В предыдущих главах: тихая жизнь принцессы Тисы Горной меняется в одночасье. Назначение её командующей авангардом заключает её в мир полный интриг и тайн. Она негласно расследует убийства, под покровительством наместника; она шпионит за главнокомандующей по приказу конт-майтры, жены наместника, Бриэль Бешеной. Помимо этого, тайны, которые тщательно скрывали горные короли, начинают поддаваться ей и как-то связаны со сказками о Звездочтеце. Потусторонняя магия - кольцо сокрытого - приводит её в дом, где собралось окружение главнокомандующей Валери Янтарной. Тиса пытается узнать кому из присутствующих принадлежит волшебная утварь, благодаря которой управляют убийцей-марионеткой. Валери Янтарная опаивает её и Тиса едва не обнаруживает себя. Ей помогает подземелец Такоб Искра, который знает больше, чем говорит. Потусторонняя магия,отравляющая нутро принцессы, ведут её по следу убийцы. Погоня заканчивается у старой каменоломни, в которой обитает властитель кочевников, также связанный с тайной покойного горного короля, деда Тисы. Попытка принцессы и одного из мальчишек, её подчинённых, призвать стражу, заканчивается гибелью кавалера. И сама Тиса оказывается на волосок от смерти - кукла-убийца поднимает над ней секиру.
Удар был страшен. До одурения загудело в ушах. Тиса, почувствовала себя пушинкой, отлетев от грубого толчка на жерди. Только падать больнее, чем, когда ты мертва.
На миг показалось, что голова её отделилась от тела. Боль, словно чужая, а ниже шеи и вовсе ничего нет – всё занемело. Тиса безвольно поникла и безучастно наблюдала на невнятную возню. Завершилась она довольно скоро: грузный великан, непривычно семеня ногами, оторвался от куклы, пробив головой край навеса. Впрочем и мгновения не прошло, как он рассерженно крякнул, смахнул с лохматой гривы гнилую щепу; другой рукой, играючи, перехватил топорище невиданного боевого колуна, какого не было и у Хогана III Горного короля.
Показалась мертвенно-бледная кромка Северных Сестёр, сковав каменоломню седыми сумерками. Безобразный балдахин, скрывавший натуру куклы, сполз к её ногам. В холодном свете, словно морок, застыла гладко отшлифованная фигура, напоминающая человека. Она очень походила на дешёвые игрушки, продающиеся в лавках дневного рынка. В отличии от их грубо разрисованных лиц, она имела странный гранённый округлый узор, в котором вращалась во все стороны янтарного оттенка сфера. Подвижные члены, может, и были лишены податливости и двигались в резких судорогах, но и этого с лихвой хватало уверенно держать цельнометаллические секиры.
Моран Колун с неведомой грацией скользнул к противнику, витиевато, наотмашь, обрушил на голову куклы боевой колун. Та лениво отклонила чудовищной силы удар обухом секиры, и неуловимо отмахнулась другой. Тиса не в силах отвернуться моргнула, вообразив, как дядюшка мёртвым валиться на землю, но тот лишь ловко отскочил. Всё же драка давалась ему с трудом – мучился с одышкой до невнятного хрипа.
– Тиса, – выдавил он из себя, задыхаясь. – Беги отсюда! Ну, же!
Голова куклы склонилась набок – узор на ней, похожий на стеклянный глаз, повернулся вокруг своей оси. Кукла, по-человечьи, крутанула рукояти секиры. Сделала шаг в сторону Тисы, вызвав неописуемый гнев Морана Колуна. Почтенный гард, ярясь, наносил такие удары, что ощутимо гудел ночной воздух.
Тиса, охнув, очнулась. Боль, до того тупая, разлилась жженым потоком по всему телу – ударилась она крайне неудачно. Не имея сил встать, она сучила сапогами по земле. Кое-как добравшись до дощатого настила одного из сеновалов, задыхаясь, замерла.
Силач Моран Колун отчаянно защищался. Проклятая кукла без видимых усилий выбивала из его крепких рук боевой колун, посечённое топорище которого начинало поддаваться лезвиям секир. Гард шаг за шагом уводил куклу от Тисы.
Принцесса, морщась от боли, с тоской наблюдала отрывистые механические движения убийцы, в которых начинал тонуть могучий Моран Колун. Пальцы безвольно полоскали рукоять палаша, но перед глазами вдруг предстал падающий навзничь мальчишка. Она всхлипнула.
– Майтр-гард, – с казённой заботой хрипло шепнули сверху.
Тиса запрокинула голову – над ней, согнувшись, замер стражник. Мертво поблёскивало железо нагрудных пластин, да шапель надвинут на глаза.
