События, о которых я хочу рассказать, начались 6 октября 200… года. Тот день я хорошо запомнил: стояла страшная – по октябрьским меркам – жара, желтое октябрьское солнце пекло как в июле, и совершенно не было ветра. На мутном небе не было ни облачка. Люди, одевшиеся утром теплее, обливались потом и стаскивали с себя ставшую ненужной верхнюю одежду. Юные модницы, довольные тем, что могут еще раз продемонстрировать свои покрытые ровным загаром тела прохожим, обнажались, как на пляже, слегка прикрывая лишь груди и причинные места цветастыми лоскутками.
За три дня до того, то есть третьего октября, на Морском проспекте дьявольски быстрая машина сбила насмерть одного моего знакомого человека. Этот мужчина сорок пять лет отработал на тепловой станции №1 и вышел на пенсию около двух лет назад. Мужчина он был крепкий, не курил, практически не пил и даже на пенсии не успел обзавестись хоть сколько-нибудь серьезными болезнями, от которых пожилые люди в любой момент могут переодеться в деревянные одежды и улечься на два метра под землю. Вынырнувший из дождливого сумрака автомобиль внезапно и окончательно прервал его жизнь, сократив ее как минимум лет на десять.
К сожалению, время вспять не повернуть, и за две секунды до аварии из-под колес человека не вытащить, поэтому родственникам погибшего ничего другого не оставалось, как только достойно похоронить его.
Похороны – своеобразный показатель того, как жил человек. Определяется он по количеству присутствующих на них людей. Здесь нужно уточнить: человек, тело которого на веревках спускают на отметку минус метр восемьдесят, не должен относиться к сильным мира сего, чиновникам высокого ранга или просто богатым людям, ибо на похоронах этих мясных персонажей девяносто процентов присутствующих приходят на похороны исключительно со своим интересом. В наш прагматичный век время ценится чуть ли не дороже здоровья, и позволить себе его потратить может далеко не каждый, тем более что покойный все равно не оценит этот жест. Поэтому когда на похоронах простого человека собирается много людей, это обстоятельство говорит о том, что человек этот жил правильной жизнью, гадостей никому не делал, со всеми ладил, детей воспитал достойными людьми, а если и ходил налево, то в разумных пределах.
Я пошел на похороны, потому что уважал этого человека. Он был веселым обаятельным дядькой почти двухметрового роста и с густой копной вьющихся седых волос. Голос он имел сильный, зычный, и если хотел, то мог перекричать кого угодно, но никогда этим не пользовался. В общении он был простым: ко всем обращался на ты, и все к нему тоже обращались на ты. Он любил и умел пошутить, но необидно для окружающих. Говорил он неторопливо, и когда его перебивали, останавливался, слушал оппонента до конца его речи, потом опять начинал ему толковать свое: его невозможно было сбить с мысли. Подчиненные его слушались из одного только уважения. К тому же он умел работать не только головой, но и руками, но в старости у него стало плоховато со зрением.
Когда ему перевалило за семьдесят, он ушел на пенсию.
И вот такая смерть.
После похорон были поминки. Они проходили в одной из столовых района. На них было, по моим подсчетам, около ста человек. Нас накормили, несколько человек произнесли речи о покойном. Все выпили, кроме тех, что были за рулем. Потом часть пришедших покинула поминки, остались только родственники и близкие друзья покойного.
Я уехал с поминок около четырех, потому что мне обязательно нужно было съездить в несколько мест. И вот в начале шестого, на автомобиле, полном пассажиров, я подъезжал к своему дому. Перед светофором, что находится напротив Дома быта, выстроилась цепочка, состоящая, по крайней мере, из восьми машин. Красный свет только-только загорелся; стоять оставалось еще долго. Но мне не нужно было ехать прямо за светофор. Мне надо было свернуть налево во двор еще до светофора. Проехать оставалось метров восемь-десять. По встречной полосе машин не было, и я решил слева обогнуть стоящие автомобили и повернуть во двор.
