1
Омлет аккуратно лежал на тарелке, пряча в желтом теле ломтик ветчины.
- Томас, иди завтракать, пока еда не остыла.
- Мама, зачем так рано… Суббота ведь.
Томас взбодрился под холодным душем и нехотя сел к столу. Фрау Грета Розенбаум, сделав глоток кофе, бесшумно поставила чашку на блюдце.
- В субботу встанем на час позже, в воскресенье еще на час, а в понедельник помчимся на работу наперегонки с голодным желудком? Впрочем, ты, дорогой Томас, никуда не помчишься. Теперь новая мода – работать удаленно от места работы. Звучит так же дико, как жить удаленно от места жительства. Когда знаешь, что нужно каждый день к восьми утра приезжать на работу… дисциплинирует.
- А если к шести, дисциплинирует еще сильнее.
- Вот смеешься, а когда ты был маленьким, я на швейной фабрике с шести утра работала… И все равно это были лучшие годы моей жизни. Может быть, и потому, что не было времени на всякие-разные глупости.
- Неужели так и не совершила в своей жизни ни одной глупости?
- Ты - моя самая маленькая, но уже большущая глупость, раз задаешь подобные вопросы. – Грета легко потрепала голову сына и быстро поднялась из-за стола. – Вернусь, как обычно.
Через три часа дверь отворилась.
- Домоседушка ты мой, вечером идем в филармонию!
- Там сегодня распродажа инструментов? Сумасшедшие скидки, да? – Томас любил подшучивать над материнской экономностью.
- Единственный концерт симфонического оркестра из России! Все билеты давно раскуплены.
- Не догадывался, что у тебя в друзьях затесался спекулянт концертных билетов.
- У меня в друзьях «затесался» сам директор филармонии!
2
Первое отделение концерта Томасу далось нелегко. Чтобы скрыть зевоту, он поминутно прикрывал лицо программкой.
- Не читай в темноте, испортишь глаза, - то и дело шипела в ухо фрау Грета.
С трудом дождавшись антракта, Томас помчался в буфет, где одну за другой, под удивленные взгляды истинных меломанов, выдул три баночки «Баварского».
- Да от тебя разит, как из пивоварни, - возмущению фрау Греты не было предела. – Томас, ты не на футболе, музыку надо слушать на трезвую голову!
- Это не музыка, а ка-ко-ка-фония, - заплетаясь и громче приличного объявил приговор Томас. И кожей почувствовал, что на него уставился весь зрительный зал. Фрау Розенбаум побагровела, не понимая, куда деваться от стыда. Она медленно оторвалась от кресла и плавно, стилем брасс, взмыла к потолку.
- Не обращайте внимания… мой мальчик… он очень сильно больной ... он лунатик с рождения… он бредит… очень простите его… прошу… ради бога!
Сделав три круга брассом над изумленным залом, фрау Розенбаум приземлилась на место.
Открылся занавес. Рты зрителей закрылись, взгляды устремились на сцену. Зал дружно зааплодировал. Музыканты поднялись со своих мест. На сцену, в великолепном ярком платье, вышла молодая брюнетка с роскошными женскими формами. Левой рукой она легко, словно дамский ридикюль, несла огромную виолончель. Поравнявшись с дирижером, девушка поочередно улыбнулась оркестру и зрителям, а затем, словно на пьедестал, шагнула на возвышение. Оно размещалось в центре сцены, но, в отличие от дирижерского подиума, расположенного всего в метре от солистки, было оснащено небольшим стулом. Виолончелистка, ответив на выданные авансом аплодисменты учтивым поклоном, элегантно присела. Секундой позже сидячее положение приняли и музыканты оркестра. Лишь дирижер, как ему и прописано в трудовом кодексе, остался стоять. В зале воцарилась наимертвейшая тишина. Дирижер выдержал паузу, пока солистка регулировала длину шпиля, придавая виолончели наиболее удобное положение. Дождавшись, пока девушка кивнет головой, он поднял вверх руки-крылья, и, словно гриф-стервятник над жертвой, завис над оркестром. Музыканты, уловив взмах дирижерских плечелоктевых суставов, синхронно вступили.