– Помогите, – одними губами произнесла Тиса. – Помогите ему.
– Почему оно не уходит, – пробормотал под нос что-то ему одно ведомое стражник.
За его спиной невнятно пробурчали. Тиса скосила глаза – близ другого сеновала перетаптывались люди.
– Помогите ему, – пересилив немоту, пропищала принцесса и судорожно, но на удивление сноровисто привстала на онемевших руках.
Позади неё звякало железо. Там явно затаились остальные стражники. Пустой гнев придал ей сил: она ринулась было вперёд. Без особых церемоний, хладнокровно, стоящий позади неё стражник, перехватил и заломил запястье.
– Именем шуадье молчите, – сурово выговорили принцессе на ухо, дыша табачной вонью. – Не ваше дело. Он выбрал судьбу. Вот только чего оно не уходит? Всё сделано.
Кротко охнув, стражник ничком повалился на дощатый настил. Дедушка учил драться бесчестно – какая честь в драке: или ты, или тебя.
Тело Тисы, согревшись от яростной волны, стало податливым, подвижным, в отличие от рассудка, захлёбывающегося от чувств. На бумажных ногах насколько можно торопливо заковыляла туда, куда отступил Моран Колун. Но усилия оказались тщетны – её молча, крепко обхватили, сжали в медвежьи объятия. Тиса замолотила ногами, изловчилась кусаться, но замерла, не веря глазам. Её сдерживал, отступая, Эдар Клык. Лицо обиженное, отрешённое, словно сам вот-вот бросится в драку, но его что-то сдерживает.
Там, где сражался дядюшка, стихло, только хлипкие доски поскрипывали на ветру, да шуршало сухое сено. Впотьмах безучастно, недвижимо замерло с десяток стражников. Тиса, едва поверив в предательство, бессильно, по-детски, тонко заревела.
Словно по сигналу ночь стала пегой от дрожащих, словно юбки уличных танцовщиц, огней. Они, качаясь, двигались сверху ладной вереницей. Вслед, с ленцой, озабоченно, без волнений, кричали. Со стороны каменоломни откликнулось несколько луженых глоток, простужено забрехали степные псы.
Эдар Клык не ослабил хватку, но прижимал к себе бережно. Тиса безвольно повисла в сцеплении его рук, вглядываясь в черноту. Огня близ сеновалов не палили, дождались фонарей. Несколько стражников, было, шагнули вперёд, но в нерешительности остановились. В дрожащем свете плясали острия коротких палашей с зацепом.
К ним, шатаясь, едва перебирая ногами, выбрался великан Моран Колун. Страшно выпучив глаза, затекавшие багряным студнем крови его лба, он замер. Пару раз, будто грозя кому-то, махнул расколотым обрубком топорища. Оглянулся, промычал невнятно, шагнул в обод света. Оголённое предплечье покрыто кровавым потом. Оглядевшись безумно, он закатил белки глаз и грузно повалился наземь.
Тоскливый крик вырывался из горла Тисы надсадным посвистом. На губах застыла тяжёлая, пахнущая железом, солёная капля. Глаза покрыла молочная пелена – слёзы, иссушенные, душили нутро. Последнее, что видела Тиса – нелепо ковыляющая из темноты кукла. Туловище её клонило из-за лезвия колуна, глубоким клином ушедшее в дерево. Без одной руки, без секир, она напоминала потешную игрушку в неверных руках захмелевшего кукловода. Едва кукла приблизилась к свету, невидимые нити оставили её – она рухнула бесформенной кучей. И наступила тьма…
На кромке сна чудились неверные долговязые тени, в дрожащем свете – невнятные голоса. Она силилась очнуться, но тщетно: рассудок не слушался. Это продолжалось невесть сколько, может, вечность. Тяжелела голова, будто по капле в неё вливали расплавленный свинец. Боль не касалась её, но опустошённость внутри не давала вздохнуть. Тиса со стоном завозилась, сбрасывая, пахнущее мятой, тяжёлое одеяло. Тиса очнулась.
Низкие сводчатые потолки колеблются от мерно гудящего каминного портала. Наскоро или неумело стены занавешены траченными молью, серыми, с вязаным оттиском, гардинами. Спина занемела от простецкой лежанки, с наброшенными на доски, тонкими, грубо выделанными, шкурами. Она уже было надумала потянуться, но голос, мужской, с неприятной желчью, остановил её.
– Проклятая девчонка. Конт-майтра, стоит ли так возиться с ней? Она и так нам крови попортила.
