Эвакуированы мы из жизни навсегда…
Истлевшие в желтых разводах листы сшитой суровыми нитками тетради. Дневник от женского лица. Откуда он, кем написан, как эта тетрадь оказалась на чердаке заброшенного деревенского дома? Листы ломаются, рассыпаются. Восстанавливать текст из разрозненных предложений, придать ему приемлемую для восприятия форму литературного произведения – долгая кропотливая работа. Стоило ли этим заниматься? Судите сами…
– Оставьте меня, я буду вам обузой, – умоляла Ольга в предсмертном бреду. Ее сознание помутилось, утеряв связь с реальностью (концом 1981 года), и перенеслось на сорок лет назад.
Видимо, в своих последних проблесках память высветила самые незабываемые, самые тяжкие воспоминания ее жизни – события военных лет конца 1941 года, эвакуацию…
Москва. Конец холодной осени 1941 года – пятый месяц войны.
Вой сирены…
– Миша, – уговаривала Ольга мужа, – не тащи ее, не успеешь. Парализованная мать глазами умоляла о том же...
Михаил все же взвалил страдалицу на спину, лифт не работал – пришлось тащить ее все десять этажей и далее до бомбоубежища. Ольга, волоча годовалого сынишку, семенила рядом.
Оставив свою мать на жену, Михаил тут же умчался на крышу дома, бегом все те же десять этажей на пост, где задача его и других жильцов дома была сбрасывать зажигательные бомбы с крыши вниз. Редкие самолеты с крестами на крыльях все же прорывались к Москве...
…Предвоенная Москва, десятиэтажный дом на Колхозной площади.
В нем жили партийные руководители и правительственные чиновники сытой, но невыносимой от непреходящего страха жизнью.
Вспоминается повесть Юрия Трифонова “Дом на набережной”. Десятиэтажное здание на Колхозной площади стало одним из таких же многочисленных домов, где основная жизнь его обитателей в 1937-1938 и 1941 годах начиналась ночью.
Визг тормозов! Шаги по лестнице – к кому сегодня?..
А еще ранее в 1934 году на десятом этаже этого дома в коммунальной квартире проживала семья Михаила с женой Фаиной и дочкой Ириной. Делили квартиру они с Софьей Маркус. Ее младшая сестра Мария Маркус была замужем за С. М. Кировым.
После убийства мужа в 1934 году Мария заболела психическим расстройством и до самой своей смерти в конце 1945 года находилась на полном государственном обеспечении.
Жена Михаила Фаина в 1934 году работала партийным секретарем “Института Красной профессуры” – кузницы партийных и руководящих кадров страны. Михаил и Фаина в 1930 году стали одними из первых его выпускников.
Большая часть выпускников этого института в конце тридцатых годов была расстреляна, некоторые умудрились остаться в живых, и совсем уже немногие – на свободе…
Летом 1934 года к Михаилу неожиданно нагрянул его брат Алексей, в прошлом белый офицер, голодный, грязный, оборванный. Фаина и Соня даже на порог его не пустили! Михаилу удалось тайком что-то сунуть брату. Это была их последняя встреча, потом он всю жизнь мучился этой своей виной. Единственно, чем попытался ее искупить – назвал его именем младшего своего сына. Понятно, что встреча Михаила с братом не осталась не замеченной “органами”.
Судьба отплатила Фаине и Соне за такой прием. Соне это отозвалось еще раньше в 1935 году. Через год после убийства Кирова Соня куда-то исчезла, оставшаяся же после нее жилплощадь перешла к ее подруге.
Появилась Софья Маркус в Москве уже после смерти Сталина. Она приняла активное участие в восстановлении исторических архивов тридцатых годов.
Смелый умирает единожды, трус – многократно. Увы, трусилась вся страна! В одну из осенних ночей 1937 года страх ожидания для обитателей квартиры на десятом этаже закончился – бояться стало нечего. Арест снял все страхи – хуже быть уже не могло! Под жернова попала Фаина. Мерзкие рожи… мат… обыск… Лубянка. Дальше все покатилось по наклонной. Пятьдесят восьмая… длинные очереди… издевательства… наглое отбирание продуктов… отправка… лагерь… Почти на двадцать лет человек выпал из жизни. Слава богу, не “высшая”…
В Москву Фаина вернулась в 1956 году больная и старая. Ее реабилитировали, дали двухкомнатную квартиру, правительственный паек, что позволило прокормить не только себя, а и поселившуюся у нее дочь Ирину с мужем и сыном. Но как вернуть потерянные годы?
