Однажды летом я возьму свою цветастую сумку-мешок, две пары солнечных очков, возьму свои 2 паспорта и 7 бесполезных банковских карточек, прихвачу также свои трусы с нарисованной марихуаной и футболку с надписью «Country girls make it in a hay», еще захвачу с собой частичку своих воспоминаний, пару фотографий друзей и родителей, возьму мобильный телефон и зарядку, а потом уеду куда глаза глядят.
Для начала я поеду на вокзал, буду долго стоять в очереди в кассу, потом спрошу билет на ближайший поезд. Он, скорее всего, будет идти на юг. Тогда я буду лермонтовской «тучкой небесной». Они ведь тоже мчались «с милого севера в сторону южную». А может ближайший поезд будет идти совсем и не на юг. Может он поедет на север. И в этом случае я тоже поеду. Мне, в общем-то, все равно куда ехать. Определенного направления у меня нет.
На вокзале в грязной кафешке я куплю сомнительный сандвич и горячий крепкий чай. Потом пойду искать место, чтобы поесть и, скорее всего, сяду на подоконник, ведь все места в зале ожидания будут уже заняты. Во время своей скромной трапезы я буду смотреть на проходящих мимо людей и думать о том, что у них своя, чужая, недоступная жизнь, а потом постараюсь угадать, счастливы они или нет, захотели бы сейчас все бросить и уехать, как я? И если бы захотели, то смогли бы? Вот так просто всё бросить и уехать?
Я, вероятнее всего, не доем невкусный вчерашний сандвич, не допью дешевый чай, а постараюсь отвлечься чтением и достану набоковскую «Защиту Лужина» или «Весну в Фиальте». Буду перечитывать любимые места, восторгаться легким и одновременно запутанным слогом великого автора, подчеркивать особо удачные метафоры и аллегории. В последнюю очередь я прочитаю «Адмиралтейскую иглу», и мой любимый момент в ней: «Когда, слезами обливаясь, ее лобзая вновь и вновь, шептал я, с милой расставаясь, прощай, прощай, моя любовь».
Неожиданно мне придет в голову, что мне больше некому сказать «до свидания», некому шептать «прощай, моя любовь». Мне станет грустно от этого, я буду думать о любви. О любви и совсем немного об одиночестве. А потом просто об одиночестве, о том, что оно бывает внешнее и внутреннее. И если внешнее лечится, то внутреннее…. Впрочем, зачем об этом?
И тут я разом все вспомню. Вспомню, как когда-то сидела на этом самом подоконнике и обнимала тебя, и мы ждали опаздывающий поезд, а опоздал он потому, что в ту на редкость холодную зиму обледенели и порвались все провода, и везде были перебои с электричеством. Мне вспомнится твой аристократичный, напоминающий Блока профиль и твой смех, когда я тебе рассказала об этом своем наблюдении.
Я буду вспоминать, как той долгой холодной зимой я мечтала о душном лете. О лете вместе с тобой, когда мы поедем на дачу, будем купаться в речке, ходить в баню и гулять по лесу. А вечерами мы будем лежать обнявшись на траве и смотреть на звезды. И в глаза нам будет бить соседская гирлянда, которая с нового года висит на старом деревянном сарае, надоедливо мигая всеми цветами радуги.
Вспоминая это, я, наверно, удивлюсь, какая все-таки странная штука эта жизнь. Раньше я мечтала о лете, а теперь ужасно хочется обратно, в ту обледенелую зиму. Тут мне сразу вспомнится фраза из грустного и сюрреалистичного рассказа Харуки Мураками: «Странная все-таки штука этот мир. Человек хочет получить самую обыкновенную котлету, а получает котлету по-гавайски, да еще и без ананаса».
Может кто-то подойдет и спросит, сколько время и как пройти к метро, тем самым отвлекая меня от вороха надоедливых мыслей. А может никто не подойдет. Тогда я сама подумаю, что хватит копаться в прошлом, и не надо ворошить то, что было так старательно забыто.
Будут объявлять мой поезд, и я пойду по направлению к табло, чтобы узнать, на какой путь он прибывает. На перроне будет жарко и до невозможности душно, везде будут толкаться люди, касаясь меня своей липковатой от пота кожей. Их будет так много, а я буду одна.
И пока я неспешным шагом буду двигаться вглубь перрона, мне вдруг станет так грустно, так невыносимо одиноко. У меня не останется сил даже на то, чтобы переставлять ноги и я упаду прямо там, на перроне. Меня всю переполнит тоска и горечь, и от этого комок встанет в горле. Я искренне постараюсь не заплакать, но не сдержусь, и слезинки, одна за другой начнут катиться по моим щекам. Но вскоре мне придется подняться и одеть солнечные очки, чтобы не вызывать вопросов и сочувствия проходящих мимо пассажиров.
Я подумаю, что настолько потеряна и одинока даже здесь, дома, так зачем мне ехать куда-то, где я стану еще более несчастной. И вопреки всем моим желаниям в голове промелькнет мысль, что ты опять со мной, всегда, везде, хочу я этого или нет. В самом конце ты обещал мне это – всё так и случилось. Так глупо было надеяться, что смена места что-то изменит!
Разбитая и несчастная, я поплетусь в кассу сдавать билет, а по дороге буду вспоминать, что осталось дома на ужин и с кем можно вечером встретиться. И выходя с вокзала я подумаю: «Однажды летом. Непременно. Однажды летом я возьму свою цветастую сумку-мешок…»