– Умолкните, Вилен Водонос, – срезал его знакомый властный голос. – Для допроса нам нужна её ясная голова.
– И всё же это из-за неё… – не унимался желчный Вилен, но на него зашикали.
– Замысел не удался бы, — сухо заметила Бриэль, ласково поглаживая принцессу по немытым, кое-где свалявшимся, как шкура овцы, волосам. – Хозяин куклы не собирался возвращать её себе.
– Вздор! – брюзжал Вилен в возбуждении, с хрустом разминая пальцы. – Такие куклы передаются по наследству. Наверняка остались ещё с войны.
– Да послушайте себя, – вмешался третий голос, мятый, старческий, слабый. – Только других горазд винить. Вы сами видели останки куклы. Сосновая древесина, ещё пахнущая живицей. Кукле было не более пары един. Её собрали здесь.
– Может, поклониться мэтру Дюрану, – с сомнением в голосе произнёс несколько присмиревший Вилен Водонос. – Он дока по части волшебной утвари.
– А толку? – сварливо отозвались на предложение. – Этот старик не к месту затянет одну из своих сказок. Не в этом дело. Если верить почтенному Руану Ветреному, куклу сделали недавно, и смастерил её человек, освоивший заклятую утварь. А ведь нужно ещё задумать механизм подчинения. Чувствуется рука задельных мастеров. Ах, конт-майтра, если бы вы доверили ваше кольцо скрытого иному, не девчонке…
– Хватит! – вновь резко прервала его Бриэль. – Никому из наушников не удалось бы подобраться к Валери Янтарной. Волшебная утварь может передаваться по наследству среди высшей знати, на ином, в случае краха, она была бы крайне подозрительна. А возмущение Вилена Водоноса и вовсе неуместно. Мы все знаем его склоку с горным королём.
Резкий скрип ножки кресла, глухое ворчание и испуганно-успокаивающий мятый голос:
– Не нужно ссор. Этого нам ещё не хватало. Может, принцесса Тиса Горная соизволит уже встать. Не надоело ей подслушивать?
Тиса сжала губы, но не пошевелилась.
– ПОлно, девочка моя, – нежно, насколько это возможно, проворковала Бриэль, перекрывая гневные возгласы Вилена Водоноса.
Она обхватила её плечи и со смешинкой в голосе подняла. Усевшись рядом, гладила по волосам, не давая лечь. Свет от пламени показался болезненным, Тиса отвела воспалённые глаза. Босая, с непозволительно распушенным воротом, под которым едва не валится потяжелевшая за последний год грудь. Тиса торопливо запахнула сорочку и затравленно огляделась.
Кабинет и впрямь мал, точь-в-точь, как под книжной залой. Для чего он предназначался – не понять. Здесь едва вмещались кресла с людьми, двух из которых она знала.
Законоучитель Вилен Водонос, кутающийся в балдахин, напоминал квашню, разливающуюся по тесному креслу. Глаза его заплыли под жирными складками, от того он казался вечно хмурым. Толстые губы беспрестанно двигались, словно он порывался говорить. О ссорах законоучителя с семьёй горного короля она слышала впервые.
Тавр Горшок, кривой на лицо, будто молотом наотмашь ударили, законоучитель из числа дознавателей. Он часто был вхож в дом почтенного Морана Колуна. Тиса знала его как сдержанного и строгого человека. Но он, в отличие от родных, никогда не позволял себе повысить голос, даже на самые отчаянные проделки принцессы.
Мэтр в затёртом камзоле, будто вся пыль кабинета прилипла к нему, имел безобразную всклоченную бороду. Старческое лицо в свете пламени казалось неживым, с восковым налётом. Если бы он не поглаживал себя рука об руку, Тиса бы решила, что это ещё одна искусно вырезанная кукла. Судя по чернильному берету с карминовым плюмажем, он принадлежал к высшему купечеству, затемняя кобальтовый плюмаж её отца, Горного короля.
Рядом, словно поддавшись материнскому чувству, обнимала её Бриэль, хрупкие черты тела которой чувствовались под платьями тончайшего островного бирюзового щёлка. Если бы не парчовая накидка, брошенная на плечи, так и вовсе можно было подумать, что конт-майтра обнажена.
Тиса отвела взгляд, рассматривая тугую перевязь вокруг рёбер через ворот сорочки. Потянулась глянуть – сморщилась от резкой боли. Бриэль, всплеснув руками, потешно переполошилась: бормотала по-старушечьи, качая головой, сцедила в кубок дымящийся отвар из глиняного жбана. Купец неодобрительно поморщился, исподлобья, виновато глянул на Тису, неслышно что-то прошептал, укрыв лицо в иссушенных ладонях.
