Мистер московитц

Сергей Бетехтин
Если  визуально на карте представить себе, где пересекутся  в Центральном Парке 63  стрит и 6-я Авеню, то на этом месте в течении утреннего часа от 7 до 8 собиралась  мужская компания собачников.
Количество членов клуба несколько колебалось, но пол-дюжины участников всегда были там со своими псами. Используя  неписанную дырку в  суровом законе о  выводе псов в места общественные, псы бегали, волоча за собой по земле поводки, ибо "собака должна быть на поводке", гласило указание. Но кто должен быть на другом конце поводка, закон забыл указать, и бравые жители славного  города Нью Йорка немедленно этим упущением воспользовались. Ибо класть палец в рот нью йоркцам нельзя, а уж тем более их псам. Оттяпают.

Женщинам выводить своих псов поблизости не запрещалось, но их присутствие демонстративно не приветствовалось : мужчины собирались по утрам обсуждать  дела  как государственные, так и городские, да и хозяйственные тоже. Иначе кто же может посоветовать правильную компанию для перевозки мебели или  правильного прораба для предстоящего ремонта квартиры ? Вот именно!  Поэтому при приближении женщины  все разговоры замолкали, глаза опускались долу, и ноги в потёртых ботинках начинали рисовать узоры в пыли, или, по сезону, в снегу. При отходе женского персонала звучала команда: " ALL CLEAR! - ОТБОЙ! ",  и разговоры возобновлялись с прерванного места.

Народ был весьма ухоженный и интеллектуальный: несколько адвокатов, парочка агентов по продаже недвижимого имущества высокого класса, и несколько банкиров.
Угрюмый с виду, а в реальности  добрейший и легко смущающийся  Роджер был писателем, но о делах писательских не говорил, и никогда не упоминал тот факт, что он был вдовцом. Он предпочитал разговоры о растущей  стоимости квартир, вызванной невиданным наплывом  латино-американских людей с деньгами из стран с  сомнительной политической и  экономической стабильностью, и дешёвым долларом.

Был там и вечно возбуждённый греко-итальянский толстяк Тони, объясняющийся исключительно нецензурными пролетарскими выражениями, но которому всё это прощалось  за  нескончаемые  рассказы о его престарелой и откровенно сумасшедшей матушке, которая, несмотря на то, что она  не выходила на свет Божий из своей квартиры последние лет двадцать, умудрялась  превращать каждый день для Тони в Ад на земле. От скоропостижной кончины спасала её только любовь внука, профессора Колумбийского Университета, который защищал любые фокусы любимой бабушки.

Был в Клубе и всеми любимый доктор Фальк, шокирующий незнакомцев своей неуёмной бородой и поразительной по степени затасканности коллекцией шляп. Он вообще был немного странен, и этим, возможно, объяснялось и его решение принять христианство, и позднее, вместе с женой, усыновить маленького мальчика из русского детского дома, моего тёзку, Серёжу. Приблизительно в то же время он влюбился в моих борзых, и вскоре завёл себе пару кобелей. Он был удивительно добр и внимателен к чужим нуждам, и искренне делал всё от него возможное, чтобы сделать жизнь Серёжи счастливой. Когда он остался вдовцом, ему пришлось нанять русскую няню для уходу за приёмным сыном, ибо сам он проводил  немереянное количество времени  у себя в приёмном кабинете, так как был действительно прекрасным доктором с великолепной репутацией в городе, переполненном докторами.

И был Мистер Московитц.
Разговаривал он исключительно криком и матом, роста был не великого, но голову имел немалую. Знаменит он был тем, что когда-то написал книгу. О чём  была она,  я так и не выяснил, ибо автор отмалчивался, а никто из других участников Клуба книгу не читал. Он так же утверждал, что был дрессировщиком зверей в цирке, а позднее  укротителем  собак с плохим поведением.  Когда я попросил его продемонстрировать его технику укрощения, он вырвал из рук  хозяйки особенно  нахального кобеля поводок, встал напротив кобеля, и громко матерясь, швырнул поводок об асфальт, после чего приказал псу сесть. Пёс  и ухом не повёл, и помчался вдогонку за пролетавшей мухой.  Ничуть не смутившись, Мистер Московитц  изрёк:
- Поводок неправильный!

И триумфально повернувшись, пошел заказывать утренний кофе в ларьке, в котором хозяйничала красавица из Польши,  Беата, с которой он немедленно начинал флиртовать. Она вежливо улыбалась в ответ.

Собаку он имел непонятной национальности, погрязшей в длинной свалянной белесой шерсти, но Мистер Московитц не моргнув глазом утверждал, что это чистейший Еврейский Терьер.
Попивая кофе, члены Клуба впадали в настроение разжиженное, и политику больше не поминали. Ежли и говорили о чём, так всё больше о лучшем способе вывода блох у собак.
И тут, разумеется, Мистер Московитц  выступал с позиции истинного эксперта, не забывая подчеркнуть, что  он сам неединожды боролся с блошиным нашествием в городе, и единоручно тем город спас от напасти.

Как-то, стараясь сбить его с очередной тирады про любимых насекомых, я спросил его, мол,  какова семейная байка о  происхождении столь яркой фамилии ?
- Чего в ней яркого! - заорал он.
- Все люди, как люди, приехали из штетла, и в предбаннике  на Эллис айленд тут же записались, как Смиты, Форды, О'Генри и Мак Миланы !
- Один мой идиот дед ничего не понял, и сказал, что он из Московии!  Его так и записали! А мне страдать.

И хитро подмигнув, Мистер Московитц  бросился в кусты, догонять своего пса.