После утреннего построения молодёжь Службы «Д» как впрочем, и остальные «караси» кто не успел закончить приборку, доделывали её, или занимались другими поручениями старослужащих, которые в это время изображали штатную проверку аппаратуры, по существу не обращая никакого внимания на команды с КП. Виктор, немного передохнув на построении и при отсутствии Чертопалова, быстро и спокойно домыл коридор. Потом к нему пришёл Воронов, вид у него был, словно у узника концлагеря и они вместе направились в одну из лабораторий Службы «Д». «Птица» постучал определённым перестуком, и броняшку открыл матрос Тихомиров, напряженно озираясь по сторонам. Эта лаборатория морских разведчиков, напоминала скорее запущенный хозяйственный склад, чем помещение по своему прямому назначению. Никаких признаков рабочего состояния аппаратуры не наблюдалось: экраны, датчики, тумблера – всё было разбито, на палубе валялись микросхемы, в один из углов свалили остатки стеллажа, из корпусов электронных машин торчали оборванные провода. Некоторые не рабочие щитовые были превращены в шкафчики. Часть одной переборки, на которой раньше красовались советские плакаты и от которых остались лишь обрывки, теперь занимали фотографии «терминаторов» и обнажённых девиц с силиконовой грудью. Здесь молодые матросы хранили свой уборочный инвентарь и могли спрятать, что нибудь из продуктов, приобретённых у снабженцев или гарсунщиков. Старослужащие сюда заглядывали редко, лаборатория напоминала им время их «карасёвки», которою они с нетерпением ожидали передать по наследству молодым. Да и по сроку службы заходить в заброшенные помещения, было не положено. Разве, что по крайней необходимости, допустим, спрятаться здесь от какого либо офицера или, если приспичило, найти молодого матроса, не оказавшегося в нужный момент в пределах видимости. Лаборатория официально считалась не рабочей и была якобы закрыта. В помещении было душно и сильно накурено. Для «карасей» выдалось несколько минут свободного времени, чтобы покурить, немного отдохнуть, согласовать совместные действия по поручениям своих старших «товарищей» и просто поболтать, вспомнить гражданскую жизнь. Спрашивали, больше Одинакова и Шумкова – они были новичками, из одного города, рождённые с разницей в пару дней, но это никак не объединяло их, они обладали совершенно противоположными характерами. Дмитрий Одинаков, недолюбливал Шумкова за его интеллигентность, а Виктор Шумков Одинакова за её отсутствие и жлобство. Одному мешало предубеждение, другому гордость. Они не шли навстречу друг к другу, их отдаляли эти несоответствия. По сути дела лучшим выходом для них было просто мирно сосуществовать в этой железной казарме, позабыв традиции землячества. Виктор прекрасно понимал, что в лице Одинакова, друга ему не найти. Да и Одинаков как то сторонился Шумкова, не из той среды был Виктор. А друг был нужен, ещё как нужен, без друга на корабле можно пропасть. Других своих одногодок матрос Шумков ещё не успел изучить, но видел, насколько глубоко они уже вникли в жизнь корабля и легко приняли для себя, неподдающиеся пока его пониманию законы, насколько они были самостоятельны в своих действиях. Всё это беспокоило Виктора, и осознание того, что они прошли первые этапы и стояли ступеней выше, чем он в этой флотской неуставной иерархии больше всего. Проанализировав ситуацию, по его мнению, достаточно тщательно, Шумков решил просто подражать самым стойким «карасям», которые терпели и выполняли все, даже, порой невероятные вещи и при этом сохраняли весёлый боевой дух. Так, как навязанные им порядки переносили они, Шумков мог только представить на себе. Он понимал, что долго выдержать не сможет. Самым трудным для Виктора было бы выполнять, унижающие достоинства приказания старослужащих и сносить их побои. Другого выхода он не находил. Нужно было меняться, превращаться в другого человека. Быть такими как «Бабай», Мамаев, Тихомиров, как Одинаков, готовых «рожать» при каждом желании старослужащих. В этих молодых матросах, Виктор видел одну лишь надежду, они жили днём, когда корабль покинет последний дембель и придёт их время. Дотянуть до этого дня, как уже понял, по их разговорам Шумков было так называемым «делом чести».
Кроме Виктора курили все. Табачный дым разъедал ему глаза и кружил голову, Виктора немного тошнило. Стараясь найти место, свежее он передвигался по лаборатории из угла в угол, пока, наконец, не устроился у вентиляционного отверстия.
- А ты чего не куришь «Сказочник» – спросил Тихомиров – Сигарет, что ли нет?
Виктор ничуть не удивился тому, как назвал его матрос Тихомиров, было ясно, что прозвище данное ему Одинаковым приклеится и на «Алтае».
- Я не курю вообще – то.
- Ясен перец. А зря, сигарета помогает. Нервы успокаивает. Я тоже не курил до армии.
- Это хорошо, что Витюха не курит, сэкономит больше, с нами поделиться может - процедил сквозь зубы Воронов.
- А тебе «Птица» свои надо сигареты иметь и не клянчить за постоянку. У нас своих проблем хватает – ответил Тихомиров.
- Ага, тебе легко говорить, а мне приходиться на всех рожать, все сигареты просят. На ваши кубрики тоже. Скажешь, что нет, сразу бьют, особенно «Якутка», Мурза, а больше всех «Хрустальный», тот совсем псих, озверевший, сразу между ног прогарой…. Где я столько сигарет возьму? Я уже Мухину офигенную тучу денег должен, да и другим кадетам тоже. Он мне теперь втридорога продаёт, козёл такой.