Всё, что в последнее время преподносила ей Бриэль, не шло впрок. Тиса огляделась в поисках двери, тяжко было дышать, тянуло на воздух. Но, очевидно, это ещё одна ловушка: комната без окон и дверей с выходом, навеянным магией.
– Пейте, ваше высочество, – буднично произнесла конт-майтра, подавая ей кубок.
Тиса ладонью отвергла предложенное питьё, едва не расплескав содержимое.
– Нет! Где дядюшка? Он жив?
– Вы не в том положении, принцесса… — злобно начал выговаривать ей Вилен Водонос, не меняя, впрочем, положения тела.
Его властным движением руки остановила конт-майтра. Она встала спиной к огню, отчего округлости её невесомого тела стали отчетливо видны. Но лицо мёртвого серого оттенка лучше бы никогда не видеть. Её кроткая улыбка заставляла дрожать, а глаза, карие, недвижимые, проникали в самое нутро. Она по-птичьи склонила голову набок и вновь поднесла кубок.
– О, боги! – с состраданием в голосе воскликнул купец, — Конт-майтра, это же ещё дитя! Что изменится, если мы отложим допрос…
Но Бриэль, не обращая на него внимания, потянулась к щеке Тисы, погладила и вдруг большим пальцем руки с силой сжала челюстную кость. Принцесса охнула от боли, да так и осталась разиня рот. Волей-неволей, пришлось, давясь, пить горький маслянистый отвар. От последнего глотка она едва не задохнулась, - так ясно подчинялись ей члены. Казалось, она может оттолкнуть ставшую ненавистной конт-майтру, пробить стену и выйти вон. Но не тело, рассудок рвался наружу.
Тавр Горшок, слегка потеснив Бриэль, отдуваясь, поставил перед захмелевшей принцессой столик на толстой резной треноге. Взгляд Тисы метался, всё вокруг плыло, будто плавленый воск. Тошнило со страшной силой, но комок к горлу подкатывал и издевательски отступал. Она попыталась управиться с телом, не вышло. От бессилия она и плакать не могла. И лишь рассудок тянулся к червоточине. Она появилась на том месте, где поставили треногу. Разом захворав, Тиса страдала телом, но рассудок отделился от неё, купаясь в волнах этой червоточины, похожей на дёготь. Время от времени среди вязких вихров возникали белые всполохи. В них замирала то Валери Янтарная, то подземелец, то сражение Морана Колуна с куклой.
И когда, казалось, она и вовсе готовилась утонуть в черноте, всё закончилось. Она вновь, глотая спёртый воздух, навзничь лежала на шкурах. Если скосить глаза, в креслах задумчиво замерли её мучители. В голове одна только мысль: Надзор. Но отчего они так вольно обращаются с колдовством? Это ли не смертный грех?
Её, наконец, стошнило, но одной лишь желчью. Некоторое время её выворачивало наизнанку, но холодно-ласковую Бриэль это не трогало. Она внимательно всматривалась в треногу, на которой покоился матовый чёрный шар, точь-в-точь такой, какой был в каморке под книжной залой. Первое ощущение скрытого колдовства. Тиса невольно коснулась кольца, но того как ни бывало. Принцесса, сглотнув кислинку тошноты, обречённо выдохнула. Чудился суд в Храме Сынов и помост на площади.
Одна из стен ощутимо задрожала под ударами. Угол одной из гардин перехлестнулся, в кабинет хлынула волна холодного вечернего воздуха. Тиса задохнулась и попыталась встать. Наконец, створ стены, или потайной дверцы поддался тяжёлым сапогам и в кабинет ворвался высокий человек в лиловом кафтане с обнажённой головой. Порыв воздуха растрепал льняные волосы, открыв знакомое, измождённое, встревоженное лицо.
– Отец, – без сил выдохнула Тиса.
Король Хоган, едва не опрокинув кресло с пискнувшим Виленом Водоносом, кинулся к дочери. Следом в тесный створ протиснулся кряжистый стражник с рыжим кантом на кивере. Тиса было решила, что это дядюшка, но то оказался подгард Мирок Сладоуст.
– Конт-майтра, – голосом полным решимости и силы, осведомился он. – Отчего вы удерживаете принцессу здесь? Она важный свидетель.
Нет, не стал бы обычный стражник так говорить со всемогущим Надзором. Видение казни вздулось и исчезло, будто слой пыли порыв резкого ветра.
– Истинно, – глухо отозвался Тавр Горшок, с кряхтением поднимаясь с кресла. – Мы хотели провести допрос, а я, как вы понимаете, имею на это право.
