Большая русская печь разила жаром. Генка, сухощавый парнишка десяти лет от роду, шмыркал носом, с большими горошинами слез на глазах, боком, кое – как, протискивался между бревенчатой стеной дома и раскаленными кирпичами печи. Левая его рука была вытянута перед собой и уже почти дотянулась до большого куска глины, который штукатуркой прилип на печных кирпичах, как вдруг правая щека Генки задела о горячую печь, отчего он завопил причитая:
- Мама, мамочка, я больше не полезу за печку за вашей глиной! – кричал Генка, задом выпячиваясь из - за печки.
- Полезай назад! – угрожающе сказал Борька двенадцатилетний подросток, Генкин старший брат, и поддал ему пенделя с правой ноги, – полезай, говолю, – еще раз предупредил Борька, картавя, уже более спокойным голосом.
И Генке нечего не оставалось делать, как снова лезть за злополучной глиной. Кудрявая Генкина голова, и без того перепачканная в запечной пыли, снова затерлась о бревенчатую стену, сторонясь от горячих кирпичей.
« Ну и наподдаю я этому племяннику», - ворчал про себя Генка, - «вот только Борьки дома не будет, за все он мне тогда ответит, этот гном!»
Пот, вперемешку со слезами, градом катился с Генкиного лица перемазанного сажей. Наконец, пальцы его левой руки нащупали глину, которую он сначала отковырнул, а потом крепко сжал в ладони, после чего, довольный стал, как рак выпячиваться из столь узкого запечного пространства:
« Достал?» – спросил Борька, – «давай сюда, Каней!» – и по Генкиной кудрявой голове проскользил подзатыльник от Борькиной ладони.
Каней – это было Генкино прозвище или погоняло, так его местная шпана звала, а почему Каней, на этот вопрос ответа не было, да и не о том сейчас речь.
Борька, тем временем довольный, расплываясь в улыбке от уха до уха и картавя, склонился над своим племянником, трехгодовалым мальчиком, разговаривал с ним, угощая его глиной:
« Делжи племяш, свою любимую глину, знать - то она для тебя вкуснее халвы, лаз ты ее постоянно точишь», - говорил Борька племяннику.
Племянник, держа двумя маленькими руками внушительных размеров кусок глины, подносил его ко рту, откусывал понемногу и с большим удовольствием пережевывал, и глотал. Глаза маленького человечка светились радостью и выражали явную благодарность дяде Боре, а дядя Гена по прозвищу Каней, в это время, подле умывальника отмывал сажу…