Мы все знаем, что покровительство – это защита, заступничество, и помощь, оказываемые кому-либо, имеющему более низкое положение, опека (охрана личных и имущественных прав и интересов недееспособных граждан), забота, попечение, протежирование (влиятельная поддержка со стороны кого-либо, содействующая устройству чьих-либо дел), патронаж.
Покровительство существенно отличается от эмпатии, тем, что оно включает и эмпатию и «пребывание вместе с» переживанием как оно есть - при помощи искусных средств любви и привязанности.
Стивен Гиллиген пишет: «Покровительство в отличие от обладания, признает автономию «другого» - будь это человек, эмоциональное состояние и симптоматическое поведение – реализуя при этом ещё и потребность в руководстве, дисциплине, человеческих социальных традициях, любви и привязанности. Поскольку переживание или поведение другого человека уникальны и различаются в каждый момент, покровительство как важный навык требует немалой практики. Оно требует развития глубинного слушания, полного открытия, центрированности, толерантности, гибкости, душевного понимания, умения бросить вызов, именовать, направить и, в первую очередь любви. По мере нашего взросления мы развиваем способность обеспечивать подобное покровительство для своих собственных переживаний в дополнение к неизменной потребности ощущать его со стороны значимых других из нашего общества. Повторяющиеся негативные проявления указывают на то, что какое-то естественное переживание происходит без человеческого покровительства и, чтобы его изменить, необходимо сначала оказать ему это покровительство. Навык покровительства является не просто поведенческим, как в эриксоновской концепции дополняющего поведения, и не просто эмпатическим, как в роджеровской концепции отражения. Он сочетает оба этих навык в третий способ искусного «пребывания вместе с» человеком.
Например, представьте себе четырех летнюю девочку со своими родителями. Её обычно такое очаровательное Я сменилось на ноющую, упрямую и непослушную капризную. Настроение малышки действует на всех окружающих, и родители пытаются ласково, но твердо заставить её измениться. Однако эта, обычно срабатывающая тактика оказывается абсолютно неэффективной. И тогда родители начинают прислушиваться и разбираться, что происходит с ребенком. И тогда, немного зная мир своего ребенка, родители понимают, что она может грустить из-за того, что уходит её няня или переезжают её лучшие друзья, живущие по соседству. Так что вопрос теперь сводится к тому, как признать и в то же время не позволить ребенку капризничать слишком сильно или слишком долго. Опять же, ключевая идея состоит в том, что устойчивое негативное поведение указывает на некое естественное состояние (грусть и страх от расставания с людьми), которое никак не названо и никто на него не отреагировал.
Теперь давайте сравним это с кабинетом психотерапевта, где взрослый человек жалуется на переживания детства или депрессию из-за текущих отношений. В социальном контексте преобладает тоже чувство и та же тенденция. – преимущественно мы хотим, чтобы этот человек замолчал. Но в соответствии с идеей покровительства терапевт начинает прислушиваться к лежащему в основе естественному состоянию, активному, но не названному. Это может включать в себя просто слушание или задавание вопросов о настоящей или прошлой истории. Правильное называние переживания – это не процесс научной классификации, а прикосновение к переживанию человеческим сознанием. Когда называние точное. Человек обычно смягчается и становится более восприимчивым. Затем терапевт умело пребывает «вместе с» названным переживанием, используя слова, чтобы «благословить» его и перенести в сферу нормальной компетенции личности(1, с.282-285).
Литература:
1. 1. Гиллиген, Стивен. Наследие Милтона Эриксона. _ М.: Психотерапия, 2012,