Кесарю кесарево

Ира Ветер
Рассказы из цикла "Кружева и крапива"

Серия
«Через годы, через океаны»
о жизни (и не только) Георгия Романовича Орлова,
сироты и криминального авторитета,
волею судеб находящегося в
вечном поиске самого себя и пытающегося разгадать тайны мироздания

"Кесарю – кесарево"
(сон?)


Его окружили: мужчины и женщины; белые, темные, красивые и уродливые, разных возрастов, вероисповеданий и национальности. Смотрели, кто с открытым любопытством, кто с подозрительностью, но большинство – с настоящим, животным страхом. Этот страх скользкой ртутью светился в их глазах; искажая черты и пригибая спины. Кто-то заговорил на испанском языке, с кубинским акцентом: «Что ему выпадет? Этому монстру?»
Он оглядел их спокойно, внимательно, но как-то безразлично. Безразличие не было связано с обреченностью, скорее, с вялым нежеланием принимать то, что теперь его окружает: финишная тюрьма – не самое приятное место! И не только с нежеланием, но с равнодушной насмешкой, мол, смотрите, говорите, обсуждайте – мне все равно.
Складывалось впечатление, что почти все его знают; знают о том, кем он был «до», и что его теперь ожидает…
Но ему было все равно.
Он ни о чем не жалел, ни о чем не думал, вполне успокоенным тем, что закончились бесконечные мотания из страны в страну, из города в город, из тюрьмы в тюрьму…
Здесь – финиш, где он узнает свой приговор.
Когда-то ему рассказывали об этой махине, выстроенной в прибрежных водах Атлантики, недалеко от Канады. Она принадлежала Мировому сообществу по борьбе с организованной преступностью. Но попадали сюда и нелегальные эмигранты, и люди, лишившиеся гражданства, дома и семьи, а так же многие другие – нищие и голодные – выбравшие путь нарушения Закона лишь потому, что не имели иных способов выжить.
Он видел их лица, наполненные дикой смесью страха и счастья: несколько лет на солидном пайке, под крышей, в тепле – разве дурной выбор, когда как на свободе они ничего этого не имели? Но существовал шанс…
Комиссия по выбору наказания, состоящая из одного человека.
Его боготворили и ненавидели, ведь именно он решал, кому жить, а кому – умереть. Кому год или два лишения свободы, а кому – электрический стул или петля на шею.
Местный божок, держатель власти, он почти не кичился этим, напротив, был скромен во всем.
-Егор!
-Сашка?
Двое мужчин, знакомых с юности, встретились здесь, в тюрьме, откуда нет, и не может быть досрочного выхода, но встретились не по одну, а по разные стороны.
-Ты здесь…
-Как видишь…
Тот, кто решал судьбы заключенных, оглядел Егора с ног до головы. Егора, старого товарища, с которым они знались много лет, но после – исчезли из поля зрения друг друга.
-Кесарю – кесарево! - улыбнулся Егор, и морщинки тонкими лучиками разбежались вокруг его голубых, словно осеннее небо, глаз. – А ты как устроился, пригрелся… Хорошо, наверное?
-Как сказать… - Александр, в форменной одежде, ростом под два метра, выглядел не только внушительно, но и крайне импозантно. – Не задумывался: это моя работа.
-И нравится? – уточнил Егор, не без ехидства в голосе и во взгляде.
По лицу Александра пробежала волна отвращения.
-Такой же вопрос могу задать тебе! – ответил он холодно.
-Брось ты… - Егор даже рассмеялся: не весело, буднично, словно по инерции. – Кто прошлое помянет…
-Сегодня вечером ты пройдешь выбор! – Александр резко развернулся и ушел, а Егор, оценив уверенность его походки и силу, исходившую от бывшего товарища, лишь головой покачал.
-Пройду… - произнес он тихо. – Все, что угодно, пройду. Терять больше нечего…
Ужин, как и окружавших его людей, не запомнил: сознание погрузилось в подобие сна, в котором тело действует, но разум не воспринимает этих действий, не дает им оценки, и, следовательно, никак на них не реагирует.
Камеры тут были только для сна, а в течение дня все заключенные находились в общем «котле», иначе не назвать. Бурлила жизнь, люди занимались какими-то делами: неприхотлив человек – даже здесь, в месте отчаяния и страха, процветают те же пороки, что на воле. Кто-то зарабатывает, кто-то – отдает и отдается; зависть, жажда выжить любой ценой, предательство – лишь та малая толика, что увидел Егор за сутки пребывания тут.
