Это интервью записано дома на видео в 1998 году, а переведено в печатный вид в начале 2010. Свои вопросы я исключил, и папины ответы, по сути, превратились в небольшие рассказы. 50-е годы ХХ века. Приморский край, тайга.
Стилистика речи сохранена без изменений - Сутырин Б.
ОХОТА НА ИЗЮБРЯ
Произошло это в 1955 году на учениях. Учения были дивизионные. В нашем полку я работал инструктором по физ. подготовке. А во время учений в мои обязанности входило работать адъютантом командира полка. (Моё звание в то время было старший лейтенант.)
На учениях было такое положение, что обязательно в машине должен находиться лейтенант или капитан, то есть офицер в качестве старшего. И вот мы выехали на учения автоколонной, которая состояла из американских «студебеккеров» - больших шестиколёсных машин (вероятно US-6 - прим. ред.) Студебеккеры тащили пять пушек - зенитных 37-миллимитровых четырёхколёсных установок. А всего машин в колонне было примерно 200, то есть с нами ехал весь тыл. Мы двигались к месту назначения почти без остановок двое суток. И вот на третьи сутки мы подошли к ручью. Там очень оригинальная местность - речка всё время петляет между сопками и её приходится очень много раз преодолевать. Часа в четыре или в полпятого, чуть только забрезжило (в марте месяце это было), переезжаем эту речку - с одной стороны наледь, с другой стороны наледь. Чуть выскочили, я говорю:
- Дай газу!
Солдат-шофёр дал газу. Я гляжу, а он клюёт носом - засыпает. И я засыпаю. Ну, чего - пятый час, едем уже двое суток... И вдруг я смотрю - колесо впереди нас. Это мы уже из ямы выскочили и оказались наверху. Мы пушку не везли, так как были штабной машиной. Основная колонна осталась несколько в стороне.
- Вить, по-моему, это наше колесо впереди катится, - говорю водителю.
Он остановил. Мы подошли. Действительно колесо наше. На средней оси обрезало ступицу. Всё, приехали. Нашли проволоки, кое-как что-то приделали. Километр проехали, конечно, всё это отвалилось у нас. А кругом сопки, март месяц, солнышко вышло уже и зашло, пока мы ковырялись. А у меня сзади в кибитке зам. по хим. подготовке. Он был сначала старшим по машине, но в процессе пути угорел. У нас, как я уже говорил, была штабная машина, оборудованная печкой, и крытая. Кроме меня и водителя, в фургоне было ещё 6 человек. Я их как подбирал - вот едем мы, видим, установка зенитная сломалась. Забираю командира, а расчёт оставляю. Даю кое-какой паёк, хотя в пайках, простите, ничего не было! Продовольственная машина ехала далеко сзади со всеми тыловыми машинами. Мы-то - в порядке шли.
Вот, отъехав от места поломки километр, мы встали. Проезжает авторемонтная. Я голосую. Так и так, объясняю.
- У-у-у, тебе средний мост надо менять, - был ответ. - У нас моста нет. Вот сейчас доедем до точки базирования, тогда, если что, привезём.
Идёт продовольственная машина. Говорю, чтобы дали нам еды на восемь человек: меня, зам. хим. полка, сержанта, двух лейтенантов и трёх солдат. Зам. хим. полка (по званию капитан) угорел через первый же день пути. На студебеккерах действительно было угарно. Они старые, избитые, угарный газ идёт. Он на один километр один литр жрал бензину, сукин сын. Вот он (зам. хим. полка) угорел и я занял его место.
В общем, проезжает продовольственная. Нам дали, если не ошибаюсь, одну буханку хлеба и пачку сахара, то есть килограмм. И уехали. Мы сидим, ждём, когда приедут те, что уехали за мостом - обещали же привезти. А там ещё ехать километров сто, то есть мы проехали всего две трети пути и одна треть осталась.
