Роман Русская душа - пролог

Виктор Еськов 2
                РОМАН


Мы  живем в трудное,
Но интересное время.

М.С.Горбачев


Не дай вам Бог жить в интересные времена.
                                Конфуций



                ПРОЛОГ



Наступил 2009 год. Балансирующая на краю пропасти Россия, неуклюже сделав неуверенный шаг вперед, смогла временно избежать падения в долговую яму нищеты и зависимости. Благодаря твердой руке президента, была восстановлена необходимая вертикаль власти. Но (как всегда на Руси) под благое намерение укрепления административной законности Москва ужесточила налоговое бремя для регионов, утвердив оброчную мзду  для безбедной жизни столичных чиновников в ранг обязательной. Рос и пух чиновничий беспредел. В нищете сох простой люд. Однако собранный президентом от продажи нефти Фонд нации, не давал покоя вездесущим толстосумам. Видя, как постепенно растет благосостояние народа из отпущенных министерством финансов средств, олигархи рвали на банкирах оставшиеся волосы, добиваясь грандиозной аферной схемы изъятия миллиардов долларов из копилки государства. Создавалась ситуация переходного периода, когда Путин (после двух сроков президентства) оставлял пост главы страны и приходил новоиспеченный, но малоавторитетный приемник. Данной ситуации давно уже ожидали коррумпированные аппаратчики. Создавались предпосылки повторения (виртуозно выполненного в 199   году) дефолта национальной валюты. Предпосылки имеющие, как экономическую, так и политическую цель - взятие власти в стране в руки коррумпированной верхушки. Тогда, всецело подчиняющаяся приказам олигархов высокопоставленная знать, нашла бы массу  веских  доводов, способствующих перекачки средств Фонда в карманы Прохоровых и Абрамовичей. Могло все произойти иначе, но ясно было одно – мировое сообщество толстосумов не намерено более мириться с высоким уровнем жизни людей, и сделает все возможное, чтобы поставить народы перед фактом экономической катастрофы, тем самым, отбросив  жизненный уровень наций далеко назад. Так или иначе, социальное напряжение нарастало с каждым днем. Оно копилось в душе каждого россиянина, которому по воле судьбы выпала доля влачить свое существование в этой многострадальной стране.
     Пригородная электричка  тряслась и подпрыгивала на стыках рельс как старый тарантас на колдобинах разбитой большегрузами дороге. Но не натужный скрип видавших виды  вагонов, мешал заснуть разместившемуся у окна пассажиру. Пробирающийся  из расщелин окон сквозняк, заставил мужчину набросить на себя темно--синий пуховик и закрыть утомленные скудной природой глаза. Еще минуту память неторопливо листала неприхотливо-однообразные зимние пейзажи, а затем нерешительно перевернула страницу вчерашнего дня: отпечатала в сознании светло-синий конверт с яркой надписью: Французский национальный литературный конкурс «Ринадо». Ранивший душу вердикт на официально  разлинованном листе:

В. Д. Шатрову


Уважаемый Виктор Дмитриевич, приносим глубочайшие извинения за тот факт, что комиссия своевременно не может рассмотреть роман  Путь Адама на предмет участия во французском национальном литературном конкурсе 2008 года. В  ноябре 2007 года писатель Сипаев А. Ю. издал  историческую повесть о Кольцове, которая практически повторяет сюжет первой  главы вашего романа. Комиссия принимает во внимание, что роман имеет авторский знак ISBN, однако оставляет за собой право отложить рассмотрение решения до полного разбирательства о наличии его авторской принадлежности.
С уважением  секретарь оргкомитета   Девалье.

