Летом, как обычно, сессия усложняется защитой дипломов. Всё это выливается в бесконечные консультации, экзамены, написание рецензий и отзывов, переживания за студентов: успеют – не успеют.
А на улице совсем некстати установилась жара. Да такая, что выходить не хочется – дома можно было хотя бы спастись у вентилятора! Но, поработав с неделю в круглосуточном режиме, и он не выдержал – что-то в нём сломалось.
Сидеть в душной квартире уже не было никакого смысла, и, прихватив первую попавшуюся книгу, я вышла на блёклую, словно засвеченная фотография, улицу, щурясь сквозь тёмные очки на яркое полуденное солнце и вдыхая жареный воздух. Как-то мне сразу подумалось, что воздух именно жареный, словно всю его массу взяли и бросили на горячую землю, как бросают семечки на сковороду, чтобы покалить.
…Воздух центральных улиц, пропитанный запахами асфальта, бензина, автомобильных шин и ещё чего-то технического и неприятного, был таким густым, что на уровне земли дрожал, создавая иллюзию воды. Но к этим «лужам» невозможно было приблизиться: они то манили вдалеке, то вдруг оказывались позади, оставляя на своём месте лишь горячий сухой асфальт.
Точно такие же воздушные лужи плескались и на выложенной плитами площади перед Мемориалом. Её я пересекла почти бегом и с удовольствием окунулась в прохладу бульвара Венец. Здесь витали совсем другие запахи: медовый аромат цветущей липы смешивался с огуречной свежестью недавно скошенной травы. Такой воздух хотелось пить и пить.
На бульваре было почти пусто, лишь в разноцветных палатках летних кафе кое-где сидели посетители и потягивали из высоких стаканов холодное пиво. Я направилась к фонтану, раздумывая, куда сесть: под брызги на залитый солнцем бортик или на тенистую лавочку метрах в трёх от него. Сюда в ветреную погоду тоже долетает водяная пыль. Но сегодня было так тихо и знойно, что, кажется, и фонтан, экономя воду, бережливо, всю до капли возвращал её в бассейн.
Выбрала тень. Воздух здесь был не таким горячим, как на солнце, и скамейка не обожгла, а уютно приняла, располагая к отдыху. Отложив в сторону принесённую для чтения книгу я закрыла глаза.
Сами собой сложились строчки:
Какое лето за окном проходит!
Какие дни уносит суета!
Махнуть бы на неспешном теплоходе
В глухие заповедные места.
Снять угол с деревянною лежанкой
И роскошью лоскутных одеял.
И стать для местных некой «парижанкой»,
Всех модниц воплощая идеал.
Легко носить нездешние наряды.
И волосы нездешне заплетать.
И знать – не знать, кто поселился рядом.
И не писать, а только лишь читать.
Не заводить любовные романы –
Пусть даже будет с кем их заводить.
А все свои и не свои обманы
Менять на созерцание воды.
По вечерам пускать в каморку ветер
И запах остывающей реки.
А вместо писем посылать в конверте
Засушенные в книге васильки.
– Не любите жару? – услышала я надтреснутый фальцет и нехотя повернула голову в сторону говорящего.
На другом конце лавочки сидел высокий худой старик в белом лёгком костюме, в таких же белых тряпичных туфлях и в необычном головном уборе: шляпа – не шляпа, скорее, панама и тоже из белой ткани.
В Симбирске старички так не одеваются. И уж тем более не носят панам. Шляпу уж куда ни шло, но чаще ходят в фуражках или бейсболках. А он – ну точно дачник тургеневской или чеховской эпохи!
Светло-голубые, словно выцветшее от жары небо, глаза незнакомца смотрели вопросительно.
– Да, – наконец ответила я.
– Вот и славненько! – почему-то обрадовался старик. – А не выпить ли нам по стакану газировки?
Мне очень понравилось слово «газировка», словно пришедшее из детства, когда на каждом углу стояли автоматы и, бросив копейку, можно было выпить стакан простой газированной воды, а за три – ещё и с сиропом.
Эти автоматы почему-то всегда устанавливали на самом солнцепеке, и цветная сладкая жидкость, которую они выплескивали в гранёный стакан, была тёплой, пенилась, как пиво, но всё равно казалась необыкновенно вкусной.
В летнем кафе, по другую сторону фонтана, вместо газировки нам предложили «Фанты». И, достав из-за прозрачной дверцы холодильника сразу же запотевшие алюминиевые баночки, мы, не сговариваясь, покинули накалившийся брезентовый шатёр и вернулись на скамейку.
– А я люблю жару! – возвратился к прерванному разговору мой собеседник. – Старческим костям жар полезен. Я вот возвращаюсь с Юга, и выбрал теплоход, чтобы подольше побыть на солнце. Пока плывём, днём всё время нахожусь на верхней палубе.