И вот значит, булку съели, воду нашли, чаёк разогрели. Я послал солдат исследовать местность. Как раз, через километр, стоит сторожка лесника. Меня отвели туда. Поздоровались. Я попросил картошки и лесник нам дал её ведро. Он нас приглашал к себе, так-то неуютно - на улице. Правда, мы качегарим - дров-то, слава Богу – вон, отошёл в сторону, и руби. Я всё это делал, поэтому мы всё-таки в кибитке спали.
Потом смотрим - сутки прошли - мы голодные. Надо что-то делать. У солдата-шофёра (он сержант), как положено - карабин. У меня, правда, был пистолет, но пистолет - есть пистолет. Я говорю:
- Давай-ка, Вить, карабин. Пойду на промысел. У тебя есть патроны?
- Есть, товарищ старший лейтенант. Держите пять штук. Я специально взял, просто так, для бузы.
Я взял эти пять патронов, вставил в карабин и пошёл через сопку. Поднялся. А сопки невысокие - метров пятьсот. Смотрю - козы стоят, чего-то щиплют. Чего они там могли щипать, неясно - ещё было много снега. Дикие козы. Их называют - изюбры. (По-моему, папа путает, называя изюбря козлом. Изюбры относятся к отряду оленьих - прим. ред.) Пятнистые такие, красивые. Я чего-то хрустнул веточкой видно и, фьють - стадо убежало, а одна осталась. Я прицелился - пух! (Стреляю я хорошо.) Она свалилась. Остальных, действительно, след простыл - все убежали. Подошёл. Наповал, значит наповал. Беру её себе на горб, килограмм в ней сорок всего - по весне они тощие, ненагуленные как следует.
Я спускаюсь. А, спускаясь, немного блуканул и спустился ниже моей машины примерно на километр. Идёт машина. Я голосую, с этой козой. Из машины выходит подполковник с белой повязкой на рукаве - это значит посредник. На боевых учениях всегда есть посредник, который оценивает наши действия. Я ему говорю:
- Подвезите, тут с километр всего.
- Садись, - он говорит.
Открывает такую же кибитку, как у нас. Машина типа «ворема» (военно-ремонтная), так мы их называли. Я туда сажусь, козу кидаю. Доезжаем. Он останавливает. Я выхожу с этой козой. Меня ребята встречают. Всё - живём! Ведро есть картошки, да эта коза.
- Слушай, лейтенант, - говорит подполковник, - отхвати ножку.
Чисто по-человечески спросил. Я то же самое попросил сделать сержанта. Он, не ошкуривая, отхватил ножку, и подполковник с ней уехал. А сержант организовал ребят, они тушу ошкурили и вот мы живём: мясо едим, картошечка есть, не ходим даже к старику. Костёр тут у нас. Суп наварили.
Примерно через три дня появляется та машина, которая должна была нам привезти мост. Привезла мост. Машину наладили и мы катим. Ну, мы, конечно, катим туда, а они чуть ли уж не обратно едут - учения закончились к тому времени, пока мы тут болтались.
В конечном счете, в чём итог-то получился - подполковник этот, приносит ногу, которую мы ему отрезали, командиру дивизии, в штаб учений. Кладёт её перед командиром и говорит:
- Вот чем занимаются ваши офицеры во время учений. Бьют козлов из нарезного оружия.
В общем, когда мы приехали обратно в часть, меня командир полка вызывает.
- Было? - спрашивает он.
- Было, - говорю. Так и так, объясняю. - Зам. хим. полка угорел. Он ехал командиром машины. Я его заменил...
- Ты, как адъютант, должен быть со мной. Бросить машину!
- Я не могу бросить машину. Приказ - Ваш, чтоб офицер сидел в машине.
Он подсовывает мне другой приказ, в котором сказано, что в период весеннего гона нельзя охотиться на живность, тем более, из нарезного оружия. Я ему указал на то, что приказ датирован третьим марта, а мы уехали на учения первого. Нас с ним не ознакомили, и росписи моей нет. Я ещё добавил, что мои слова может подтвердить зам. хим. полка, а также все, кто ел козу. Мы ведь ещё одну машину накормили. У них тоже не было жратвы, они там тоже где-то застряли. Вызвали капитана, а меня выставили за дверь. Капитан подтвердил мои слова, после вышел и вновь пригласил меня войти.
