. Потому что «воскресший» Кондрат смотрел теперь на нее как смотрят на чужого человека или незнакомый предмет. Это был уже другой, незнакомый ей человек. Кондрат Федоров умер.»…
Начало смеркаться, и Егор отложил листки рукописи на стол, подумав, что это готовый черновик книги, которая, увидев свет, наверняка станет бестселлером. Но кто напишет эту книгу? Где найти талант, равный Федорову?!
Опустошенный морально и физически, он сидел на лавке и курил, как бы проживая в душе жизнь Кондрата Федорова, вместившую в себя всю бездну падения, которая только возможна в человеческой жизни. Даже не читая продолжения записок, Егор понимал, что у этого человека, испившего всю горечь порока и излившего ее на окружающих, не было иного выхода, кроме как навсегда исчезнуть из жизни людей, которые все еще продолжали любить его, оставив им лишь их собственную любовь.
Егор нашел в себе силы и взял еще один лист…
«… После исчезновения КФ Ефросиния, чтобы как-то заполнить образовавшуюся в ее жизни пустоту, стала захаживать к его отцу. Старый Серебровский угощал ее чаем и сладостями, к которым сам едва притрагивался. Он часами мог рассказывать о детстве Кондрата, о том, как они вместе работали в мастерской, показывал семейные фото. Он отводил ее в комнату Кондратаа, ставшую для него тюрьмой памяти, доставал его старые тетради, книги. Серебровкий теперь почитал их как реликвии той жизни, которой на самом деле никогда не существовало, забывая, что уже много раз рассказывал эти истории и показывал вещи, заменявшие для него общение с сыном.
Старик быстро угасал, жалуясь на сердце. Но Ефросиния прекрасно понимала, что в действительности его убивает одиночество. Иногда воспоминания ранят гораздо больнее, чем пули…»
- Ну, все! – вслух произнес Егор, собирая листки. – Читать это невозможно без содрогания. Был бы я женщиной, непременно пустил бы слезу…
Но, постаравшись быть грубым и циничным, в душе он так же, как и Ефросиния понимал, что описанное – реальная жизнь реальных людей, которым суждено было обрести великую любовь, чтобы навсегда ее потерять…
Продолжение следует -