– Допрос проводиться, – наставительно возразил подгард, – в присутствии человека от дознавателей, человека от власти, человека…
– Так что же вы?! – вскричал склочный Вилен Водонос. – Вот Тавр Горшок – дознаватель, вот Руан Ветреный – поверенный, и конт-майтра – человек власти. Ваши слова предерзостны.
– Я запрещаю допрос! – рявкнул Мирок Сладоуст. – Конт-майтра может быть человеком власти, если тот не может быть призван. Что вам Тавр Горшок помешало его найти? И почему допрос вы проводите так скоро? Где решение совета дознавателей?
– Оно будет у вас, – испуганно пообещал Тавр Горшок, утомлённо падая в кресло.
Когда король уводил измождённую Тису, ей хватило сил всмотреться в лицо Бриэль. Желала глядеть с вызовом, но вышла жалобная ребячья гримаса. Конт-майтра – холодная, мёртвая в своей неподвижности – вдруг понимающе сиюминутно улыбнулась. И оттого сделалось ещё гаже и страшнее.
Они вышли вон из кабинета, оказавшимся полуподвалом, вырубленным в скальных породах. И хотя принцесса едва разбирала дорогу, прячась за полами отцовского кафтана, померещились знакомые, заросшие вьюном стены школы.
– Что? Что ты бормочешь, дочь моя?
Она вновь увидела склонившееся перед ней высохшее лицо короля. Осенний ветер запорошил глаза, запер на мгновение дыхание и оставил после себя болезнь. Ноги подкосились, Хоган Горный король едва успел подхватить дочь. Он, всполошившись, кликал то людей, то Мирока Сладоуста, то звал дочь, но той было уже безразлично – силы и рассудок покинули её.
Вставать ремедин не велел ещё пару дней, но Тиса более не желала валяться на смятых простынях, под тяжёлым одеялом, в жарко натопленных покоях. Осень – Винодарова едина – выдалась на редкость тёплой. Тугие лучи Сестёр до крайности нагревали всё, к чему могли дотянуться. Нередко до края уха доносилось щебетание птиц и глухие разговоры мальчишек. Дежурство было снято, но предоставленные сами себе кавалеры авангарда охраняли покой майтр-гард. Не раз и не два, слышала Тиса, как добивается встречи с ней Симон Змея. Но старая служанка, получив строгий приказ самого короля, едва не палкой гнала его прочь. Тиса кисла от смеха, представляла, как перетаптывается командир «Забияк», не привыкший к такому обращению.
Со слов отца, Моран Колун остался жив, хотя и прибавил страшный шрам на лицо. Занятый делами, он, покамест, не навещал любимую племянницу.
Утром Тиса, несмотря на слабые протесты служанки, страдая головными болями, закутавшись в накидку, надев толстые чулки из козьей шерсти и войлочные сапожки, бесцельно ходила по опустевшему дому. Не ожидая от себя, каждодневно спрашивала то отца, то кухарку: когда вернётся королева с сестрами. Даже наглая мордашка Луары не казалась более опостылевшей. С неким отчаянным чувством она желала быть оболганной сёстрами, битой матерью и сосланной в охотничий домик. И так каждый раз до скончания дней, или хотя бы от начала душистого лета до пушистой зимы.
Сладкие думы закончились с приходом Морана Колуна. Тиса как раз заканчивала завтрак в покоях, когда влетела служанка, заикаясь, предложила одежды, и сообщила о прибытии почтенного дядюшки. Принцесса наскоро натянула на себя пару платьев, едва вытерпев их шнуровку, закрепила домашнюю накидку на латунную брошь, скрыв дешёвой парчой протёртые войлочные сапожки.
Моран Колун в простецкой одежде – заношенная кожаная безрукавка, льняная сорочка, видавшие виды бриджи и просящие каши сапоги – стоял, осматриваясь в холле, мял в лапищах дублёной кожи палевый берет без плюмажа. Более всего он походил на селянина, но не на почтенного гарда Полессья. Тиса, прищурившись, замерла на лестничном марше – он ли это?
Моран Колун повёл бычьей шеей, заметил племянницу. Если присмотреться, шрам, будто неглубокая борозда, пересекает лоб наискось, скрывает бровь и касается века, отчего левый глаз потешно подёргивается.
– Рад, что вы в добром здравии, – приветливым, но чужым голосом заговорил он, будто в сильнейшем волнении сминая берет.
– А вы дядюшка, – не двигаясь с места, подозрительно осведомилась Тиса, – здоровы ли? Я никогда…
Моран Колун крякнул, махнул рукой, придвинул стул, тяжёло отдуваясь, уселся. Тиса остолбенела: что могло произойти, если гард прерывает принцессу на полуслове?
