(Абсолютно правдивая история, которую можно охарактеризовать, как Чёрный юмор)
Бабушка жила одна в глухом лесу, где до ухода на
пенсию по инвалидности работала уборщицей в
театре оперы и балета. Как-то, заменяя внезапно
умершую балерину, она упала в оркестровую яму,
сломала ноги, руки, шею, позвоночник и выбила зубы.
(А.Иванов “Красная Пашечка ”)
– А братан уже встречает в проходной,
Он меня за опоздание корит.
Говорит: – Давай скорее по одной,
Тихий час сейчас у психов, – говорит.
Шизофреники – вяжут веники,
А параноики – рисуют нолики…
(А.Галич “ Право на отдых, или Баллада о том,
как я навещал своего брата, находящегося на
излечении в психбольнице в Белых Столбах”)
Мой товарищ, капитан медицинской службы Игорь Придорожный, с которым мы гоняли на моей спецаппаратной за мумиём в Аркатские горы и слушали на его стереовертушке "Вега" виниловый Пинк Флойд, был начальником медицинской службы в одном из вспомогательных подразделений Ракетной дивизии. Однажды по осени, при осмотре молодого пополнения, прибывшего из Узбекистана, он обнаружил несколько человек, заболевших в поезде дизентерией, и уложил их в госпиталь.
Примерно через месяц, когда основная масса молодёжи прошла курс молодого бойца и вот-вот должна была состояться Военная присяга, забирая из инфекционного отделения своих выздоровевших к тому времени засранцев, он вдруг обнаружил, что у одного из них, маленького забитого сборщика хлопка по фамилии Вахтаев, пожелтели глаза. То есть тот, излечиваясь от дизы, умудрился в инфекционке подхватить желтуху. Ни о какой выписке не могло быть и речи.
Прошёл ещё месяц и в один из вечеров, выздоровевшего солдатика, мой товарищ привёл в своё родное подразделение. Только сходили на ужин, как объявили, что на железнодорожную станцию пришли вагоны с углём для нужд дивизии, и весь батальон был направлен туда для его разгрузки.
Уголь пришёл из Сибири, где уже стояли морозы и он взялся коркой. Поэтому, когда откинули борта, уголь не посыпался и нескольким бойцам, пришлось, подойдя снизу, бить ломами. Вдруг корка неожиданно лопнула и уголь устремился вниз лавиной. Успели отскочить все, кроме одного. Когда откопали и оттёрли угольную пыль с лица, оказалось, что это всё тот же Вахтаев и что находится он в очень удручающем состоянии: переломы руки, двух рёбер и ключицы.
Прошло больше месяца и наконец-то, окончательно выздоровевший Вахтаев, получивший намертво присохшую кличку “Шахтёр”, вернулся в свой батальон. Кровати в подразделении стояли в два яруса, а молодым, как известно в армии, место наверху. Для человека, всю жизнь прожившего в кишлаке и спавшего на одеялах, на глиняном полу, предстояло серьёзнейшее испытание. Ночью, как и дОлжно было предположить, наш солдатик как спал, так и грохнулся вниз. А так как внизу стояла тумбочка, а на ней солдатская кружка, предусмотрительно оставленной кем-то с вечера, встреча лица с кружкой состоялась несколько раньше, чем тела с ковриком.
Среди ночи в казарме раздались страшный грохот и жалобное душераздирающее верещание. Все повскакивали, включили свет, сбежались к несчастному Вахтаеву. И то сказать, было на что посмотреть, как в американском ужастике. Боец корчился на полу, вокруг всё залито кровью, лица не видно, зато хорошо видны два ряда белых зубов и часть скуловой кости. Удар о кружку пришёлся так, что распорол правую щёку по дуге, вывернув её от угла рта и до уха.
Ещё через месяц, когда вроде бы уже окончательно выздоровевший, Вахтаев вернулся в “своё” подразделение, его лицо украшала навечно поселившаяся там зверская ухмылка. Даже закалённый, повидавший в жизни всякого, старшина, увидев несчастного, только и смог что выговорить:
– Мама моя…
А командир батальона подполковник Мельников устроил срочное совещание, на котором приказал немедленно принять у Шахтёра Воинскую присягу, найти свободное койко-место на первом ярусе и приставить к нему пару самых сознательных опытных бойцов для сопровождения и оберегания от всяческих неприятностей.
Когда совещание закончилось, дежурный по батальону доложил:
– Товарищ подполковник, Вахтаев пропал!
– Как пропал?!! Куда пропал?!! – орал Мельников. Он же никого не знает, мать его, по-русски практически не говорит, он даже с дедовщиной, мать её, ещё не столкнулся!! Не успел, задристыш-Квазимода... мать его!! Значить убегать не должен, где-то здесь. Ищите, мать его!! Немедленно связаться со всеми его земляками, мать их, с которыми он прибыл, проверить госпиталь – дом его… родной, мать его, санчасть!! Проверить, котельную, столовую, чепок*, они все, мать их, пряники жрут... Клуб, мать его, хоздвор, чердаки, подвалы, проверить железнодорожную станцию, мать её, выставить патрули на перекрёстках, мать их!! Найти этого желтомордого задристыша, мать его, усадить в одеяло и принести сюда! Пусть он сам не идёт, ЧеПэ ходячее, мать его, а то ведь споткнётся с-сука Шахтёр…, не дай Бог… мать его!!!
