9. Как я стал курсантом военного авиационного учил

Михаил Николаевич Романика
В Умань мы прибыли в срок. Там юношей, отобранных окружными медицинскими комиссиями, собралось много. Нас разочаровало, что училище оказалось вновь формируемое и к тому же дальней авиации. В его формировании принимал участие сам министр обороны маршал Советского Союза А.М.Василевский. И мне довелось его видеть в Умани.

Во вновь формируемом училище по ходу прибытия абитуриентов проводилась агитационная работа — доказывались преимущества и достоинства Дальней Авиации. Что, мол, училище будет готовить летчиков для ведения активных боевых действий, и если империалисты развяжут войну против СССР, то именно нам предстоит наносить удары по военно-экономическим объектам, находящимся в глубоком тылу противника. А летать мы будем на летающих крепостях Ту-4.

Нас пометили в каком-то коровнике. В сарае были настроены нары в несколько этажей. Мы были разбиты на отделения по 25 человек. Кормили в столовой. Мы ждали очереди на медицинскую комиссию. Несмотря на то, что все прибывшие прошли медкомиссии в округах, здесь в училище предстояло пройти свою медкомиссию.
 
Председатель медкомиссии подполковник медицинской службы Радзиевский поставил задачу перед членами комиссии — отобрать самых здоровых и рослых, и чтобы затем не лечить их в ходе учебы. Во время прохождения комиссии с отделения признавались годными для летной работы примерно одна третья часть, остальные две трети получали свои документы и убывали.

В один из дней и наша калининградская четверка предстала перед врачами. Прохождение медицинской комиссии по времени занимало один день. Вскоре двое из наших были признаны негодными для летной работы. Ефрейтор Симикин не прошел хирурга, рядовой Гук — ухо-горло-носа. При вращении на стуле он наклонил голову. Таким образом, остались мы вдвоем с Зиминым.

Я больше всего боялся хирурга, так как имел поврежденный в детстве мизинец левой руки. И когда хирург, осмотрев его, признал меня годным для летной службы, я воспрянул духом.

При замере становой силы я показал цифру 225 кг. Трудным оказалось для меня прохождение окулиста — я имел нетвердые навыки в цветоощущении; врач, заметив это, трижды перелистал перед моими глазами свою хитрую книгу, прежде чем написать в листе свою визу «годен».

Когда мне оставалось пройти последнего врача — терапевта, меня повстречал в коридоре председатель медицинской комиссии подполковник медицинской службы Радзиевский.

Состоялся разговор:
— А ты, куда прешься в дальнюю авиацию, ты же не пройдешь комиссию!?
— Мне остался один терапевт, остальное я уже прошел.
— Его ты не пройдешь, пойдем к нему вдвоем.
Терапевт, не проверяя меня, а лишь окинув внимательным взглядом, сказал:
— Этот летать будет.

Врачи были отобраны из Киевского военного округа, они имели свои взгляды на летную годность юношей, невзирая на ворчание Радзиевского. А тот разгневанный вышел в коридор, и я слышал его возмущение: «Ничего не пойму в этих врачах — малых пропускают, а рослых бракуют».

Тут же в коридоре ему попался абитуриент небольшого роста и тщедушного вида. Председатель выпалил: «А ты куда с таким видом в летчики прешься? Ты же и штурвал не потянешь. Ты не пройдешь медкомиссию». Каково было его удивление, когда он узнал, что паренек уже прошел всех врачей. Подполковник продолжал шуметь на него, а парень доказывал, что он кремневый, и даже расстегнул рубашку и стучал кулаком в свою неширокую грудь…
Вечером мы сошлись с Зиминым и узнали друг от друга, что из нашей четверки только мы прошли медицинскую комиссию.


По заявке сына Серёжи опишу еще один случай, связанный с прохождением медкомиссии.

Рядом со мной на нарах размещался один парень в солдатской форме одежды с погонами сухопутных войск. Мы его прозвали «царицей полей».

Он рассказал нам, какой сложный путь он проделал, прежде чем попасть в абитуриенты для поступления в летное училище, — ему пришлось обращаться по команде и до министра обороны. Прошел он все отборочные медкомиссии…

Но в Умани медицинскую комиссию он не прошел. Его забраковал хирург, признав у него плоскостопие. И надо было видеть, как этот парень сидел босой на нарах в солдатской форме, смотрел на свои ступни и плакал навзрыд, как ребенок.

Мы не смогли его утешить, он не внимал нам. Долго сидел в каком-то оцепенении, по его щекам беспрерывно текли слезы отчаяния — рушилась его мечта.

Вторым препятствием на пути к поступлению были экзамены: по математике, письменно и устно, по физике, литературе и географии. Здесь я вспомнил начальника штаба БАТО — теоретические науки оказались у меня запущенными. Все же я смог сам сдать все экзамены на положительные оценки.

На письменной математике, как только я успел решить два примера из пяти, меня толкнул один парень. Он сказал: «Солдат, не трудись. На, переписывай готовые решения». Это был Григорий Анциферов. Ему было 23 года. Он бросил 2-й курс института и подался в летчики. Потом, в годы учебы, мы с ним отчаянно сражались в шахматы. Он имел по ним 2-й спортивный разряд.

Пришлось проходить и мандатную комиссию. Прохождение ее заключалось в откровенной беседе с выявлением, нет ли в семье уголовников.

После прохождения всех испытаний был зачитан приказ о зачислении в летное училище. Мне было присвоено звание «младший сержант». Я был назначен командиром отделения курсантов. Зимин также получил младшего сержанта и был назначен старшиной 2-го классного отделения.