Откуда он взялся, просто уму непостижимо. Он как тень отделился от стоящего возле дороги дерева и внезапно проявился – как проступает изображение на фотобумаге в ванночке с проявителем – в воздухе во всем своем адском великолепии: в форме со световозвращающими окружностями на конечностях – чтобы в темноте их было видно, и было невозможно случайно переехать их машиной, с буквами ДПС на спине, с полосатой палкой, в десантных ботинках и фуражке неизвестных войск.
Радостно улыбаясь, он вовсю замахал мне своим волшебным жезлом. Я остановился. Все документы были у меня в порядке. Но поскольку проезд во двор был рассчитан только на одну машину, я ему махнул, что проеду дальше, чтобы не создавать помех для въезжающих и выезжающих.
Я поставил машину на стоянку, выпустил пассажиров, и, взяв документы, закрыл машину. Я мог быстро нырнуть в свой подъезд, до которого было рукой подать, и ничего бы он с меня что взял. Но документы у меня были в порядке, техосмотр пройден, и я не видел причин, по которым мне следует уклоняться от встречи с представителем дорожной власти.
Я подошел к нему и подал документы. Он сверил меня настоящего с моим изображением, просмотрел остальные документы. Потом возвратил страховку и свидетельство о регистрации, оставив водительское удостоверение себе. Нахмурив брови и посуровев лицом, как требовала от него служебная дисциплина, мол, не в игрушки здесь играем, он сказал:
- Борис Олегович, нарушаете.
- Что же я такого нарушил?
- Пункт 3.20 Правил дорожного движения.
- И о чем говорится в этом пункте?
- О том, что вы совершили обгон в зоне действия знака «Обгон запрещен». Ведь вы видели перед железнодорожными путями знак «Обгон запрещен»?
- Но я никого не обгонял.
- Вы объехали несколько стоявших машин.
- В зоне действия знака «Обгон запрещен» разрешается обгонять транспортные средства, двигающиеся со скоростью менее тридцати километров в час.
- У вас устаревшая информация. С такого-то года запрещается обгонять любые транспортные средства.
- Покажите, пожалуйста, Правила.
- Пойдемте.
Разговаривая, мы пересекли проезжую часть. Он подвел меня к служебной «пятерке», ловко укрывшейся за гаражами и стоящими на обочине деревьями от глаз невнимательных водителей. Открыл багажник и достал оттуда Правила. Найдя нужную страницу, он протянул мне брошюру и ткнул пальцем в то место, откуда надо было читать.
«Наказание: лишение водительских прав на срок от четырех до шести месяцев».
- Я не обгонял. Я повернул налево по неправильной траектории. Ведь реально я никого не обгонял. Мне надо было повернуть во двор. Вот и все.
Он взял Правила и нашел пункт, по которому мне светил либо штраф в две с половиной тысячи рублей, либо лишение прав на срок от четырех до шести месяцев.
С собой у меня было что-то около тысячи двухсот рублей. Я прикинул, хватит ли мне денег технично отмазаться от представителя дорожной власти.
Из машины вышел старший. Он взял мое удостоверение, махнул мне рукой, мол, садись в машину, и сел сам, захлопнув дверку. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.
Наверное, мне следовало сразу брать инициативу в свои руки. Сказать: так и так, командир, вот столько денег я имею в зачете. Больше у меня нет. Но зато у меня есть дети, и дети маленькие. А их нужно утром в садик возить. И вечером из садика забирать. Поэтому мне без прав никак нельзя. Ты что, командир, не человек, что ли? Ну, напортачил я! С кем не бывает! Давай договоримся. Будь человеком!
И вполне возможно, что это проканало бы. Я лишился бы пятисот либо тысячи рублей, и все.
Но в тот момент мне отчего-то вспомнились похороны, и я ушел в себя. Мысли мои унеслись куда-то далеко и оставили после себя лишь тишину. И я погрузился в эту тишину. Потом тишина исчезла, и внутри заиграл «King Crimson» - Sailor’s tale.
Через несколько минут я хватился и вернулся в реальность. Этого времени – того, что я был в отключке, – ему хватило, чтобы нарисовать схему происшествия, составить и заполнить все ведомости и найти двух свидетелей для изъятия у меня водительских прав и выдачи мне временного разрешения. Мне было интересно – как будто я наблюдал эту сцену со стороны – действительно ли меня лишат прав или все-таки просто оштрафуют.
