В 1999 году Институту мировой литературы им. А.М. Горького РАН удалось разыскать считавшиеся утерянными рукописи 1-й и 2-й книг «Тихого Дона». При приобретении рукописи были проведены три экспертизы: графологическая, текстологическая и идентификационная, удостоверяющие её подлинность и принадлежность своему времени — концу 1920-х годов. Это рукопись, которую в 1929 году Шолохов предъявил комиссии, расследовавшей дело о плагиате.
После нахождения рукописи сторонники авторства Шолохова заявили, что теперь их позицию следует считать безусловно доказанной.
Противники Шолохова, в свою очередь, утверждают, что наличие рукописей ещё не означает, что человек, рукой которого они написаны, на самом деле является их подлинным автором.
«СТРАННЫЕ» ОПИСКИ
Доказательством того, что рукопись — не подлинный черновик, отражающий ход творческой работы, а лишь имитация черновика, изготовленная исключительно для предъявления её комиссии, с точки зрения антишолоховедов, являются присутствующие в рукописи многочисленные ошибки и описки. Они, по их версии, появились в результате неспособности Шолохова разобрать чужой почерк. Среди примеров подобных ошибок называют, в частности: написание «стрямя» вместо «стремя», «лагарет» - вместо «лазарет», «пронизировать» вместо «иронизировать», «скипетр красок» – вместо «спектр красок» и некоторые другие.
Правда, в ряде случаев предположение, что та или иная описка появилась в результате неразбочивости чужого почерка, кажется довольно странным. Например, какой должен был быть почерк у гипотетического настоящего автора, чтобы «л» в начале слова оказалась похожей на «м», и в результате «лейтенант» превратился в «мейтенанта»? И, если у «подлинного автора» был такой странный почерк, то почему данная ошибка оказалась единственной в своем роде? Аналогичная ситуация и с исправлением «у дома» на «у Дона»: допустим, странно, что автор запутался в том, где конкретно в данный момент находятся его герои. Но также странно, и то, что переписчик не мог отличить большую букву от маленькой. Превращение «Зимнего» в «Замок» в результате неразборчивости почерка вызывает недоумение по другой причине: поскольку штурм Зимнего дворца был для советской идеологии знаковым событием, Шолохов просто не мог не знать словосочетание «Зимний дворец». В принципе, все эти несуразицы могут быть банальными описками, которые и у других людей нет-нет да встречаются в ходе творческой работы, а потому сами по себе ещё не могут служить доказательством плагиата. И тем более ничего не доказывают ошибки и описки, встречающиеся в печатных изданиях или беловиках; последние могли быть изготовлены не самим Шолоховым, а другим человеком, в частности, его женой.
ПОИСКИ БАР СЕЛЛЫ
Особенно старается найти «странные» ошибки и описки в текстах Шолохова израильский литературовед Зеев Бар Селла.
Например, он выявил случай, когда вместо фразы «на пол-лошади» появилось «на площади», при том, что действия происходят в степи, где никакой площади нет. Правда, здесь исследователь ссылается на... журнальную публикации, т.е. на опечатку, которая вполне могла появиться в результате невнимательности наборщика, зачастую, и в самом деле, работающего «на автомате».
В книге «Жизнь мародера» Бар Селла рядом приводит три ошибки Шолохова, возникшие, по его мнению, из-за неспособности разобрать чужой почерк: 1) фразу о том, что снег «доходил лошодям до пояса» и два неправильных написания географических объектов: 2) расположенный на территории Германии город Сталупенен в «Тихом Доне» получил русифицированное название «Столыпин» (этот пример любят приводить и другие «антишолховеды»); 3) в рассказе о русско-турецкой войне упоминается некий Рошич, хотя на самом деле такого города не было, а был город Рущук.
Допустим, снег, доходивший «лошадям до пояса» это — грубый стилистический ляп. В принципе, и на старуху бывает проруха, и гениальный писатель может допустить огреху. Например, у Лермонтова мне попалось: «За поцелуем вслед ЗВУЧИТ кинжал.// Отпрянул русский, захрипел и пал» (М.Лермонтов. Измаил-бей). Кинжал в данной ситуации входит в мягкую ткань и звучать не должен.
«Столыпин» и «Рошич» могли появиться в результате «народного произнесения». Причем, в случае с Рошичем/Рущуком, речь идет о войне, бывшей много лет назад, вспоминает её малограмотный казак, который вполне мог помнить название города очень приблизительно. Такое объяснение имеет право на существование, даже если искаженные названия появляются в авторской речи: Шолохов мог записывать их «со слуха», не сверяясь с исторической литературой. В конце концов, для содержания «Тихого Дона» подобные детали — вещь второстепенная, а «народное произнесение» скорее придает определенный колорит, чем искажает исторические реалии.