Каждому свободному офицеру и прапорщику были приданы несколько бойцов и план “Кольцо” вступил в действие. Через два часа поисков удалось установить, что Шахтёр-Квазимода появлялся в чепке. Причём продавщица вспомнила его сразу, когда у неё спросили:
– А такой, со зверской ухмылкой, отверженная жертва Нотр-Дам-Де-Пари… не заходил?
Дальше следы бойца обрывались…
После стремительной оперативки, моему другу, командиром была поставлена задача – повторно сходить в солдатское кафе, ещё раз всех опросить и постараться на месте найти хоть какую-нибудь зацепочку, куда этот ненормальный мог деться. Когда его поисковая группа, опросив всех и ничего не узнав, вышла из чепка, доктор решил рассуждать логически:
– Так, в какую сторону он мог пойти? Он никого здесь не знает, значит, скорее всего, обратно в батальон. А как он мог пойти в батальон? По дорожке вокруг плаца. Стоп!! Он же ни черта не знает, что через плац ходить нельзя, значит срезал напрямую, по диагонали, та-а-ак, и мы пойдём напрямую…
Дойдя до середины угла плаца, группа поиска увидела перевёрнутый чугунный люк канализационного колодца.
– Что на люк наступать нельзя, наш хлопкороб тоже наверняка не знает! Так, ребята, быстренько отодвигаем крышку… отодвигаем… отодвигаем… Да вот же он!!
Как настоящий шахтёр, наш Квазимода нашёл свою шахту там, где её ни до, ни после никому находить не доводилось! Белый, как ферганский хлопок, Вахтаев, весь усыпанный глазированными пряниками, лежал на спине с закрытыми глазами и не подавал признаков жизни, потому что, как потом установили, кроме жёсткого удара с сотрясением мозга и очередным переломом руки, он ещё и притравился канализационными газами, и откачать его успели чудом, буквально в последнюю минуту…
В точном соответствии со сценой из фильма "Бриллиантовая рука", где Андрюша Миронов кричал: – Шеф, всё пропало, подполковник Мельников, метался по кабинету заламывал руки и жалобно голосил:
– Слушай, ты же доктор, мать твою, придумай что-нибудь, что бы эту Квазиморду, мать его, уволить на законном основании. Ты же понимаешь, что этот задристыш, мать его, своей смертью не помрёт, а за одно и нас, как офицеров, похоронит!! И так кругом одни неприятности, мать их, мне тут ещё только трупов не хватало!! Каждый день контролируй его, мать его, в госпитале, поговори с лечащим врачом, пусть к нему пару человек приставят, мать их. Я ещё сам начальнику госпиталя позвоню! Господи, хоть бы НачПО**, мать его, не узнал, что наш уникум уже полгода служит без Присяги!! Шахтёр хренов… Это же позорище, мать его, на все Вооружённые Силы!!! Надо его комиссовать, мать его, и успеть затолкать в поезд, ЖИВЫ-Ы-Ы-ЫМ!!
Ещё через месяц товарищ, с четырьмя старослужащими, бережно, под ручки, довели горемыку Вахтаева от госпиталя до батальона и втолкнули в каптёрку, где тут же, повторяя слово в слово за старшиной, тот, совершенно не в торжественной обстановке, а, наверное, и не до конца понимая, чего он вещает, задним числом принял Воинскую присягу на верность Советскому Союзу. После чего аккуратненько, боясь дыхнуть, довели до машины скорой помощи и, в сопровождении всё тех же старослужащих, Игорь повёз бойца в ближайшую, за двести километров, психиатрическую лечебницу. Что касалось необходимых документов и переговоров с психушкой, всё было проделано и подготовлено им заранее.
На следующий день мой товарищ со счастливой улыбкой сообщил мне, что за ящик тушёнки и два ящика сгущёнки Шахтёр-Квазимода уволен по болезни, тут же, без заезда в часть, посажен на проходящий скорый поезд и отправлен на историческую Родину.
– А как вы его уволили, по какой статье?
– Да не по статье, а по болезни.
– Ну… и какой диагноз?
– Диагноз отличный, – радостно потирал руки мой товарищ, – просто великолепный!! Ни черта не подкопаешься!! ВЯЛОТЕКУЩАЯ ШИЗОФРЕНИЯ!!! …Володя, это же просто спасение!! Что бы его опровергнуть, нужен та-а-акой консилиум – охренеешь!! А зачем это в колхозе и кому будет надо?! Хлопок собирать, такой диагноз - сама то, вообще не мешает.
Потом, помолчав немного, с сомнением в голосе:
– Если повезло… и ещё живой, то сейчас, наверное, уже к Ташкенту подъезжает…
* - чепок - солдатское кафе (армейский сленг)
** - НачПО - начальник политического отдела дивизии
M.V.
Иллюстрация из Интернета