 До  боли в пальцах Виктор сжал дерматиновые подлокотники откидного сидения и мощно свистяще выдохнул. Со стороны могло показаться, что мужчина мучается от приступа бронхиальной астмы и, не желая прибегать к лекарству, борется с удушающими симптомами страшной болезни. Когда же по его лицу пробежала короткая судорога, проходившая мимо женщина, участливо наклонилась над ним и, осторожно похлопав по руке, поинтересовалась:
- Мужчина, с вами все в порядке,
Шатров открыл  глаза и, возвращаясь в банальную действительность, эхом повторил незатейливый житейский вопрос:
 - Все в порядке.
Посмотрел отсутствующим взглядом на сердобольную пассажирку и  надолго задумался над внезапно возникшей проблемой. Почти семь лет Виктор писал роман. Как пророчество во сне пригрезились сцены первой главы, и Шатров взял в руки перо. Сначала  родилась повесть: «У дальних брегов России». Но неудовлетворенная натура писателя требовала продолжения и в течение года была написана следующая повесть: В пасти «Ланкорнийской гидры». Радостный автор со щенячьим энтузиазмом разослал первую повесть в некоторые издательства, но  (к своему удивлению) не получил ни единого ответа. Хмурой весной 2007 года в ходе избирательной компании в кандидаты Госдумы в город приехал г-н  Сипаев. В его агитационном листе Шатров (на беду) прочел, что данный кандидат является членом союза писателей России. Тогда в голове Шатрова появилась (как оказалось позже) неудачная мысль – передать первую повесть удачно приехавшему протеже. Сипаев охотно взял авторское творение и заверил, что прочтет и поможет. Через четыре месяца канал НТВ показал презентацию г-на Сипаева его новой творческой работы. Закон о защите авторских прав вступил в силу лишь в 2010 году и раздосадованный коварством московского гостя Шатров до глубины души удивлялся беспардонному надувательству, грязно ругался и грыз от возмущения локти. Но тогда Виктор не мог даже представить, каким провалом обернется его наивность и простодушие. Молчание издательств, воровство Сипаева, равнодушие близких естественно привели к глубокой депрессии надломленного обстоятельствами писателя, которая вскоре  вылилась в открытый нигилизм литературного поприща. Не было третьей части, как не было  всего романа, если бы живший в общежитии со старшим сыном Антон Стрельцов не обратился со странной просьбой к приехавшему отцу сокурсника:
- Мне очень понравилась ваша повесть. Продолжение будет?
Виктор не жаждал немедленного развития сюжета, но разбуженный творческим процессом мозг помимо воли автора склеивал и спаивал различные отрывки будущей главы. Именно тогда Шатров осознал, как критически мало знает о запутанных вехах истории. Виктор месяцами собирал необходимые данные. Терзал интернет и библиотечные справочники. Думал, сопоставляя факты, и о многом догадывался. Писал в архивы запросы. Искал в музеях ответы. Так через два года появилась третья глава. Еще через год четвертая. Кровным детищем рождалась пятая часть: «Бремя жизни».  В ней Шатров приступил негласный запрет не писать о личном. Долгими бессонными ночами он просил прощения, но тяжесть с души спала лишь тогда, когда он опустился на колени перед чудотворной иконой. Все эти годы Виктор копил деньги на издание книги. Случайные приработки и крупные калымы – все складывал в писательскую кубышку. Последний год он не отдыхал, включив последнюю каплю отпускных в издание романа. Жена никогда серьезно не воспринимала творческий дар Шатрова. Каково же было ее неподдельное возмущение, когда она узнала о стоимости издания. 
- Лучше бы жене норковую шубу купил. Чем никому не нужные писульки выпускать – в сердцах бросила она, подразумевая изъятые из бюджета семьи средства. Шатров не обижался на подобные изречения благоверной. Он понимал, что от выпуска книги до ее  признания невероятно длинный путь, который, в сущности, не всякий автор в силах преодолеть. Но как объяснить людям невидимую тяжесть заросшей терном дороги? Как пройти ее с израненной сомнениями душой? На что опереться и на кого положиться в столь нелегком пути? Хватаясь за некий спасательный круг, Виктор отправил роман на историко–патриотический литературный конкурс Александра Невского. Получив благодарственное письмо, почувствовал прилив свежих творческих сил, способных совершить давно задуманное действо – на основе сюжета  пятой части написать исторический роман о войне 1812 года. С этой целью он отправил книгу на французский литературный конкурс Ринадо. Отправил,  лелея надежду ни на издание, а на признание. Ожидал  чего угодно: и критики в адрес литературных способностей, и недвусмысленного сарказма в разбирательстве подлинности хронологии исторических событий и неподдельную неприязнь маститых литературоведов. Ожидал чего угодно, но не выяснения  пиратской принадлежности своего детища. Именно детища! Ибо в муках творчества, в муках жизни и смерти рождался для Шатрова сей роман. Лишь с кражей собственного ребенка мог сравнить автор кражу своей книги. Два года спустя предприимчивый издатель организует выпуск и продажу романа «Путь Адама». Виктор узнает об этом по краткой благодарности еврейского читателя на индивидуальном блоге интернета. Что почувствует он, вникнув в суть скупых строчек на пестром экране монитора? Обиду непризнанного земляками таланта? Удовлетворение от скромной признательности читателя? Малую принадлежность к необъятной громаде истории? Бесспорно, весь этот клубок чувств нахлынет на радостного писателя. Клубок чувств подтверждающий, что его детище живо и продолжает жить. Два года…  Что же сейчас? Язвительное любопытство коллег по перу? Разрушающее душу самоедство? Вымещенная злость на залетевшую на огонек Музу? Этого Шатров вынести не мог. Поэтому, собрав дорогие ему вещи, сел в пригородную электричку и отправился в пугающую одиночеством неизвестность. Кому должен был объяснить Шатров, что в настоящей жизни он писать не мог, как не мог жить  не творя? Жене, ехидно усмехающейся на письмо французского оргкомитета? Живущим собственными заботами сыновьям? Не ощутившим его терзаний друзьям? Злорадствующим коллегам по перу? Кто разделил бы его боль по утраченному детищу? Кто оценил бы безвозвратную потерю изнуренно прожитых лет?   
- Начать с чистого листа – с глотком освежающего морозного воздуха решил, открывая глаза Шатров. Под монотонный стук колес рождались горькие стихи…

        Когда от слез на сердце тесно.
Внутри боль, дрожь и пустота.
Злой смех терзает повсеместно.
Раскрыть не в силах ты уста.
Тогда, забыв судьбы начало,
Без сожаления, прыгнешь вниз,
Душа в восторге прошептала:
- Ты не разбился. Ты летишь...


- Что ж неплохо для прозаика – съерничал над собой Шатров и не в силах более выносить мелькающих за окном осин прикрыл уставшие от бессонницы глаза. «Начинается новая жизнь – почему-то не ощутил должного оптимизма Виктор - Жизнь, которой не было. Жизнь летящая ввысь.