Я подписал необходимые бумаги. Он сказал, когда ориентировочно состоится суд, выдал мне постановление и распрощался со мной. И со всем этим я отправился домой. Сообщить супруге новость о том, что меня на ровном месте лишили прав.
Я не буду перечислять, сколько раз откладывался суд. Ровно столько раз мне приходилось отпрашиваться на работе и мотаться из города в Городок и обратно. В конце концов, вызвав всех свидетелей и даже «тяжело болевшего» и не присутствовавшего на предыдущем заседании суда сотрудника ДПС, меня в торжественной обстановке (мне этот фарс напомнил день, когда нас в школе принимали в пионеры) лишили водительских прав на четыре месяца. Постановление суда было отправлено мне по почте.
Я вышел из здания, вмещающего в себя вместе с мировым судом магазин контрактных японских автозапчастей, студенческое общежитие, адвокатские фирмы, стоматологическую клинику, магазин аквариумов и еще бог знает сколько разных фирм, фирмочек и организаций. Закурив сигарету, я вместе с супругой – ее вызывали в качестве свидетеля – пошел домой. Мысли мои были невеселыми.
Так вот как получается, значит. Помимо всевозможных налогов, которыми облагается все и вся, так, что даже нельзя дыхнуть, у государства есть, грубо говоря, две руки. Одна рука государственная. Она карает и вообще всячески мешает нам жить. Другая рука частная государственная. Эта рука коммерческой направленности и тоже мешает нам жить, хотя полностью осознает, что она есть незаконное образование на теле государства. К ней принадлежат армии разных чиновников, инспекторов, любого рода проверяющих и прочего служилого люда.
Частная государственная рука – когда берет очередную жертву за ж… – говорит: заноси деньги по таксе, и у тебя не будет никаких проблем. Так у меня же все в порядке! – отвечаем мы. Ты что, бля, самый умный? Если надо, мы найдем, что у тебя не в порядке. Может, у тебя пожарная безопасность не соблюдается или газовая разводка барахлит. Лучше не выёживайся, уважаемый. И плати. Спать спокойнее будешь.
Когда частная государственная рука не получает с наплывшего клиента ожидаемых денежных средств, она оповещает государственную руку, и та хватает и наказывает нарушителя. Поэтому существует тандем государственной и частной государственной рук, ну, что-то вроде тандема Медведев – Путин, который действует следующим образом: плати деньги частной государственной руке, и государственная рука ни-че-го об этом не узнает. И не накажет тебя по всей строгости. Вот и подумай, нужно тебе это или нет. Но схема отлажена веками. Это я тебе скажу по секрету. Подумай.
Получается, что нам, простым жителям, никак не отъехать от карающей десницы государственной руки. Разве что заплатить частной.
Куда ни кинь, всюду клин. Зачем нам жить в государстве, у которой ДВЕ государственные руки растут из того места, из которого должна расти одна? Почему политика государства строится на взятках и всевозможных откатах? А развал энергетики – кому это выгодно? Заоблачные цены на газ для своих потребителей: куда смотрит правительство? Хотят стереть Россию с лица Земли, низведя ее на уровень обыкновенного сырьевого придатка. Большинство жителей России вымрут либо покинут ее, перебравшись обратно в Казахстан, Узбекистан, Белоруссию, Украину и прочие республики ближнего зарубежья, то есть туда, где власть - хотелось бы в это верить! - не так коррумпирована. Останутся в России только те специалисты и их семьи, кто обслуживает газовое, нефтяное и прочие сырьевые отрасли и, пожалуй, сельскохозяйственный сектор. Все остальные товары будут завозить из-за рубежа. Наступит полный коллапс.
Мораль этой истории проста: плати частной государственной руке, иначе государственная рука тебя накажет. В общем, игра в одни ворота. А лишаем прав, скажут судейские, мы тебя потому, что ты частной руке не занес. Это ведь неслыханная наглость! Все платят, а ты что - исключение? Так что у нас, граждане россияне, выбора нет. Платите. По таксе. И не залупайтесь. Себе дороже выйдет.