12. Исчезающий коридор

Ртищева Людмила
В самые короткие в году дни, когда рассвет, кажется, переходит сразу в закат, мне довелось вести команду студентов на олимпиаду по журналистике в Ижевск. До поездки я даже не думала, что там живут на час раньше. И из-за этой разницы во времени дважды попадала впросак. Ну, всё по порядку…

Мы ехали со студентами в двух купе. Они, собравшись все вместе в соседнем, веселились так, что мне было слышно через стенку. Я же в полном одиночестве сидела возле окна, глядя на чуть затушёванные сумерками заснеженные пейзажи и под стук колёс снова и снова повторяя про себя, написанное недавно стихотворение:
Сквозняк незаклеенных окон.
Парное тепло батарей.
Одежд утолстившийся кокон.
Простуда.
Желанье: скорей.
Домой с этих улиц.
Где плавно
Рассвет переходит в закат…
Я в спячке зимой.
Чувства, планы,
Всё-всё – до весны.
А пока…
Зима.
За окном со скоростью гаснувшего в кинозале света совсем стемнело. Я включила над изголовьем голубую лампочку, но стало не намного светлее. Поэтому, отложив приготовленную было для чтения книжку, решила лечь спать – ехать предстояло до утра. Перед сном я предалась далёким воспоминаниям.
В Ижевске мне приходилось бывать и прежде – там жила моя подруга по переписке Ольга. Во времена нашего детства часто знакомились по переписке – через живущих в других городах родственников, через друзей, которые побывали в «Артеке» или в «Орлёнке», через детские журналы. Так подружились и мы, и аккуратно писали друг другу с пятого класса вплоть до окончания университета.
А встретились –  у каждой из нас уже росли сын и дочь. Тогда я впервые и побывала в Ижевске, который хоть и был столицей (пусть не-большой Удмуртии), но оказался маленьким и неинтересным городом.
Заканчивался август, и не хотелось тратить последнее драгоценное время летнего отпуска на город, поэтому почти сразу мы уехали на дачу на берегу озера.
Я тогда впервые была на настоящей даче – ни у родственников, ни у знакомых дач не было. Не жил у нас никто из родни и в деревне, а генетическую тягу каждого русского человека к земле реализовывали на крошечных садовых и огородных участках в черте города.
Здесь же был старый двухэтажный деревянный дом, похожий на множество подобных, существующих в старинных дачных посёлках где-нибудь под Москвой или под Петербургом. У меня всегда эти дачи связывались с творческой интеллигенцией. А отец моей подруги как раз был художником, вернее скульптором.
В этом доме мы и провели всю ту первую поездку в Ижевск. Погода стояла прохладная, дождливая. Днём мы ходили по грибы. А потом вдвоём с Ольгой, оставленные всеми остальными, лежали в протопленной мансарде и разговаривали.
Топили с вечера так жарко, что можно было спать только без одеяла. А от мух и комаров спасали марлевые балдахины, натянутые вокруг каждой кровати, поэтому, разговаривая, мы почти не видели друг друга, находясь каждая в своём таинственном мирке.
Почему-то лучше всего я запомнила именно эти балдахины. И воздух хорошо протопленной комнаты, пахнущий деревом. А ещё какое-то тревожное чувство из-за того, что голландские печи слишком накалились (вдруг сухие бревенчатые стены загорятся!).
Я вообще побаиваюсь жить в деревянных домах – по вечерам у меня такое ощущение, что ложусь спать в поленницу…
Отогнав возникшую было тревогу, я стала думать об Ольге, удивляясь некоторым совпадениям в её и моей жизни. Например, наши старшие сыновья и младшие дочери оказались ровесниками. Оба парня после окончания школы уехали учиться в Питер. Правда, если мой сын выбрал вполне предсказуемый для прирождённого «технаря» Военмех, то Ольгин – пошёл в пожарную академию.
«Интересно, зачем люди выбирают такую экзотическую профессию? Ведь это очень страшно – лезть в огонь», – думала я, засыпая.

…Встретившая нас на вокзале преподавательница кафедры забыла предупредить, чтобы мы перевели часы (Симбирск и Ижевск оказались в разных часовых полюсах). Просто сказала, что времени до открытия олимпиады ещё предостаточно, и проводила до университетского городка, где мы и должны были жить все три дня.
Ребят моих разместили в студенческом общежитии, а меня – в гостинице для аспирантов и преподавателей, расположенной в том же здании, но с другого входа. В квартире, состоящей из двух отдельных комнат и санузла, мне предстояло жить одной, так как соседка, преподавательница из Венгрии, уехала на Рождество и Новый год домой.
Разложив немногочисленные вещи и наконец-то смыв под душем усталость ночной поездки, я, не снимая покрывала с кровати, прилегла отдохнуть. И тут же задремала.