- Ладно! - сказал полковник. - Восемь суток домашнего ареста!
Я, конечно, их дома не сидел. А домашний арест - это вот что значит: утром я должен придти к дежурному по части и сказать, что я прибыл. Всё. И могу идти домой, к чёртовой матери. А вечером меня отметят, что убыл. Мы служили все вместе, поэтому дежурному скажешь, чтобы самостоятельно отметил вечером, а сам - в ресторан…
ОТКОРМ НА ЛОСОСЕ
Наш месячный офицерский паёк состоял из полутора килограммов масла, печенья килограмм, сахара килограмм и пять банок лосося в собственном соку. Мы жили в коттедже, разделённом пополам - два отдельных входа с разных сторон. Каждая половина, в свою очередь, состояла их двух комнат. В одной половине жили мы - пять человек - два замполита в маленькой комнате, а мы - трое - в большой. А во второй половине жила какая-то семья.
Через дорогу от нас была столовая, там мы питались. Пойдёшь с рюкзаками раз в месяц за пайком, вот и считай, на пятерых нам дадут: двадцать пять банок, масла семь с половиной килограмм, полно печенья, сахара... Ну, сначала мы это ели. Это называлось у нас «северный паёк», дополнительный. А мы называли его пайком «за дикость», за дальность. Нам на 15% зарплату прибавляли. Ну, действительно, сопки кругом, дай Бог только 150 километров до г.Сучан доехать, да ещё речку эту проехать 150 раз. Ну и вот: едим, едим, едим. Нам уже надоедает эта еда - столовая-то рядом, всегда можно покушать. Банки скопились, куда их девать-то? Решили на чердак закинуть. Накидали, уж не помню сколько. Лосось в собственном соку. Сейчас бы с удовольствием съел, а он там надоел! Уж мы приходим к старшине зав. продовольственного склада и просим его дать чего-нибудь в томатном соусе, хоть камбалы какой-нибудь. Он штук пять даст нам банок. Вот мы с удовольствием поедим...
А у нас был порядок такой. Раз в неделю нам назначают дневального печь растапливать, дров заготовить. У нас дрова были. Вот приходит солдат, а дрова сырые. Мы ему масла кусок даём, он его в печь. Дрова потихоньку загорелись все. То есть, масло мы не знали куда девать. Не выкидывать же, чёрт возьми. Ну, солдатам, конечно, отдавали тоже.
Где-то через год, семья из второй половины дома куда-то уехала и приезжает капитан с двумя детьми и женой хохлушкой. Как всегда здрасьте-здрасьте, мы соседи, познакомились... Как раз весна. Она баба проворная, пошла в деревню и купила двух поросят, и стала их откармливать отходами их столовой. А посередине лета она полезла на чердак, то ли бельё вешать, то ли чего, и споткнулась о наши банки. Спросила, что это там такое у нас. Мы объяснили. Часть банок уже поржавела. Она у нас спросила можно ли их брать. Мы разрешили, тем более что они, наверное, там уже давно тю-тю, на Воркутю, с седьмого путю... есть-то их уж нельзя, наверное. И вот она эти банки все использовала. То есть, она добавляла в ту болтушку из отходов, которую брала из столовой, наши консервы. А рыба-то - питательная штука, в собственном соку-то, это же не томат, а именно натуральная!
В общем, осенью она нам приносит вот такой окорок (тут папа развёл широко руки, как рыбак), потолще ляжки от той козы. Закопчённый.
- Нате ребята!
Все глаза выпучили.
- Откуда, Марья Ивановна?
- Это за то, что вы мне позволили использовать банки.
Ещё она нас поблагодарила за то, что мы спокойны, нас никогда не слышно, в общем, хорошие соседи.
Мы отрезали, попробовали. Думали, может рыбой пахнет. Нет, не пахнет. Чудесный окорок. Мы его ели недели полторы. Так что, вот такие дела...