А вот, если мы попытаемся объяснить появление этих ошибок «неспособностью разобрать чужой почерк», то возникает вопрос: как должна была выглядеть у «настоящего автора» буква «у», если на письме её можно было принять то, за «о» («пОяс» вместо «пУзо» и «РОшич» вместо «РУщук»), то за «ы»(«СтолЫпин» вместо «СталУпенен»), то за «и» («РошИч» вместо «РущУк»? Не говоря уже, о странности «превращения» «яс» в «зо», и «потере» последнего слога в слове «Сталупенен».
«НЕИЗБЫВАЕМЫЙ» И «МОРОСИЛО»?
Бар Селла не ограничивается обнаружением реальных ошибок в текстах Шолохова, он также пытается увидеть следы «неспособности разобрать чужой почерк», в том числе и там, где явных ошибок вроде как нет, но, по мнению данного исследователя изначально было нечто другое.
Например, исследователь цитирует отрывок из «Тихого Дона»: «Митька пробыл дома пять дней. (…) Как-то перед вечером заглянул и к Мелеховым. Принес с собой в жарко натопленную кухню запах мороза и незабываемый едкий дух солдатчины» (ч. 4, гл. 6).
Дальше Бар Селла начинает рассуждать о том, какой же это странный эпитет — «незабываемый», и кто же этот запах не мог забыть? «Митька? Но он-то уж точно к своему запаху привык… про Пантелея Прокофьевича сказано, что он «сидел, не поднимая опущенной головы, будто не слышал разговора»; значит, и резиньянции по поводу запаха исходят не от него: Что же касается женщин, то они войны еще и не нюхали (до гражданской остается целый год).» Вся эта ситуация кажется ему «странной и загадочной», из чего он делает вывод, что на самом деле речь шла не о «незабываемом» запахе, о запахе, «каким надолго пропитывается солдат» — неистребимом, неотвязном, т.е. «неизбываемом» - именно это слово, по мнению Бар Селлы не разобрал Шолохов. (Зеев Бар Селла «Тихий Дон» против Шолохова.)
Что странного и загадочного нашел в данном отрывке Бар Селла, лично мне не понятно: из того, что женщины не были на войны, еще не следует, что они не знали, как пахнут пришедшии на побывку служивые, да и Пантелей Прокофьевич даже сидя, не поднимая головы, вполне мог почувствовать запах. Причем, учитываем, что в данном случае речь идет не о самом по себе Митьке, а о впечатлениях от его прихода. Часть этих впечатлений — запах солдатчины, который он принес с собой в курень, и который напомнил Мелеховым об их родных Григории и Петре. С этой точки зрения эпитет «незабываемый» даже уместнее, чем «неизбываемый»: из помещения запах выверится, а вот память о нём останется.
Описывая погоду во время Ледового похода, Шолохов употребил слово «морозило». По мнению Бар Селлы, изначально тут стояло слово «моросило». Свою точку зрения исследователь обосновывает тем, что реально в «Тихом Доне» описывается слякоть: мокрый снег, сырость, лужи и т.д.. Всё это, с его точки зрения, несовместимо с понятием «морозило» «Но если подморозит - луж нет, они затягиваются льдом.» - глубокомысленно замечает Бар Селла по этому поводу. (Зеев Бар Селла «Тихий Дон» против Шолохова.)
Вообще-то, если после оттепели температура только-только опустилась немного ниже «нуля», то и лужи замерзнут не в один момент, и снег может быть мокрым, и воздух влажным. Так, что, если мы хотим выяснить, какое слово уместнее — «морозило» или «моросило», то лучше всего опираться на информацию о реальной погоде во время Ледового похода. Пытаясь доказать, что в тексте непременно должно было стоять «моросило» и ни в коем случае не могло быть «морозило», Бар Селла приводит ряд выдержек из воспоминаний участников Ледового похода. Желающие, могут их посмотреть по этой ссылке: http://www.philol.msu.ru/~lex/td/?pid=0122522&oid=012252 Здесь отмечу: о моросящем дожде не говориться НИ В ОДНОМ из процитированных исследователем документов. Так откуда уверенность, что именно о моросящем дожде должен был сообщать «Тихий Дон»?
О НЕВЕРОЯТНОМ ПРЕВРАЩЕНИИ НЕВСКОГО ПРОСПЕКТА В УЛИЦУ ТВЕРСКУЮ
В завершение темы «странных» описок в текстах Шолохова хочу остановиться на одной, которую некоторые антишолоховеды почему-то считают убедительным доводом против авторства: в рукописи «Тихого Дона», герои находясь в Петрограде прогуливаются по несуществующей в «северной столице» улице Тверской. Это какой должен был быть почерк у «настоящего автора», чтобы при переписывании можно было Невский проспект принять за улицу Тверскую?! Здесь, как ни крути, мы имеем дело с ошибкой, возникшей в результате незнания или забывчивости и БОЛЕЕ ЗАКОНОМЕРНОЙ ПРИ САМОСТОЯТЕЛЬНОМ НАПИСАНИИ, чем при переписывании.
ЧТО ДОКАЗЫВАЕТ ПЛОХАЯ ОРФОГРАФИЯ?