А вечером началось…
Смотрели все.
Это закон: все заключенные должны видеть, кому какой выбор пал.
Александр был скромен, не скажешь, что вершитель судеб. Но вот выражение лица его Егору совсем не понравилось – бывший товарищ получал от процесса настоящее, хотя и тщательное скрываемое удовольствие. Но Егор увидел. Ему, человеку, испытавшему на своей шкуре и нож, и пулю, и предательство, и любовь, было не трудно разглядеть этот человеческий порок: неуемная жажда власти над сотнями душ. И чем больше этой власти, тем больше жажда.
Как он когда-то, сам, не желая остановиться, убивал…
Много…
Убивал с презрительным величием мусорщика, без работы которого город бы загнил в отбросах…
Убивал с небрежно скрываемым пафосом и радостью…
…получал удовольствие?
Разве теперь важно?
…вытащил табличку с надписью…
-«Смертная казнь»! – зачитал Александр, и заключенные притихли.
Тишина сделалась страшной: гулкая, плотная, непробиваемая.
Егор оглядел их: этих овец на заклание.
Нет, он такой овцой не станет!
Смертная казнь так смертная казнь, что поделать!
Но принять достойно, не опустить головы и не потерять блеска в глазах.
Как он умел: в любой ситуации оставаться королем!
Вспомни, Егор, вспомни, и погляди на них с презрением!
Вспомни…
-Способ казни…
Голос Александра отвлекал от нахлынувших вдруг мыслей о том, как удержать лицо.
Одной смертной казни для тебя мало, подумал Егор; тебя надо убивать снова и снова, и тогда, может быть, ты сравняешься со своими делами!
-Электрический стул!
Вот и славно, Егор расслабленно улыбнулся; электричество – такая интересная штука!
Остаток вечера и ночь прошли невыносимо медленно. Рядом с Егором постоянно кто-то находился: видимо, его пытались подбодрить или развеселить, даже пару раз присылали здешних шлюх, но он с ленивой неспешностью отгонял их, тупо пялясь в телевизор, но ничего не видел…
Ему было все равно: смерть – так смерть.
Она долго ходила мимо, но, раз пришла, то вполне красиво…
Обижаться на нее что ли?
Глупости!
Он улыбался…
Видимо, уснул, потому что очнулся от ослепительного солнца: аэродром, огромное поле, взлетная полоса, уходящая куда-то за горизонт. Его и еще нескольких приговоренных к казни, вели к самолету. Он успел подумать: какой старый самолет, он же рассыплется на куски, не успев взлететь!
Внутри тоже был сплошной упадок: рваные кресла, поцарапанная обшивка, треснувшие стекла в иллюминаторах.
Гроб с крыльями, подумал Егор, усаживаясь в кресло и ища ремни безопасности.
Их не оказалось.
Рядом села молодая женщина с длинными, темными волосами, отливавшими бронзой в лучах солнца.
Самолет начал движение: трясло на каких-то неровностях, которых не должно быть на взлетно-посадочной полосе…
Егор прикрыл глаза: все это похоже на горячечный бред!
-Всем утро доброе!
Он открыл глаза: в салоне появился мужчина, примерно одного возраста с Егором. Форменная рубашка расстегнута до пупа, китель висит на одном плече – мятый, потертый, без знаков отличия и наград, фуражка съехала набекрень.
-Когда полетим? – спросил Егор, отмечая, что не узнает собственного голоса.
Пальцы инстинктивно сжали подлокотники кресла.
-Не полетим мы! – ответил капитан. – Я не люблю летать!
Ослепительно улыбнувшись, он чуть склонился над Егором.
-Ты тоже не любишь летать, я знаю! – прибавил он шепотом.
И тут Егор разглядел на его кителе бирку с именем: черными буквами по металлу было выгравировано «Егор».
Взгляды мужчин встретились: удивленный и непонимающий – Егора-смертника, и насмешливо-ироничный – Егора-капитана.
-Ты уже умер, приятель! – хохотнул капитан, обдавая Егора запахом свежего перегара. – Теперь тут твой дом, в моем самолете, который вечно едет по взлетно-посадочной полосе!
И Егор понял, что капитан не врет…
Капитаном самолета был он сам.
Так было при жизни, так стало при смерти: кесарю - кесарево!



23 декабря 2011 года, Москва, Чистые пруды