«Так вот почему он так интересно одет!» – подумала я и, чтобы поддержать разговор, сказала:
– Так, значит, в Симбирске у вас остановка…
– Да. На целых четыре часа! Центр я уже осмотрел. У вас удивительный город – он словно застыл в оцепенении лет двадцать назад, и мне, старику, здесь особенно приятно. Но главное, у вас замечательная жара: воздух раскалённый и сухой, как в сауне. Он не обжигает, а прогревает насквозь, выгоняя из организма все хвори. Так славненько!
Я молчала, не разделяя его восторга.
– Другое дело – жар влажный, тяжёлый, затуманивающий мозг и заставляющий сердце работать с перебоями… Вам приходилось бывать в Петербурге, когда температура выше тридцати градусов, а влажность под сто процентов? В этой парилке, где нечем дышать!
– Нет. А разве в Питере бывает так жарко?
– Ну, вот – типичное восприятие нашего города: все знают о красоте белых ночей, но мало кто вспоминает о краткой, но страшно тяжёлой июльской жаре. Я коренной ленинградец, и не всегда удавалось в эти дни уехать из города. История, которую я хочу вам рассказать, произошла именно в июле. Вы верите в мистику? – неожиданно поинтересовался он.
– В мистику? Нет, пожалуй.
– Вот и славненько! – повторил он свою излюбленную фразу. – Вашему материализму моя история не повредит. К тому же я и сам материалист. Да ещё и физик. Кстати, я не представился: Иван Иванович. А вы…
– Елана Игоревна, Лана.
– Так вот, Ланочка, я старый-старый физик. Пятьдесят лет занимался… впрочем, это вам вряд ли будет интересно. А работал я в НИИ радиоаппаратуры, что в Питере на Васильевском острове, недалеко от Смоленского кладбища. Вы наверняка бывали там, на могиле Ксении Петербуржской.
– Нет, я не хожу на кладбища.
– Вот и я не люблю! Да и ассоциации ненужные в последнее время возникают… Но это я отвлёкся! А история-то как раз и произошла на Смоленском кладбище. Как я уже сказал, в тот день стояла жуткая жара. За окном градусов тридцать пять, в нашей лаборатории – около того. Вентиляторы гоняли горячий воздух, лениво затекающий в помещение через все раскрытые настежь окна.
– Вы так об этом рассказываете, будто не любите жару.
– В то время я ещё не был её поклонником. А питерскую жару, отнимающую у человека все силы, я и до сих пор не люблю. Так вот, до обеда я измаялся настолько, что в перерыв, вместо того чтобы хлебать в столовой горячий борщ, отправился прогуляться под кладбищенскими деревьями. На это у меня было тридцать минут свободного времени. Выбрав самую тенистую аллею, я решил, что ровно пятнадцать минут буду идти вглубь кладбища, рассматривая надгробья слева от дороги, а вернусь по противоположной стороне. Так и сделал. Но когда время моей прогулки закончилось, я, неожиданно для себя, оказался не у входа, а в совершенно незнакомом месте.
– Как так? Вы же никуда не сворачивали?
– За это я ручаюсь: шёл только по прямой – и туда, и обратно.
– Мистика какая-то получается!
– Но мы же с вами в чудеса не верим! И я подошёл к этой ситуации с позиции физика, то есть как к задачке, которую необходимо решить. И секрет раскрыл быстро… Кстати, а что вы делали бы на моём месте?
– Я? Сначала, конечно же, испугалась. Но метаться в поисках выхода, наверно, не стала. Скорее, пошла бы по той же дороге в обратную сторону, решив, что где-то всё-таки пропустила поворот. И в этом не было бы ничего удивительного – ситуация для меня вполне обычная: я постоянно то уезжаю не в ту сторону, то пропускаю нужную остановку.
Старичок понимающе хмыкнул, но ничего не сказал.
– К тому же, вы говорите, день был жарким – значит, внимание ослаблено. Да и без этого, как считают учёные, человек в среднем каждые девяносто минут впадает в транс, и происходящее с ним в это время просто не помнит. В общем, я пошла бы назад в поисках пропущенного поворота.
– Вы очень близки к истине. Я действительно пропустил – только не поворот, а развилку, вернее, место слияния двух аллей в одну. Смотрите, как это выглядело.
Он вытащил из кармана ручку и, не снимая колпачка, прямо на земле начертил что-то вроде перевернутой заглавной латинской буквы Y.
– Я шёл по левой стороне левой же аллеи, рассматривая памятники. И место схождения её с другой аллеей, конечно же, не заметил, так как оно было справа от меня. На обратном пути я шёл, глядя на надгробья, по противоположной стороне, которая снова была у меня слева. А развилка опять оказалась справа и осталась мной не замечена.
– Как просто!
– Да! А мистики напустили бы туману!
Он взглянул на часы:
– Как за разговором летит время! По-вашему, успею я за час пешком добраться до речного порта?
– Если спуститесь по канатке к Волге, а дальше пойдёте прямо по дамбе, то вполне успеете.
Он кивнул и, пожелав мне всего хорошего, заспешил к фуникулёру.
Рассказ опубликован в книге "Один из вариантов жизни" (Ульяновск, 2005 год)