- Чего ты стонешь. У тебя одного, что ли такие проблемы? Крутиться живее надо, шарить, тогда и жизнь тебе улыбнётся.
- Закрутился уже, голова болит от этих ударов.
- Терпи, через полгода легче станет, а может и раньше, может кто в апреле дембельнётся?
- Базарят, что только в конце мая демобилизация начнётся. Это значит, что она может всё лето пройти – докуривая сигарету, сказал Галимзянов.
- На «Алтае» полная задница, людей не хватает, некого в наряды ставить. Кадеты тоже от службы косят, по госпиталям шкерятся как «караси».
- Откуда ты знаешь Игорёк? – удивился Воронов.
- Мутный ты какой – то Серёга. Большой корабль – много слухов. Да и без них всё видно, что твориться. Как будто не знаешь, что никому дела до нас нет. Здесь за жизнь бороться надо, если порядок этот не примешь, плохо будет, иначе, либо от голода свалишься, либо годки доведут или психом станешь. Короче если закосить не можешь, то служить надо.
- Главное не воспринимать всё всерьёз – с небольшим акцентом добавил Мамаев – И верить, что дембель неизбежен.
- Держаться надо пацаны, держаться, скоро привыкнем, поначалу всегда тяжело бывает – зрелым басом произнёс Одинаков.
- Ладно, хорош бздеть. Дел ещё по горло. Разбегаться надо, а то «залетим» всей толпой - заволновался Галимзянов.
Матросы поняли, что засиделись и, вглядываясь по сторонам стали осторожно и бесшумно покидать лабораторию, направляясь каждый по своим неуставным делам.
- Тебя «Чёрт» или кто другой, чем ни будь, загрузил – спросил Галимзянов Шумкова.
- Нет ещё, не успел.
- Тогда поможешь мне постирать бельё Лёнчику Байбакову. Потом я тебе помогу тоже. Добро?
Виктора Шумкова такое предложение не смутило. Оказать услугу товарищу было делом благородным, тем более он обещал отплатить тем же. Первое время нужно было за кого – то держаться, чтобы привыкнуть к порядкам на «Алтае» и освоиться на корабле. «Бабай», который служил здесь уже больше месяца, знал особенности корабельной жизни и умел взаимодействовать, чуть ли не со всеми членами команды, включая даже офицеров других подразделений, подходил для Шумкова больше всего. Хотя как человек он не нравился ему, но делать было нечего, поскольку нормальные человеческие качества молодые матросы теряли с каждым днём, а старослужащие, казалось, лишились их вовсе. Что касалось офицеров, то по слухам и первым выводам Виктора, их мало интересовала жизнь молодых матросов – их подчинённых.
- Помогу, конечно – с радостью буркнул Шумков.
- Отлично пошли тогда в кубрик, возьмём бачки для стирки и сходим на камбуз за горячей водой. Сигареты у тебя есть?
- Полная пачка почти.
- Зашибись. Только бы до приборки и на обед успеть.
На камбузе пришлось отдать четыре сигареты, через пятнадцать минут Галимзянов и Шумков стирали грязное постельное бельё старшины Байбакова в спортзале Службы «Д». Виктор раньше никогда не занимался стиркой, поэтому в качестве урока «Бабай» дал ему простынь и пододеяльник, а сам замочил наволочки и полотенца. Стирали хозяйственным мылом Шумкова, выданным ему при поступлении на судно для личных нужд. Галимзянов сослался на то, что его запасы мыльных принадлежностей закончились, поэтому пришлось разделить кусок пополам.
- Это всё фигня Витёк. На счёт мыла не переживай, потом подродим. Мы же почти земляки и служить нам два года, должны помогать друг другу – выжимая последнее полотенце, сказал «Бабай» - Ты только давай скорей нам ещё отнести всё в вентиляшку надо и развесить там.
- Конечно - ответил Виктор и стал сильнее мять в погрязневшей воде бельё Байбакова.
В вентиляционном отсеке, Галимзянов и Шумков развесили бельё, прямо напротив отверстия в переборке, откуда периодически выходила струя тёплого воздуха.
- Здесь быстрее высыхает – пояснил «Бабай».
- Хорошо придумано – ответил Виктор, стараясь похвалить Галимзянова.
- Ну, всё пошли по заведованиям приборку наводить, обед скоро.
На обед Виктор Шумков не попал, в коридоре, где он пытался отмыть на линолеуме следы матросских прогар, его нашёл старослужащий Горбунов. Пришлось идти вместе с ним в расположение Службы и заняться другим делом. Гальюн Службы «Д» давно не работал, и из-за неисправности сливной системы на палубе скапливалась вода. Молодые матросы по очереди сушили палубу и следили за его чистотой. Теперь настало время Шумкова, только его удивило большое количество старослужащих матросов, находящихся в гальюне.
«Наверно пришли посмотреть на мою работу» - подумал Виктор и чтобы его правильно поняли, со всем старанием начал приборку. Делал он как будто бы всё правильно: сгонял воду в самый низкий угол, потом выжимал в бачок и снова повторял операцию. Старослужащие даже похвалили его, но смотреть на, то, как просто сушит палубу молодой матрос, было занятием скучным и уже поднадоевшим, поэтому одному из них пришла в голову идея увеселить это действия.