Томас обратил внимание, что левая рука дирижера выполняет, в основном, плавные движения, в то время как правая - палочкой, точно кистью - рисует немыслимую авангардистскую картину. Впрочем, его неожиданно взволновала красавица с виолончелью. Прошла минута, другая, а девушка не прикасалась к инструменту, наслаждаясь шумом оркестра и покачивая головой: то ли в такт музыке, то ли разминая шею. Томас незаметно открыл программку и прочитал:
Antonin Dvorzak
Konzert Violoncello und Orchester h-moll op. 104
I. Allegro
II. Adagio, ma non troppo
III. Finale. Allegro moderato
Marion, cello
- Значит, ее зовут Марион, - подумал Томас.
Примерно через три минуты Марион сосредоточилась, обхватила инструмент сильными коленями, подняла смычок до уровня живота и вступила…
От звука виолончели по телу Томаса побежали мурашки. Никогда, никогда прежде он не испытывал блаженного трепета от звукоизвлечения.
Оркестр на некоторое время замолчал. Марион солировала, причем в такт полетам смычка двигались плечи, голова, живот, грудь… Томас смотрел на Марион, не в силах оторваться.
«Неужели я влюбился… так, как влюбляются в актрис», - подумал Томас. «Марион не актриса», - продолжил он диалог сам с собой. «Она музыкант». «Вышла на сцену – значит, актриса».
Томас загрустил. Видимо, из-за минорных переливов виолончели Марион, в обрамлении флейты и кларнета, коими управляли рыжеволосый и бородатый музыканты. «Как они обхаживают мою Марион. А почему, собственно, мою? Она меня знать не знает и никогда не узнает!»
Наконец, конкуренты Томаса отстали от убежавшей на виолончели Марион. «Куда им тягаться на своих «Опелях» с «Мерседесом», - торжествовал Томас.
Неожиданно оркестр умолк.
- Браво! – Томас вскочил и изо всех сил захлопал в ладоши. К его удивлению, зрители пассивно продолжали смотреть на сцену. Фрау Розенбаум хватила ретивого сыночка за пиджак и усадила на место, а сама ловко проделала дыру в полу и от стыда за Томаса, не разбирающегося в правилах концертного этикета, провалилась сквозь землю. Томас нырнул в образовавшуюся воронку и достал оттуда фрау Грету.
Дирижер подождал, пока зал откашляется, надел очки, блаженно улыбнулся и приподнял палочку. По ее мановению вступил гобой-брюнет, затем гобой в очках, а вслед за ними и Марион. Медленная, мелодичная вторая часть нежно обволакивала сердце Томаса. «Ну почему, почему вокруг нее столько мужчин?» Вступили пожилые фаготы. «Ну, эти мне не соперники», - самонадеянно подумал Томас.
К окончанию второй части Томас, к радости фрау Греты, уже знал, как себя вести.
В заключительной, третьей, возбуждение Марион достигло наивысшей точки. Томас испытывал то же, что и виолончелистка. «Между нами полная гармония, как и полагается идеальной паре. Но она об этом даже не догадывается», - то ликовал, то сожалел Томас.
Бурная концовка завершилась, и зал взорвался аплодисментами и криками «Браво!» Томас, шокируя фрау Грету, орал громче всех. Неожиданно он, словно лихой скакун, галопом сорвался с места и помчался к сцене. Пришпорив сам себя, спокойно, насколько мог, поднялся по ступенькам к Марион и поцеловал ей руку. Девушка улыбнулась. Томас поцеловал в щеку. Девушка, продолжая улыбаться, слегка засмущалась, но уже через несколько секунд переключилась на седовласого мужчину, преподнесшего ей огромный букет.
