ДГ16 Обнаженное прошлое 1
Затишье коварно, а тревога в голосе Гентианы не могла означать ничего хорошего. Почему-то вспоминаются слова Релемилла: «Не будьте слабы Гордыней. Ее сила – это иллюзия. Будьте сильны Богом, его сила – это реальность. Наполнитесь его силой, но используйте ее только для очищения собственной души.»
Это так подходит к Леонотис, но я не хочу себе в этом признаваться. Выходя из «лаборатории», я крадусь через темные комнаты в ту, где из-под двери виден свет. И, чем ближе подхожу, тем больше вокруг слизи затяжного конфликта, висящей на всем.
Слыша зловещий речитатив, я открываю дверь, и вижу, как мужчина с ущербным лицом и немигающими глазами бросается на Леонотис с ругательствами, и злобным рычанием. В нем столько ярости, что он сметает ее, и валит на пол.
Но женщина хватает его на лету за руки, они падают вместе, она оказывается наверху, и начинает шептать что-то быстро-быстро, и его неестественно перекошенное выражение смягчается, хотя он все еще продолжает рычать.
У меня внезапно возникает воспоминание скандалов и драк моих родителей. Если Леонотис – моя мать, то ей не удалось избежать отражения чего-то внутри себя и в этом браке.
- Все хорошо, успокойся... – Тихо говорит Леонотис. Но, прежде чем отпустить его запястья, шепчет почти неслышное «ненавижу тебя», и только тогда медленно встает.
Я вздрагиваю от дохнувшей в лицо тьмы. Она страшна и всеобъемлюща. Эта женщина ненавидит не только своего мужа. Она ненавидит всех существ мужского пола сразу. Возможно, у нее на это есть причины.
Глаза мужчины стекленеют, как стылая роса, превращающаяся в лед. Он перестает сопротивляться, и остается лежать на полу, внезапно приобретя ореол покинутой, бесприютной вещи.
- Милый, одинокий мальчик, ищущий свою маму. Я была бы рада тебе помочь, но у меня никогда не было детей. – Леонотис улыбается, и выходит из комнаты.
- А с мужем? – Я следую за ней под впечатлением физической силы, с которой она справилась с тем, что казалось неминуемо трагическим нападением.
- Официально он мне не муж. Иберис нашел меня на дороге восемь лет назад. Привел в чувство, спас, обогрел. Для своих целей, конечно. Не то, чтобы вы, мужчины, делали для нас, женщин, хоть что-нибудь просто так!
Безмерность ее боли проникает в меня, наполняя до краев. Я чувствую, что злопамятность и мстительность, направляемые гордыней, набрали в ней слишком большую инерцию, поправ былую незыблемость моральных устоев.
Две мысли приходят одновременно – первая – о том, что Леонотис не помнит, что с ней было до того, как Иберис нашел ее на дороге без сознания. И вторая – о том, что с кем-то из моих близких скоро случится что-то непоправимое.
Деревья за домом шумят от резкого порыва ветра, и в комнату входит высокий человек с неприступным выражением лица и шрамом на щеке.
Он опускается перед Леонотис на одно колено, и целует ее руки.
- Гонцы отосланы, моя леди, все готово.
Она кивает с задумчивым лицом, и кажется, что в нем сокрыта тысячелетняя тайна причины ненависти, которую она никогда не отпустит...
Мои близкие... С кем же из них что-то не так? Погодите... Симарелиус! Мне нужно бежать.
- Извините. – Бормочу я, и, стараясь не встречаться взглядом с Леонотис, быстро выхожу.
Она не окликает, и ничего не спрашивает. Хочется думать, потому что ей все равно. Но шестое чувство знает, что это не так. Из каждого угла этого дома за мной пристально следят серебряные слитки, считывая мое сознание, выворачивая наизнанку мое прошлое, чтобы потом передать все это пауку, сидящему посередине этой тонкой блестящей паутины.
Почему наши кровавые, гноящиеся раны нам дороже божественой любви? Почему мы цепляемся за них, а не за любовь? Почему не хотим понять, что эти раны – просто иллюзия, что никто не наносил их нам намеренно? Нас просто пытались исправить. А что мы не знали, что требуем исправления? Так это не их вина, а наша беда.
Темнеет. Бежать тяжело, но я не останавливаюсь, гонимый мыслью о том, что могу опоздать. Что с ним может случиться? Сердце? Инсульт? Не знаю, но нужно узнать. Лицо Леонотис, таящее необратимость случившихся с ней изменений, не выходит у меня из головы.
Боль – это отказ принять информацию. Какую информацию она отказалась принять, что отреагировала таким количеством боли, родившей негатив по отношению к мужчинам?
Дом моего старика, вместе с больницей и Академией – далеко за пределами города. Ветер – пронзительный и беспощадный, несет капли дождя, нереально светящиеся изнутри информацией, накопленной за миллионы лет присутствия на Земле.
Последний рывок по раскисшей грязи дороги, и я уже хочу стучать к Симарелиусу. Но чувствую, что с ним все в порядке, и он спит. Однако видение не исчезает, и тогда я иду в дом за больницей, где живут Граоний и Кальмате.
Ирис и Амаранта – в кладовке, где раньше жил Астангир. Я стучусь, неуверенно переминаюсь, и потом толкаю грубо сбитую из досок дверь. Порог у кладовки высокий, а рама двери – низкая. Я наклоняю голову всего на секунду, чтобы не удариться о раму, а чуткий Ирис уже вскакивает с постели, и преграждает мне путь.
- Послушай... – Шепчу я. – Не бойся меня. Не суди по тому, каким я был. Я уже не тот, кто разрушил твой город. Я не разрушу твою жизнь во второй раз, и не причиню вреда Амаранте. Во всяком случае, намеренно. С Симарелиусом что-то не так... Мне нужно, чтобы ты на него посмотрел.
Возникает долгая пауза, потому что барон Лио не готов мне поверить.
И тут за нашими спинами раздается звонкий девичий голос:
- «Любовь Безусловная превратит труху неопытности и невежества в сердце из золота». Вроде к Релемиллу ты ходишь, и прововеди слушаешь, но и ему не веришь? Тогда зачем ходишь? Доверься Домиарну, Ирис, прости его, ибо «только вера растопит тяжелые и ядовитые камни обиды на жизнь»!
Он медлит с секунду, а я потрясен глубиной и красотой души этой с виду простой девушки. В следующий момент белоснежная, невесомая пелена, стоявшая туманом между нами, тает, и Ирис обнимает меня.
- Мы не можем ссориться, Домиарн. Что-то понять мы сможем только вместе.
Он целует меня, и его красивые руки с длинными аристократическими пальцами ласкают мою шею, и мое лицо, и любовь – сверкающая, и невыразимо-прекрасная, струится, как хрустальные водопады с фантастической планеты Глиза из моих видений...
- Со стариком все в порядке. Я ничего не вижу. Иди спать, Домиарн. Утром поговорим.
Я бросаю взгляд на Амаранту, которая, закутавшись в одеяло, сидит у стены под маленьким, вырубленным в стене окном. Она обнимает ту самую куклу, а кукла ласково льнет к ней, радуясь, что больше не одинока.