– Не пристало славному гарду Горилеса… – не свойственной ей витиеватой манере речи, начала было выговаривать она, но запнулась, заметив совсем отцовские, страдальческие, глаза.
Моран Колун, будто от хмельной боли замычал, по-стариковски подпёр ладонями тяжёлую голову, вздохнул и объявил:
– Я более не гард. Я нынче на пенсионе.
Лишившись должности, Моран Колун обратился в обычного разговорчивого старика.
Периш Златоносец был вовсе не дитятей, как думали многие. Именно он первым предположил, что убийства лишь повод отвлечения его от власти. Наместничество вот уже двести лет с молчаливого согласия королей Побережий передаётся по наследству. В исключительных случаях наместники назначаются, но за всё время это случилось лишь раз в Морском Пределе. Наместник не мог управиться с волнениями после безуспешных попыток отбиться от сборища морских разбойников.
Оказалось, мир в Полесье не менее хрупок. Хватило одного убийства старшины, чтобы взбаламутить кочевников. Начались бы волнения в городе, а зная воинственность этого народа, то и стычки с горожанами. Немногочисленная регулярная армия наместничества раскидана по северным гарнизонам – у городских властей просто не было бы сил восстановить порядок. Поэтому старшины инородцев были основной целью, остальные жертвы были призваны создать впечатление неспособности наместника управиться со смутой.
Выгода от свержения Периша Златоносца, по его же разумению, шла богатым купцам Побережного королевства и молодым купцам Полесья, недовольных высокими таможенными поборами, идущими на нужды городов, но мешающие им нажить добро. Сборное войско, сведённое в Полесские земли силами рекрутёров Валери Янтарной, могло, как подсобить, так и умножить беды. Дознаватели было напали на след убийцы, сообщалось о его аресте, но тому удалось бежать. Было это накануне памятного бала.
Тиса, слушая рассказ дядюшки, занимала буковое кресло, сидя в пол оборота, ногами ближе к каминной решётке. Спинка кресла позволяла скрыть её мрачное лицо. Живо представилась встреча с магом Илионом Занудой, раненого, скорее всего, именно законоучителями.
Впрочем, все сведения, добытые дознавателями, скрыли от шуадье. Он не заявлял протест – убийства продолжились. Довольно долгое время раздувалась версия, что убийца может быть из числа кровников Валери Янтарной, купленных купечеством. В случае мятежа, силой подавившей его считались бы люди маршала, не шуадье, что также немало способствовало бы ослаблению его позиций наместничества.
Если бы Эдар Клык был менее самоуверен, решившись отслеживать злодея по водостоку, а растопырил уши, то узнал бы, что о колдовской твари, марионетке, дознаватели поняли много раньше.
История сказок Звездочёта послужила рискованному делу. Похоже, шуадье не придавал ей сколько-нибудь значения, не боялся обратить на себя внимание Надзора. Не иначе угрозами он впутал в дело вовсе ненадёжного сотоварища – конта Крина Ржавого. Некто пустил слух, что последний желает приобрести древний фолиант: сказку Звездочёта. Одна часть, дескать, была украдена в ночь нападения на почтенного мэтра, другая – осталась у горного короля. Об этом, по указке шуадье, не раз вскользь упоминал сам Крин Ржавый, который, что там греха таить, любил прихвастнуть в этой истории. Разумеется, всем в городе были уже известны подробности нападения. На деле же шуадье подверг короля смертельной опасности, несмотря на то, что рядом находились верные городу люди. В решающий момент один из них, будто бы спасая короля, должен был поставить метку на тело убийцы. В этом случае предполагалось отследить хозяина куклы. Для этого близ торговой палаты оставалось пара отрядов стражников, десятники которых имели чёткие руководства по поиску метки.
Но кукла и не думала уходить к хозяину. Она схватилась с Мораном Колуном, волей судьбы, приписанным этой ночью десятником отряда. Он ценой жизни спасал племянницу, майтр-гард, невесть как оказавшуюся на месте страшной развязки. Но именно Морана Колуна, позже, обвинили в провале дела. Шуадье всё-таки не решился выгнать прославленного гарда Полесья, но по его добровольному согласию, принял прошение о пенсионе.
– И что? – не смея поднять на старика глаз, спрашивала Тиса. – Что теперь?
Моран Колун, которому много лучше сделалось от потока непривычных для него россказней и нескольких глотков вина, поднесённых в кубке глупой служанкой, вольно развалился на повизгивающем от его тяжести стуле, пожал плечами.