И еще. После смерти Сталина, находясь на выселках в Казахстане, Фаина задала скорбный вопрос приехавшей к ней из Москвы дочери: “Как же мы теперь будем жить без него (Сталина)”? Бред!!! Не подлежит осмыслению! Что еще, какая сила могла изменить ее фанатичную веру?..
Для Михаила все обошлось относительно безболезненно, если не считать исключение из партии, отмену защиты диссертации, потерю высокой должности, а с ней и пайка. Его отправили в “ссылку” в отдел кадров Госплана СССР заниматься кадрами.
Квартиру пока не отобрали. Ну и бесконечные вызовы в известные кабинеты, где под давлением он постепенно отступал в “оценке” жены. Тем не менее, “врагом народа” ее так и не признал…
Казалось бы, все ужасно! Ан, нет! Свято место пусто не бывает! Крах старой семьи привел к рождению новой. Как говорится, не было счастья…
В 1939 году по прошествии двух лет после ареста жены Михаил (ему уже было пятьдесят пять лет) занимался подборкой кадров в Госплан СССР. Одна из претенденток была привлекательная тридцатипятилетняя женщина. И, пока собственная жена пребывала в местах не столь отдаленных, он не нашел ничего лучшего, чем закрутить с ней любовь.
У "молодых" – у каждого по ребенку. Но это не помешало им за шесть лет произвести на свет еще четырех граждан великой страны в основном мужского пола – не иначе по причине войны…
Москва. Шестой месяц войны.
Немцы подходили к Москве, наши доблестные “органы” вновь засуетились, стали спешным порядком пополнять недостающие кадры для штрафбатов и бесплатных работ в “теплых” краях. И вновь ночи страха в “доме на набережной” и других подобных ему домах, в том числе и в квартире новоиспеченной семьи.
Михаил мобилизации не подлежал – не позволяли возраст и сильная близорукость. Впрочем, это не помешало ему трудиться на другом не менее важном фронте. Он решал демографическую проблему страны, несущей тяжелые людские потери. К тому времени Ольга уже подарила стране будущего воина и была на пятом месяце беременности следующим...
В конце декабря ее попросили зайти в отдел кадров Госплана, где работал муж. Его начальник, немало рискуя, посоветовал ей спешно собраться и под предлогом эвакуации в течение нескольких дней “исчезнуть” из Москвы в неизвестном направлении. По всей видимости, к нему просочились какие-то сведения.
Михаил повис на волоске…
Ночью на десятом этаже долго горела лампа. Решалась неразрешимая задача.
Остаться? Максимум через неделю семья лишится единственного своего кормильца.
А семья в то время включала в себя: беременную Ольгу, парализованную мать Михаила, его дочь Ирину, неделями пропадавшую на “окопах”, годовалого сына Мишеньку, и девятилетнего Леву – сына Ольги от первого брака.
Эвакуироваться? Куда? Эвакуация с учреждением исключалась – “достали” бы сразу. Ехать в “никуда”?
Выхода не было, стали собираться.
Увольняться по понятным причинам Михаил не стал.
Квартиру оставили на Ирину. Леву довелось “передать” его отцу – первому мужу Ольги. Через месяц тот отправил мальчика в интернат, где их сын проведет четыре долгих года войны. Лева так и не простил матери этого "предательства".
Ирину, понятно, вскоре “выперли” из квартиры в никуда. Михаил и Ольга потом сокрушались по поводу потерянной квартиры, особенно об оставленной огромной библиотеке, картинах и старинной мебели…
Даже по минимуму вещей набралось на два чемодана и четыре узла. И на все это добро для переноски – две мужские руки...
