Возвращались мы как-то с охоты на грибы, - другой охоты под Кологривом в это время года нет. Возвращались мы рекой, потому что другой дороги до грибных мест тоже нет. И никогда не было.
Гудел слабенький «Меркури», нежно пахло бензином, легкая дюралевая лодка вибрировала, гремела небрежно брошенная на дно причальная цепь. Митрич, единогласно избранный капитаном за свою предусмотрительность и опыт, пнул цепь ногой и недовольно поморщился:
- Не умеют японцы движки делать. Чуешь, как долбает? Вот у меня «Вихрь» был. Это, действительно, мотор. Бывало, сядем…
Ностальгию Митрича прервал глухой удар. «Японец» дернулся, взвыл, освободившись от винта, и заглох.
- Чёрт, - выругался кормчий, - топляк! На том же самом месте! И Лёха здесь же лодку пробил. Вот тебе национальная идея: систематически наступать на те же грабли. Вам, евреям, этого не понять…, - в отсутствие явных пробоин к Митричу вернулось хорошее настроение, а с ним и склонность к позитивной философии, где все москвичи автоматически становились жидами.
- Вёсел и жилетов в лодке нет, – бодро заметил он, пресекая попытки перехватить управление спасением. - Вёсла я вообще никогда не беру. Одна морока с ними. Да и зачем думать о плохом? Думать надо о хорошем. Или не думать вообще!
Великий Кормчий быстро нагнулся, достал из сумки с красным крестом бутылку и стакан с огурцом.
- Все к лучшему! Минут через сорок нас аккурат под «Красный бор» вынесет. Ближе к нашему берегу. А там не глубоко. Тебе по пояс будет. Или чуть выше…
Он помолчал, наливая. Вздохнул.
- Винт, конечно, жалко. Но бензина всё равно не хватило бы. Уж я то знаю.