ИКРА ЛОЖКАМИ
Когда нам ещё не построили коттедж (домик), то есть, за год от вышеописанных событий, мы жили в деревне. То есть, офицеры снимали квартиры и нам платили доп. деньги для квартплаты. Я жил один, так получилось, на краю деревни. Хозяева - муж с женой, пожилые уже; дети уехали на материк.
Хозяину делать нечего. Ни совхоза, ни колхоза нет, только приусадебный участок. И вот, когда осенью идёт рыба на нерест… Она же идёт недуром, она прёт из моря в пресные речки. А у нас речка была Судзухэ. …Мы выходили на берег, и казалось, что можно по спинкам пройти на ту сторону. Она идёт-идёт-идёт, прямо сплошным потоком вверх. Потом, она гибнет в основном.
У хозяина трезубец был, как у Нептуна. Они же только этим и жили, рыбой. Потому что у них урожаи были бедные. Ну, как сказать: они картошку посадят, морковку, лучок..., но как, примерно в августе, дожди пойдут, всё… фьють - смоет. Ведь Судзухэ - её перейти можно по колено. А в дождь она, как взбухает - всё смывает и в море. Поэтому рыбой, в основном, и питались.
Пойдёт хозяин, пару штук сразу принесёт свеженьких, разделает. Пятнадцать минут икра в солёной воде - всё - ешь, не хочу. Ложку деревянную берем, и пошло дело.
Икра называется «скороспелка». Ну, а длительного хранения икру, держали в бочках. Но это у них как-то не принято было - куда поедешь-то, куда вывозить-то её? Рыба идёт на нерест неделю и прекращается. В это время все и пользуются.
Так что, ложками мы икру похлебали…
ОТ МАЗУРКИ ДО ПОЛОНЕЗА
Служил я в Приморском крае. От Владивостока примерно километров двести. В уссурийской тайге - гиблое дело. Где-то между Владивостоком и Находкой. Сейчас Находка - знаменитый порт. Десять километров было у нас до Японского моря, если по долине идти. Питание нам как завозили: корабль приходит, мы солдат организовываем и разгружаем. Мука, сушёный картофель, сушёная морковь, чеснок. А оттуда увозим в часть.
Уволился я в 1958 году. Меня год не отпускали почти. Мне всё время предлагали после расформирования полка пойти в командиры взвода. Я не пошёл, так как я оканчивал курсы зам. командира по физ. подготовке полка. Почему это я с майорской должности должен опять идти на лейтенантскую. Я вовремя ушёл. Три раза меня вызывал командир полка.
В то время было большое сокращение. Это ещё не хрущёвское. Хрущёвское потом шло. Это примерно 800 тысяч. У нас армию, 5-ую армию нашу приморскую полностью сократили. А вот после этого сокращения уже хрущёвское пошло.
Вот когда хрущёвское было сокращение, у них льготы были на получение квартир, буквально через полгода уже можно было получить. А я, дай Бог, три с половиной года ждал квартиру.
Тот полк, куда я попал служить, вышел после войны их укрепрайона. Укрепрайон был расположен на китайской границе - там доты, дзоты, полное жизнеобеспечение. Вот их оттуда выцарапали незадолго до моего приезда. Я приехал в декабре, а они организовались в марте. Как образовывался этот городок? Самоходки и танки по тайге прошли, дорогу сделали, раскидали всё и вот на этом месте начали строить. В общем, я приехал. Казарма одна была всего. В палатках жили, трёхэтажные ярусы для солдат. Вот куда я попал сразу. В дыру. Из цивилизованного мира. После мазурки и полонеза...
ДЕНЬ ПОБЕДЫ
Я спортом занимался, вон посмотри у меня много грамот. Это армейские соревнования. И был один случай. Мы с друзьями решили Победу отметить во Владивостоке. А обычно соревновались мы в Шкотове. Шкотов - это посёлок. Это был, как раз, штаб армии. Как раз, после соревнований, мы прямо оттуда и поехали. Вот три дня мы там... гостиница есть, мы знали, где чего: ресторан там, туда-сюда, девочки... не важно.