3
Томас бежал изо всех сил. За ним во весь опор неслись кентаврообразные музыканты с инструментами вместо туловищ. Рыжеволосая флейта, бородатый кларнет, гобой-брюнет, гобой в очках и пожилые фаготы не отставали ни на шаг. Томас добежал до своего дома, попытался достать из кармана ключ… Ужас… Ключ сквозь дырку проскользнул в подкладку … Томас сорвал пиджак, спешно пытаясь выудить спасительный ключ, но было поздно…
- Это мы не соперники? – в унисон, в самое ухо, завизжали тяжело дышавшие пожилые фаготы. – Да будет вам известно, молодой человек, - мы каждое утро делаем дыхательную гимнастику. Да будет вам известно, молодой человек, - именно нам принадлежит мировой рекорд по задержке дыхания. Да будет вам известно, молодой человек, что этот рекорд равняется одиннадцати минутам и шестнадцати секундам. А теперь, молодой человек, посмотрим, сколько вы продержитесь без воздуха. Коллеги, подержите его, чтобы не рыпался…
Рыжеволосый схватил Томаса за правую руку, бородатый – за левую, а очкарик принялся заматывать ноги упаковочным шпагатом.
- Отпустите меня, я больше не буду! – изо всех сил попытался закричать Томас, но от испуга совершенно потерял голос.
Первый пожилой фагот достал из кармана брюк скотч и, дьявольски ухмыляясь, заклеил Томасу рот. Затем вынул из внутреннего кармана стартовый пистолет, обратил его к небу и беззвучно выстрелил.
- Время пошло, - произнес второй пожилой фагот, включая массивный секундомер.
«Все, конец», - обреченно подумал Томас. Но прошла минута, другая, десятая, одиннадцатая, а конец все не наступал. И тут Томаса осенило: «Нос то не заклеен». Едва он совершил это открытие, как рыжеволосый тонкими пальцами зажал главный дыхательный орган. Томас стал задыхаться… Перед глазами за секунду пронеслась вся его короткая жизнь. «Как жаль, что Марион не узнает, что я установил мировой рекорд по задержке воздуха», - мелькнуло в голове. И вдруг – о, чудо – перед ним возникла Марион. Левой рукой она легко, словно дамский ридикюль, держала огромную виолончель. Правой – гладила голову Томаса.
- Томас, вставай, – произнесла Марион. Томас удивился, что она знает его имя.
- Томас, вставай, - еще раз произнесла Марион, на сей раз голосом фрау Греты. – Ну и мокрый же ты! Как это у тебя получается - заматываться в одеяло, точно кокон…
Томас открыл глаза. «Какое это блаженство – жить», - подумал он, потягивая чуть затекшие ноги.
Ему захотелось срочно найти программку вчерашнего концерта. Но ее нигде не было.
- Мама, а где программка?
- Ты же знаешь, что я их не коллекционирую. Наверное, в мусоропроводе.
Томас мгновенно оделся, выбежал во двор и увидел, как двое мужчин энергично вытряхивают пластмассовый контейнер в мусорную машину.
- Постойте, мне надо достать одну важную вещь!
Томас обреченно окинул взглядом гору одинаковых по виду и объему мусорных мешков и побрел домой. Только сейчас он заметил разбросанные перед дверью куски скотча и упаковочного шпагата…
4
К полудню Томас знал гастрольный график российского оркестра на ближайшие полгода. Через три дня Марион и Ко дадут концерт в Дуйсбурге, что всего в семидесяти километрах. К поездке Томас тщательно подготовился: купил немецко-русский разговорник и солгал матери, что друзья пригласили на вечеринку с ночевкой.
Филармония Дуйсбурга, разумеется, была заполнена до отказа, о билетах можно было даже не мечтать. Томас и не мечтал. С огромным букетом цветов он пришел к окончанию концерта и попытался проникнуть за кулисы, но путь преградил шкафоподобный охранник.
- Вы к кому? – поинтересовался Шкафоподобный.
- К Марион, виолончелистке.
Шкафоподобный куда-то позвонил.
- Тут мужчина с цветами, спрашивает Марион… Сейчас узнаю… Как вас представить?