– Подумывал о должности сельского старшины в местности Междуречье, у меня там знакомые из числа старой гвардии. Да вот, конт Крин Ржавый, узнав о моей участи, подал письмо Валери Янтарной. Предложил меня в чин «дядьки» при вас, это, навродь воспитателя. Маршал дала согласие и отправит мне буллу на днях. Так что прибыл представиться, майтр-гард.
Моран Колун, дрожа телом, вытянулся в немалый рост, замер. Тиса, не сдерживаясь, всхлипнула, подскочила к старику, вжалась в необъятный живот, размазывая слёзы сукном безрукавки.
– Из-за меня, – с писком давила она из себя. – Всё из-за меня.
– А, может, оно и к лучшему, – гладил её по непослушным кудрям Моран Колун, украдкой утирая рукавом сорочки скупую слезу. – Будем вместе, ты да я, как в старые времена. Будет тебе на орехи, да и будет за что, чую.
Тиса, за неимением платка, осторожно утёрла мокрые уголки глаз костяшками пальцев, хрюкнула и рассмеялась.
– Садитесь, дядька, – покрывшись розовыми пятнами, потешно пригласила она Морана за стол. – Эй, Ана, неси, чего есть в печи!
Дородная кухарка сунулась в залу и перепугано сообщила во всеуслышание: в печи-де остались только запахи. Моран Колун потянулся за кошельком и, дав служанке несколько наставлений, отослал на рынок.
– Вскоре явится ваш отец-король, – с хрипотцой сообщил он, когда кухарка, цепляясь за все углы огромной продуктовой корзиной, вышла вон. – Поедете в Храм, заказан молельная песнь в честь имянаречения. Сегодня вы совсем взрослая, хоть под венец.
– И смогу узнать имя нашего рода, – с нажимом подхватила Тиса. – И мы сможем говорить, как равные.
– Знаю не больше твоего, – пожал плечами Моран Колун, сообразив, куда та клонит и, желая избежать щекотливой темы, укорил: – А раз в разговоре равны, то не поведаете ли, как вы оказались у торговой палаты и что это за свидания с конт-майтрой?
– Это не только моя тайна, – заметно помрачнела Тиса. – Это тайна королей и наместников.
Моран Колун посмотрел на неё с недоверием, помолчал, кивнул и заявил, что не хочет лезть в политику на склоне лет. И принцессу пожалел совсем по-стариковски:
– А тебя-то куда, дочка, не к добру вмешали. А к добру, что я нынче рядом буду. Меня ты видела: ещё в силе.
В благодарность за спасение девушка обняла старика, но ласкаться ей не дали: некто с силой колотил в дверь, слышалась возня за порогом. Отпирать отправился сам Моран Колун, отстраняя принцессу как можно дальше.
– Отворите! – нетерпеливо выкрикнули снаружи. – Здесь кавалер, конт-принц Симон Змея! Я по поручению короля Хогана IV Горного!
Ещё до того, как командир «Забияк» назвал своё имя, принцесса почувствовала щем в груди. Неожиданно для себя забарабанила кулачками в живот бывшего гарда и щенячьими глазами уставилась на него. Тот непонимающе уставился на названную племянницу.
Пришлось открывать дверь при дядюшке. Симон Змея отпихнул кухарку, опостылевшую ему за несколько дней болезни Тисы. Крепкая ладонь застыла на плече принцессы, запястье едва не коснулось груди. Симон Змея, будто захлебнувшись, вытаращил узкие щёлки глаз. После чего, покрывшись пунцовыми пятнами, отнял руку и отступил с порога.
– Прошу простить, майтра, – едва пролепетал он.
Принцесса, успевшая позабыть казарменную жизнь, глядела на мальчика с интересом. Тяжкий, одновременно сладкий щем в груди то нарастал, то отступал. Впервые она возжелала забыться. Возжелала того о чём юная майтра и помыслить не смеет, но закиснув, кто от смеха, кто от страсти, говорит об этом с другими. От касания груди мужской рукой заболел низ живота, сделалось мокро. Совсем не так, как с Бриэль.
– Майтр-гард, вам нехорошо? – подскочил к ней глупец, подставил плечо, неумело, там, где не надо, обхватил.
– Оставьте меня! – жарко дохнула она и глупец – глупее не встретишь – послушно отступил.
– Вот я тебе!.. – зарычал было Моран Колун, засучивая рукава, но замешкался, пытаясь отстранить одновременно принцессу и глупую кухарку.
Тиса ещё раз обернулась на старика, зло сверкнула глазами, так что тот понял. Нехотя отступил, увлекая за собой кудахчущую кухарку с тяжёлой корзинкой.