…В цветном, но беззвучном сне поплыли картинки минувшего утра. Вот мы, очень странно двигаясь, как в замедленном показе киноплёнки, выходим из вагона. От вокзала навстречу нам не идёт, а тоже словно плывёт молодая женщина, высокая, в длинной светло-коричневой шерстяной юбке грубой ручной вязки и такого же цвета коротком приталенном полушубке из овчины, отороченном молочно-белым кучерявым мехом. Чёрные волосы, несмотря на мороз, прикрыты лишь разноцветной вязаной шапочкой с маленькими ушками. Весь этот наряд в стиле кантри ей очень идёт.
Она беззвучно что-то говорит, устремив на меня взгляд своих глаз. Васильковых? Оливковых? Нет, они, скорее, цвета морской волны, или незрелой бирюзы, которая уже не зелёная, но ещё не голубая. Но ярче. Цвет глаз такой необычный, что мне хочется задать вопрос о линзах…

…Но вместо вопроса в сон оглушительно ворвался телефонный звонок. И та же встречавшая нас преподавательница вежливо сообщила, что меня давно ждут на кафедре и через пятнадцать минут начало соревнований. И вот тут я впервые поняла, что в Ижевске время на час назад.
На ходу одевшись и переведя часы на мобильном телефоне, я уже минут через десять была возле нужного мне старого корпуса университета и по стрелочкам с надписью «олимпиада» без труда добралась до кафедры журналистики.
Надо сказать, что, не будь указателей, пришлось бы поплутать, так как на последний этаж вела только одна лестница в конце длинного и почему-то полутёмного коридора. Хотя до неё пришлось пройти мимо ещё пары лестниц и очень хотелось по ним подняться.
Соревнования длились до самого вечера, и всё это время я провела на том этаже, где они и проходили. А придя в гостиницу, сразу легла, чтобы, наконец, выспаться и завтра не опаздывать.
Немного поворочавшись на непривычно узкой и жёсткой кровати, я уже в полудрёме поставила будильник на мобильном телефоне и тут же заснула.

…События прошедшего дня теперь менялись с периодичностью слайдов, которые отсчитывает диапроектор: коридор, стрелочка, коридор, стрелочка… бесконечные лестничные марши, пустые и длинные, которые вдруг обрываются у закрытой двери. Я беспомощно поворачиваюсь и… новый слайд: устремлённый на меня взгляд бирюзовых глаз…
И вдруг их цвет меняется на… золотой. Я мгновенно понимаю, что это отражение огня, и цепенею от ужаса…   

…Телефон прокричал уже в третий раз, когда я наконец поднялась. И, накинув на время мобильника положенный час, поняла, что снова опаздываю.
…Мимо вахтера я не прошла, а пролетела. А дальше – по стрелочкам на самый верх. И только на последней лестничной площадке заметила, что в университете непривычно тихо, словно никого нет. Все стулья, стоящие наверху вдоль перил, были пусты, а вчера не только на них, но и на ступеньках сидели студенты… Но не это меня поразило более всего, а то, что дверь на этаж была закрыта. И путь к ней преграждала какая-то допотопная ученическая парта.
«Странно, зачем закрывать этаж?» – недоумевала я, протискиваясь в узкое пространство между партой и перилами к двери, две створки которой сходились не очень плотно.
Добравшись, наконец, до щёлки и взглянув в неё, я совсем растерялась: коридора за дверью не было! То есть, этаж, конечно, был, но он совершенно не походил на вчерашний. Скорее, это был чердак, заваленный строительным хламом, тускло освещаемый редкими пыльными лампочками, которые свешивались с деревянных стропил на скрученных грязных проводах. Я стояла, тупо уставившись в дверную щель и, кажется, ни о чём не думала.
Из оцепенения меня вывело тихое потрескивание. Свет на чердаке вдруг погас, и я увидела, что провод над ближайшей ко мне лампочкой искрится, словно бикфордов шнур. И лишь только бегущий по нему огонёк достиг стропил – те вспыхнули. Сухое дерево занялось сразу. И прежде чем я успела что-то сообразить – чердак весь пылал.
Крик ужаса застрял у меня в горле – я только беспомощно открывала рот и глотала воздух…
– Вы сегодня рано! – Вдруг раздался за моей спиной голос нашей вчерашней провожатой. – А что вы там стоите? Пойдёмте на кафедру! – И, щёлкнув выключателем, она исчезла… в стене.
Последовав за ней, я обнаружила, что за углом, который в утреннем полумраке казался просто выступом в стене, и начинается нужный мне коридор.
На кафедре, после нескольких глотков крепкого кофе, я наконец обрела дар речи, но вопрос о пожаре застрял намертво. Вместо этого я спросила:
– А который сейчас час!
– Половина девятого.
– Как девятого? Я же из гостиницы вышла почти в девять… Чёрт, часы-то я вчера перевела – и забыла! Выходит, зря накидывала лишний час!
Помолчав немного, я всё же задала интересующий меня вопрос:
– На этом этаже случалось что-нибудь необычное?
– Необычное? – Было видно, что она меня не понимает.
– Да! Может, припомните какие-то происшествия, странные истории?
– Нет, ничего такого! Да этаж и существует-то всего четвёртый месяц.
– Как так?
– Раньше здесь чердак был, но год назад сгорел от короткого замыкания в электропроводке. Университетское начальство решило, что построить мансарду вместо его ремонта встанет не намного дороже. А нам как раз были нужны площади для нового факультета…
– Так часть этажа…
– Да, ещё строится. Ну, вы ведь и сами видели…
Я кивнула, и больше мы к этой теме не возвращались.

Но вечером мне снова предстояло услышать историю этого пожара. В тот день я наконец встретилась со своей подругой. И она, рассказывая о своей семье, вспомнила, как прошло крещение огнём у её сына – самый первый пожар, в тушении которого ему довелось участвовать, был тот самый, произошедший на чердаке университетского здания.
И я снова удивилась совпадениям, которые постоянно происходят в моей жизни…


    Рассказ опубликован в книге "Один из вариантов жизни" (Ульяновск, 2005 год)