В целом количество «странных» ошибок в рукописях Шолохова, на проверку, оказывается сравнительно небольшим; по крайней мере, мне попалось не более пары десятков приводимых противниками Шолохова примеров. При этом, как говорилось выше, далеко не все они могут быть объяснены«неспособностью разобрать чужой почерк».
А вот чего у Шолохова действительно много — это банальных грамматических ошибок. (См., к примеру, Зеев Бар Селла «Записки покойника» и Андрей Чернов «Как сперли ворованный воздух. Заметки о «Тихом Доне»», часть 1.)
Вот только, что-что, а нарушения правил орфографии и пунктуации особенностями чужого почерка не объяснишь. Допустим, переписывая чужую рукопись, можно запутаться в использовании относительно плохо различимых на письме «а» и «о». А как быть с неправильной расстановкой знаков препинания, путаницей в слитном или раздельном написании частиц, в удвоении или не удовоении «н» в суффиксах и т.д.? Частое повторение таких ошибок более закономерно при написании «из головы», чем при переписывании рукописи грамотного человека. В том числе, это относиться и к большинству случаев неправильного написания иностранных слов: «эММоции» вместо «эмоции», «аКомпОнИмент» вместо «аККомпАнимент», «теРРаСа» вместо «теРаССа», «аЛЛюминиевый» вместо «аЛюминиевый», «вЕнИгрет» вместо «вИнЕгрет». Всё перечисленное — ошибки человека, который знает сами слова, но не знает, как они правильно пишутся. Тем более, сложно связать с неразборчивостью чужого почерка использование диалектных или разговорных форм слов вместо литературных: «махает» вместо «машет», «восстоновлять» вместо «восстанавливать». Откуда при переписывании рукописи хорошо образованного грамотного человека могли взяться подобные нарушения литературной нормы? А ведь некоторые из них попали и в печатный вариант «Тихого Дона» (например, «нагинаться» вместо «нагибаться»).
Для противников авторства Шолохова сам факт невысокого уровня грамотности является доказательством его неспособности написать роман. Бар Селла по этому поводу замечает: «Принято думать, что безукоризненное владение русским литературным языком предполагает владение русской грамотой.» Чернов вспоминает некую машинистку, написавшую «процендент» вместе «прецедент» и задает вопрос, можно ли поверить, что эта машинистка «могла бы изваять нечто большее, чем, скажем, жалобу в профком»? Что ж, вполне возможно, что данная машинистка, даже выучив все правила орфографии и пунктуации, а также написание «мудреных» слов, так и осталась неспособной «изваять» что-либо сверх необходимого ей по долгу службы. И не потому, что она, в своё время споткнулась о слово «прецедент», а потому, что природа не наделила её творческими способностями.
ДЛЯ НАПИСАНИЯ РОМАНА ГЛАВНОЕ — ДАННЫЙ БОГОМ (ИЛИ ПРИРОДОЙ — КОМУ КАК БОЛЬШЕ НРАВИТСЯ) ТАЛАНТ. А что касается владения или невладения правилами орфографии и пунктуации, знания или незнания отдельных слов (например, правильного написания слова «спектр»), либо, к примеру, петроградских проспектов, все это — дело наживное и прямого отношения к способности или неспособности написать литературный шедевр отношения не имеет.
С грамотой не дружил Есенин, а за Маяковского «запятатки» расставлял Осип Брик. Биограф Горького, относящийся к нему с глубокой симпатией, Павел Басинский, назвал молодого Горького «полуграмотным» и высказал гипотезу, что пристрастие писателя к знаку «тире» вызвано тем, что «он отчасти избавлял его от мучений с «препинаниями»». Полуграмотность Горького, по словам Басинского «...не только не умаляет его значения как духовной и художественной фигуры рубежа XIX–XX веков, а напротив — потрясает как до сих пор неразгаданная тайна.» (Павел Басинский. Горький. Глава: «Почему Горький любил «тире»?»)
ИТОГО
Подытоживая проблему ошибок и описок в текстах Шолохова, можем сказать:
1. Невладение грамматическими правилами, а также незнание того, как пишутся те или иные слова, еще НЕ ЯВЛЯЮТСЯ ДОКАЗАТЕЛЬСТВОМ ОТСУТСТВИЯ ТАЛАНТА.
2. Большое количество ошибок в рукописи БОЛЕЕ ЗАКОНОМЕРНО ПРИ САМОСТОЯТЕЛЬНОМ НАПИСАНИИ, чем при переписывании рукописи высокообразованного человека.
В том числе, скорее могли возникнуть при самостоятельном написании и некоторые из ошибок, используемые противниками авторства Шолохова в качестве «доказательства» (например, улица Тверская вместо Невского проспекта).
3. На проверку, лишь незначительную часть ошибок или описок в рукописи можно было бы объяснить неспособностью разобрать чужой почерк, в то время, как АБСОЛЮТНО ВСЕ можно объяснить либо незнанием чего-то, (правил орфографии или каких-то деталей) либо опиской.