Ярославский вокзал. На узлах, сложенных на полу в углу зала ожидания, лежит парализованная старуха. Молодая обезумевшая женщина с ребенком на руках мечется по залу. Сынишка орет. От старухи тянет “амброзией”. Третий час ни билетов, ни мужа…
Наконец, появляется. Разводит руками. Господи, почему?!!
Оказывается, необходимо назвать пункт назначения, а он не знал, куда брать билеты. Отстоял безрезультатно три очереди. Куда знал и хотел – билетов не было, а в “никуда” билетов не дают!
Для ясности следует объяснить, что собой представлял Михаил. Известный анекдот, где японцы о русских говорят: “Дети у них хорошие, а вот руками они ничего делать не умеют” – это о нем.
Блестящий специалист в области экономики, живя в тепличных условиях, он был совершенно беззащитен перед ударами судьбы. Интеллигент до мозга костей, умница, веселый, добрый, насмешливый, обладавший непревзойденным чувством юмора, он так и не научился добиваться, отбирать, выбивать…
Ольга махнула на него рукой и с сыном на руках отправилась за билетами. Через 20 минут вернулась с тремя билетами до Тамбова. Почему Тамбова? Она и сама не знала. Подальше от Москвы.
Как ей удалось взять билеты, она потом рассказала. Подошла к началу очереди, вынула завернутый в марлю сухарь, изо рта сына, служивший ему соской, включив, таким образом, живую сирену. И под возмущенные возгласы из очереди и куда более громкие вопли сына пробилась к кассам. Очередь расступилась – такое мало кто мог выдержать!..
Теперь возникла задача перебраться на перрон, откуда вскоре должен был отойти поезд на Тамбов.
Решили сделать это так. Михаил с двумя узлами перетащит парализованную мать поближе к месту посадки. Положив на узлы живую поклажу, вернется затем за остальными. Завершилось это плачевно, когда они подошли к месту посадки, старуха лежала прямо на снегу возле поезда. Одного из узлов и след простыл. Увы, это оказалось не единственной потерей…
В вагоне, в который они с трудом прорвались, все места были заняты. Михаил так и не смог со всем этим разобраться – билетов продавалось гораздо больше, чем имелось мест. Единственно, что им удалось не без вмешательства Ольги: отбили нижнюю полку, положили на нее парализованную старуху и, сдвинув ее к стенке, поместили всех остальных…
К утру стало холодать, дрова закончились, вода в туалете замерзла. К чему это привело нетрудно себе представить!..
Неожиданно поезд резко затормозил. Но это не была плановая остановка – вокруг укрытые снегом поля.
Послышался вой самолетов. Пассажиры “выкатили” из вагонов.
Машинисты, согласно инструкции, при появлении немецких самолетов останавливали состав, а пассажиры разбегались от него врассыпную. Ольга и Михаил остались в вагоне, положившись на судьбу.
Пронесло! Самолеты, по-видимому, уже исчерпали бомбовой запас. Через полчаса поезд потащился дальше…
Ни Михаил, ни Ольга не знали, что их ждет. Ну, доедут они до Тамбова, дальше что? Постоянно говорили об этом, пытаясь хоть что-то придумать.
Их разговор подслушал один из попутчиков – небритый мужичок с вороватыми глазками. И по секрету сообщил следующее: в деревне Федоровка, что по пути, имеется большой колхоз, в котором требуется счетовод, и поскольку, все грамотные – на фронте, а оставшиеся даже писать не умеют, можно попытать там счастья.
Ближе к ночи поезд будет проезжать полустанок, что в нескольких верстах от деревни. Пообещал помочь с выгрузкой.
Что им еще оставалось?..
В сумерках за две минуты стоянки торопливо сбрасывали на снег чемоданы и узлы с вещами. Едва успели стащить старуху, как поезд тронулся. И лишь тогда заметили, что одного узла недостает! Мужичок все же нашел свой интерес!
Что делать дальше?
У полуразрушенного полустанка стояла лошадь с деревянными санями, в которые что-то грузили. Ольга поторопила мужа, тот побежал к саням, проваливаясь в снег чуть ли ни по пояс.
Не успел. Сани тронулись и, невзирая на его отчаянные вопли, благополучно укатили.