И приезжаем обратно уже впятером в штаб дивизии, докладываем - прибыли. А нам говорят: «Вы чего с опозданием? Три дня назад команда прибыла уже...». У нас начальник штаба дивизии был полковник Лурье - еврей. Он за нас болел страшно всегда на всех соревнованиях.
- Ну что, ребята, давайте я, на всякий случай, дам вам трое суток ареста. Езжайте в Шкотов обратно.
А там - гауптвахта для офицеров. Ладно, приезжаем туда. А дежурный, господи, такой же лейтенант, как я. Да к тому же свой.
- Вася, ё моё. Здорово!
Он говорит:
- Ладно, давай! Я вас запирать не буду. Офицерская столовая вот тут, там и пиво продают, и всё…
В общем, трое суток мы там проболтались, прожили. Возвращаемся назад.
- Уму разуму научились? - нас спрашивают.
- Так точно, товарищ полковник.
- Ну, тогда по частям разбегайтесь.
Мы разъехались.
А случай я, какой хотел тебе рассказать, другой... Да вот:
БАНЯ НА ЛЕСОПОВАЛЕ
В 1956 году отправили нас на лесоповал дрова заготавливать для полка. Ты представляешь, что это такое: сопки и деревья в полтора-два обхвата. Чем тащить? Техники нет, только лошади. Две лошади мне дали и двое саней, естественно. Ну, сколько человек... взвод. Ты видел фото, где я зажат между солдатами...
Неделя проходит, мы пашем вовсю. Спускаем всё это с сопки, эти лесины. Потом их надо пилить. Мы, конечно, не рубили, а только пилили. Ну, жизнь, есть жизнь. Продукты у нас были. Я назначал кострового. А мыться надо? Мыться надо!
Я сажусь на лошадь, еду в соседнюю деревню - слава Богу, там пару километров было всего. Договариваюсь насчёт бани. Хозяин говорит:
- Пожалуйста. Только дрова привози...
Дров у нас полно. А я ещё заранее зам. ком. взвода послал в полк. Он бельишко привёз запасное.
Грузим двое саней дров, сами наверх, на дрова, и поехали. Приезжаем. Всё, ребята помылись у меня, отлично. Я спрашиваю:
- Как у вас клуб-то работает в селе?
- Нет, уж давно не работает. Света нет.
У них действительно света не было в то время. Мы организовали ребят. Они открыли клуб, нашли какого-то комсомольца, лампы повесили, и понеслась. Там и девчонки прибежали, правда, какие там девчонки... В общем, ребята повеселились. А я с хозяином сижу. Он меня картошкой накормил, огурчиками накормил, ну и... Ребятам выпивать я всегда запрещал. Я в то время тоже не очень употреблял такие вещи...
Прихожу в клуб. Разгар веселья. Посидел, посмотрел. Часов в одиннадцать говорю, чтоб закрывали. И вот ночью, на двух санях... Ну, они, конечно, тоже выпили. Ладно, в лесу есть в лесу. (Выпили ребята, но никто никогда на меня пальца не поднимал.) Приехали в свои палатки (они утеплённые у нас были), всё хорошо, всё нормально...
СПАСЕНИЕ УТОПАЮЩИХ
Один случай очень оригинальный был. Я, как раз, в то время уже был зам. командира полка по физ. подготовке. Мы выехали в лагерь. Он назывался «летний лагерь для полевых учений». Там надо быть месяца два. Тут - мы стоим, там - другая часть... Самолёты летают и таскают бутафорию. А мы должны по ней стрелять. (Папа был артиллеристом - прим. ред.)
Один день дождь идёт, второй день дождь идёт... Меня командир полка вызывает и говорит, что хлеба нет. И меня посылает. Я снова в студебеккер. Он не весь крытый, а только наполовину. Ящик в него затолкнули, кусок брезента кинули туда и вот мы четверо: я, сержант и два солдата, один из которых шофёр, поехали. А дождь идёт.
А речка, как я уже говорил выше, вот так петляет и поэтому её надо несколько раз преодолевать. Вот мы, значит, одну проехали, другую проехали, третью переезжаем и... не доехали буквально три метра. Пум! Мотор заглох. Сидим в кабине. Что делать? Но это днём ещё было.