Принцесса, чувствуя ломоту в висках, ступила на каменную плиту дорожки. Стало заметно прохладнее, несмотря на яркие светила. Тиса затворила дверь и безучастно всмотрелась в парня. Вряд ли конт-принц на побегушках Горного короля. Валери Янтарная уехала из города, значит, это дело верного оруженосца. Может, мальчишка хочет ей что-то сказать. Симон Змея зарделся и кстати оглянулся на бегущих вдоль ограды людей.
Из сада едва видно, но площадь Славы бурлит, как в праздники. Но дни шумства и веселья давно миновали, а следующие нескоро, когда выпадет снег.
– Что это? – безучастно вопросила она, продолжая глядеть на мальчика.
– Казнь, – рутинно отозвался Симон Змея и, поскольку принцесса вопросительно оглянулась, с охотой, продолжил, — Казнь убийцы. Желаете посмотреть?
– Куклу? – непонимающе улыбнулась Тиса, всматриваясь в пёстрое сборище народа. – Они казнят куклу.
И осеклась, понимая, что сболтнула лишнее. Но Симон Змея, явно радуясь, что принцесса отвлеклась, сообщил:
– Про колдовскую куклу молва идёт. Но одну куклу народу не представишь. Толпа, что зверь – жаждет крови.
– Кого же казнят? – холодея, прошептала Тиса.
– Какого-то бедолагу из рудников. Мне об этом шепнул местный кавалер, сын дознавателя. Каторжанина привезли прошлой ночью, дали дурманного зелья. Я шёл через площадь, видел, как он дико вопил, тешил публику.
С площади донеслись восторженный, подбадривающий рёв толпы, резкие, короткие окрики, скорее всего стражи; гул труб – начиналась казнь. Тиса урывками слушала подробности: сломают железным ломом, бросят на колесо, швырять кости и объедки.
Стоит ли одна жизнь каторжанина порядка в городе? Люди Горилеса уже не казались столь милыми и родными. И само Полесье – глушь, покрывающая множество тайн. Едва затуманился рассудок, привиделся мускулистый человек в капюшоне – палач и его жертва на кресте; но едва мучитель ударил, он обернулся ужасной куклой, а его жертвой оказался падающий мальчишка c нелепым оружием в руках.
– Кавалер, – дрожащим голосом спрашивала Тиса, — Мальчик, что погиб у торговой палаты. Знал его?
– Нет, — покачал головой Симон Змея. – Но он откликался на прозвище Рёва. Щенок совсем, по мамке скучал. Его товарищи, что делали погребальный костёр, говорили, вроде, что собирались в походе провести имянаречение – дать ему Имя вольных: Рон. Рон Рёва.
– Он получит это имя, слышишь?! – властно приказала принцесса. – Я майтр-гард, я нарекаю его кавалером Роном Рёвой!
Она перекричала невнятный гул выкриков глашатаев, и те, будто посрамлённые, смолкли. Тишина, гнетущая, кандальным железом, сковала молодых людей. Рёв толпы – первый удар, затем – ещё и ещё. Тиса нутром ощущала агонию казнимого преступника. Она вымученно всмотрелась в присмиревшего Симона Змею. Но тот лишь подлил масла в огонь острожными расспросами:
– Говорят, ваш дядюшка более не гард. Многие местные кавалеры, бывшие горожане, недовольны его отставкой.
Принцесса молчала, утюжа намокшим валенком холодную землю.
– Я знаю о том, что случилось той ночью. Стражники успели разболтать. И про метку знаю, и про то, как Моран Колун сцепился с колдовской куклой.
– Молва родит сказки, – с горькой иронией отозвалась принцесса, – Их будут сказывать детворе. Идёмте в дом, кавалер. Вас ведь прислал отец?
– Моран Колун, – вдруг проявив горячечную настойчивость, допытывался командир «Забияк», – пошёл десятником той ночью и принёс с собой боевой колун. Истинно?
Смежная мысль пронеслась в голове Тисы – задержалась и унеслась прочь. Рассудок не был готов принять её. Она вопросительно уставилась на кавалера, но тот, замкнувшись, лишь пробормотал:
– Туман скрывает горы.
Всмотрелся в непонимающее бледное лицо принцессы.
— Так говорят на моей земле, когда помыслы затуманены настолько, что нет просвета и даже такая громада, как горы, скрыты.
Площадь наполнилась улюлюканьем. Поверх крон обнажённых деревьев, на ней выделялся желтушный помост, на котором вершилось ложное правосудие.
Туман скрывает горы.