- Томас… Томас… Дворжак… родственник композитора Дворжака…
- Говорит, что он родственник композитора Дворжака… Да, Дворжака… Херр Дворжак, подождите тут, к вам выйдут…
Не прошло и минуты, как к Томасу выбежал моложавый человек в элегантном костюме и зачесанными назад черными волосами.
- Добрый вечер, херр Дворжак! Позвольте представиться: Росс Ронсон, импресарио. Мисс Марион в данный момент отдыхает после концерта. Но вы окажете нам огромную честь, если примете приглашение через полтора часа отужинать с музыкантами в отеле «Люкс Палас». Вы, разумеется, знаете, где он расположен? Куда за вами прислать машину, херр Дворжак?
- О, спасибо, это излишне… мой лимузин припаркован на ближайшей стоянке, - все увереннее врал Томас.
- А цветы я с удовольствием передам мисс Марион, она невероятно обрадуется, что ее игру слышал и оценил потомок маэстро Антонина Леопольда Дворжака! Так мы с Марион с огромным нетерпением ждем вас к ужину!
В отличие от «мисс», «мы с Марион» решительно не понравилось Томасу. Он вежливо кивнул и вышел на улицу, тихо бубня под нос, чтобы запомнить: «Люкс Палас, Антонин Леопольд, Люкс Палас, Антонин Леопольд…»
5
Поднимаясь на лифте в ресторан, под аккомпанемент барабанящего сердца, Томас разработал план поведения: «Сначала выпью, осмелею и только потом начну действовать». Но едва открылись двери…
- Томас Дворжак, прямой потомок великого Антонина Дворжака! – в микрофон объявил Росс Ронсон. Оркестр заиграл туш, весь зал поднялся в едином порыве и зааплодировал.
- Херр Томас, пожалуйте к нам за столик, - Ронсон обнял Томаса, как старого приятеля. – Знакомьтесь: бургомистр нашего города Август Шланге и его очаровательная супруга, наш большой друг и меценат, фрау Хельга Шланге, - импресарио сиял, как начищенная кастрюля.
– Займите фрау Хельгу рассказом о своей родословной, она любит эти истории. А мы с Россом пока пройдемся, выразим свое почтение нашей звезде, мисс Марион, - отодвигая кресло, произнес Август Шланге.
- Позвольте полюбопытствовать, Томас, кем вы приходитесь чешскому маэстро? – допив бокал вина, поинтересовалась жена бургомистра.
- Внучатым племянником, фрау Хельга.
- Позвольте, но ведь мы совсем недавно отмечали стосемидесятилетний юбилей Дворжака, а вы слишком юны, чтобы быть его потомком в третьем поколении. Насколько мне известно, все его внуки уже умерли…
- …Я неточно выразился, фрау Хельга. Я сын его внучатого племянника… то есть… племянницы…
- Как интересно… Я всегда думала, что по женской линии фамилии не передаются. И потом, Дворжаки – они ведь чехи, а вы говорите по-немецки без малейшего акцента.
- Дело в том, что моя мама, урожденная Дворжак, никогда не была замужем, поэтому и сохранила за собой девичью фамилию… а мои родители были урожденными немцами…
- ??? Ничего не понимаю…
- …Да, они были немцами… Но через неделю после моего рождения они разбились… попали в авиакатастрофу…
- Как? Ваша мать оставила вас, младенца, одного?
- Дело в том, что она вынуждена была оставить. Я не могу рассказать все подробности… ну, вы понимаете меня, фрау Хельга?
- Не вполне…
- Хорошо, я вам все расскажу… Ну, не все, конечно, это тайна… Но только вам, фрау Хельга, и дайте слово, что никому и никогда об этом не расскажете.
- Ну, конечно, мой милый Томас, обещаю вам! Только не томите, поделитесь со мной своей маленькой тайной…
- Это не моя тайна, фрау Хельга. Это государственная тайна… Мои кровные родители, они… были разведчиками и выполняли… летели… по секретному заданию. Самолет разбился при приземлении из-за густого тумана. Полет был строго засекречен, поэтому о нем не сообщали массмедиа. Эта информация закрыта до две тысячи девяносто девятого года.