Идёт ГАЗ-63 - нашего горьковского завода. Значит, он мимо меня проезжает, я ему машу. Он проехал брод и на берег вышел. Я говорю:
- Давай лебёдку. Упирайся там в дерево.
Он упёрся в дерево, лебёдку зацепили и потихоньку нас вытащили. Оказывается, у нас вода в двигатель попала. Ладно, он нас вытащил и поехал дальше. Тут недалеко участки были картофельные. Он грузил картошку мешками и её вывозил. А у него в кузове человек пять сидело. И, буквально, через сто - сто двадцать метров опять речка и он сам там застряёт. Я-то не знаю, я его не вижу. Мы-то - вытащены, сушимся; сделали из брезента что-то типа шалаша. Хлеба буханка, по-моему, и сахара всего кусков десять. Тут уж я сказал, что надо экономить и что я буду распределять, потому, что не знаю, чем всё это кончится.
А уже река пошла. Камни бу-бу-бу-бу - зашумели. Река бухнет-бухнет и уже камни тащит с собой. Мы стояли, как раз в том месте, где река делала петлю. Шофёр у меня возится в моторе, воду сливает и прочее... Не прошло и часа, бежит ко мне рядовой из той машины.
- Товарищ лейтенант! Мы тонем!
- Как тонете?
- Да вот, мы вас только вытащили и сами сели... Идите, посмотрите.
Я бегом туда, взял с собой сержанта. Точно. Вот на моих глазах: стоит машина поперёк реки, её разворачивает против течения и капот начинает открываться. Там же люди, картошка... Ну, картошка уж ладно... Я тут сообразил и сказал сержанту, чтобы он тут же тащил верёвку от палатки (брезента), сейчас будем спасать людей - ведь они же погибнут к чёртовой матери.
А у ГАЗ-63 на бортах есть типа поручней. Я верёвку кидаю туда, а там пацан лет пятнадцати, женщина, двое мужчин и один солдат. Другой-то ко мне прибежал. Они завязали верёвку со своей стороны, а я - за дерево на берегу. Я им говорю, чтобы они бросались в воду и по верёвке шли. И вот только последний перебрался на сушу, как эту машину ещё раз развернуло и понесло. Напор очень мощный. Когда вода с гор идёт, река, как я уже говорил, набухает и поднимается метра на три-четыре и всё уносит. Я же говорю, урожаи там обычно, если в августе дожди пошли - все уносит в море.
Они (люди) мокрые конечно. Мы их проводили к костру, палатке. Всех привёл туда, но кормить нечем, я же за хлебом поехал и застрял... Мы подремали, подремали, а под утро солнышко. Шофёра я послал в полк, благо мы недалеко отъехали, с километр всего. Тоже вплавь, мы ему помогали. Он масло в канистре привёз в конечном итоге, машина заработала.
А вода-то пока большая. Мы ещё сутки сидим. Идут амфибии. Потому, что за нами ещё три полка стояло. Дали информацию, что, мол, дождь идёт, хлеба нет... С амфибии нам дали хлеба, консервов. Потом нас подцепили и потащили. На втором повороте реки глядим - машина, которую утащило. Вся исковерканная, картошки естественно нет.
Нас протащили ещё. Но вся долина залита. Дорогу мы, правда, чувствуем. Я иду впереди, лето было, тепло. Я иду в трусах, нащупываю дорогу, мосточки, и мы тихонько едем. А до города всего-то осталось километров пять. Вот так я вёл машину. Потом я сел в кабину, на сухое место выехали и приехали в Уссурийск (он тогда был Ворошиловград). Там затарились хлебом, там переночевали, солдат я устроил.
Оттуда приезжаем с хлебом на четвёртые сутки. Командир полка говорит:
- Молодцы! А то уж нам с воздуха кидают мешки.
Я объяснил, что да как.
Вот такие вещи, вот в такие моменты экстремальные я попадал...
Нижний Новгород, 1998г.
Сутырин Э.А.
(интервьюировал Сутырин Борис)