Вещи сволокли к полустанку, Устроились под навесом на сломанной скамье в надежде, что кто-то будет встречать следующий поезд. Темень быстро опустилась на землю.
Резко похолодало. Ничего не нарушало замерзающую тишину. Стало ясно – через час ждать будет уже некому.
Двинулись по тянущемуся в лес заметаемому снегом санному следу.
Делали это так. Сначала Михаил перетаскивал чемоданы, оставив на узлах парализованную мать и жену с малышом. Затем возвращался за матерью и женой с ребенком, волоча мать и узлы по снегу…
Потянула поземка. След от саней почти не просматривался.
Михаил беспокоился о матери. Не имея возможности сообщить о своем состоянии, та легко могла замерзнуть. Лишь мычанием и мольбой в глазах просила оставить ее и дать спокойно умереть. Затем и вовсе прикрыла глаза. Растирал руки и лицо и тащил, тащил, не надеясь дотащить до жилья живой.
Их городская обувь совершенно не годилась для путешествия по глубокому снегу, но выхода не было. Жарко было только Михаилу, остальные были на грани обморожения.
Ольга постоянно согревала дыханием сынишку – тот уже не кричал, лишь поскрипывал…
Вдруг она вскрикнула и села на снег, ухватившись за живот. Почувствовала требовательнее толчки изнутри. Этого еще не хватало! Отчаяние нарастало. След от саней исчез.
Сколько еще идти? Куда?..
Но останавливаться было нельзя – это конец! И когда они уже ни на что не надеялись, послышался отдаленный лай собак. Повеселели.
“Почему собаки лают и воют?” – соображала Ольга. И лишь, увидев, что муж полез в чемодан за столовым ножом, поняла – выли волки. Они тянулись к жилью, надеясь поживиться. Если хищники учуют ночных путешественников, те станут их легкой добычей…
Михаил теперь делал короткие переходы. Вдруг старуха открыла глаза, забеспокоилась, замычала. Она также услыхала вой, мычанием и глазами просила оставить ее: мол, пока голодные хищники разберутся с ней, остальным удастся отойти подальше…
Не понадобилось. Замаячило первое жилье.
На их стук никто не отозвался. И только у третьей убогой избушки после долгого отчаянного стука и криков, послышался недовольный женский голос.
Впустили и то лишь благодаря позолоченному подстаканнику, которым Ольга помотала перед лицом недовольной женщины – та и во сне такое не видывала!..
Эта избушка стала их пристанищем до осени сорок четвертого года, и практически все их сбережения и ценности постепенно перетекли к хозяйке.
По поводу вакантного места счетовода мужичок из поезда все же не соврал, что, в конечном счете, спасло семью от голодной смерти.
Работа счетовода для экономиста с двумя высшими образованиями не представляла труда, хотя? Директор колхоза вел странную двойную бухгалтерию, которую Михаил не понимал и не принимал, чем сильно усложнил и свою жизнь и жизнь семьи, но иначе он не умел…
К весне его мать отошла в мир иной – отмучилась.
Здесь, в тамбовской деревне, у “молодых” появилось на свет еще двое отпрысков – мальчик и девочка. Михаил упрямо продолжал свой род, а ведь на выходе был уже его шестой десяток!..
Как они жили в эвакуации?
Увы, многое из листов дневника восстановить не удалось. Довелось додумывать, придумывать, приводить в соответствие…
Война, эвакуация, голод, лишения. Ольга оставила странную запись в дневнике, что четыре года войны стали для нее самыми счастливыми в жизни…
В качестве резюме к прочитанному из дневника вполне определенно можно утверждать следующее: не для всех семей страны власть тирана явилась разрушающей силой, в некоторых случаях произошло обратное.
Благодаря или вопреки?
P. S.
Михаил на год пережил Сталина, не дожив до семидесяти лет. Не дожил он и до 20 съезда КПСС, на котором был развенчан культ личности Сталина. Последние пятнадцать лет своей жизни он провел в непреходящем страхе за себя и семью. Умер от кровоизлияния в мозг, переложив все свои страхи и четверых детей на хрупкие плечи жены…