- Томас, а как же вы ее раздобыли?
- Понимаете, меня оставили с няней… которую тоже предоставили… разведывательные органы. Только она обо всем знала и однажды, на мое совершеннолетие, по секрету рассказала.
- Она что, нянчила вас до совершеннолетия? А как же вы попали в семью Дворжака?
- Так фамилия няни была Дворжак. После гибели родителей она меня усыновила, и ее фамилия перешла ко мне.
- Невероятно! Внучатая племянница Дворжака работала няней у немецких разведчиков???!!! Да об этом нужно книгу писать, она станет мировым бестселлером!!! Да за такой сценарий в Голливуде… Как зовут вашу маму?
- Грета…
- Вы только представьте: Оскар за лучший адаптированный сценарий присуждается фильму – «Внучка Дворжака Грета на секретной службе Германии»!
- Внучатая племянница…
- Вы же знаете, что в кино допускается доля фантазии…
- Да, но вы мне обещали, фрау Хельга, никому об этом не рассказывать. По крайней мере, до 2099 года…
- Я совсем забыла… Но мне уже тридцать один, я не доживу… - Глаза жены бургомистра грустно заблестели слезами.
- Не расстраивайтесь, фрау Хельга. Бывшая няня, а теперь мама, как-то проговорилась, что раз в десять лет проводится ревизия тайных архивов и с части документов снимают гриф секретности.
- А когда будет следующая ревизия? – лицо жены бургомистра озарила надежда.
- Я обязательно спрошу ее об этом. Но помните, фрау Хельга, о своем обещании…
- Да, конечно, - жена бургомистра достала из сумочки салфетку и вытерла глаза.
- Ты чем-то расстроена, дорогая? Генеалогическое дерево маэстро Дворжака оказалось недостаточно развесистым, а корни недостаточно глубокими? – вернувшийся Август Шланге озабоченно смотрел на супругу.
- Все в порядке, дорогой Август. Генеалогическое дерево Антонина Дворжака так же восхитительно, как и его музыка, а Томас Дворжак – достойнейший продолжатель великого рода.
После этих слов Томасу стало так стыдно, что он не знал, что и сказать. К счастью, в этот момент на небольшую сцену ресторана вышел Росс Ронсон.
- Дорогие друзья! Насладившись прекрасной кухней Золотого зала «Люкс Паласа», переходим к танцевальному отделению нашей программы. Специально для вас играет и поет самая популярная группа Европы – «Electric Blues Band»!
Росс подошел к столику.
– Разрешите пригласить на танец вашу восхитительную супругу, господин бургомистр?
«Время действовать», - подумал Томас.
- Господин бургомистр, с вашего позволения, я отлучусь на недолгое время.
Повторяя в уме заученные русские слова, Томас направился к столику, за которым сидела прекрасная Марион.
- Позалуста… Мозно танез… Ваз…
- Разве я могу отказать прямому потомку великого Дворжака?- на неожиданно хорошем немецком ответила Марион.
- Ну, не такой уж и п-прямой. Всего лишь п-приемный сын няни родителей, то есть, сын внучатой п-племянницы. – Томас так запутался, что начал заикаться.
- Вы меня извините, Томас, но я как-то слабо разбираюсь в дальнем родстве. Внучатая племянница – это кто? Племянница внука или внучка племянницы? Впрочем, это ведь не так важно, правда?
Томас благодарно посмотрел на избавившую его от необходимости продолжать врать Марион.
- Скажите, Марион, а где вы так хорошо научились говорить по-немецки?
- Сначала в школе учила. А потом… я ведь последние два года живу в Германии.
- А как же оркестр? Он-то не живет в Германии.
- Я работаю с разными оркестрами, по контрактам, которые заключает мой агент. И, пожалуйста, называйте меня просто Марией. Или еще проще – Машей. Марион – мое сценическое имя.
- Просто Марией? Так назывался любимый сериал моей мамы…
- Той, которая внучатая племянница? Вы меня с ней познакомите?
- Обязательно познакомлю, Маша. А когда вы желаете с ней познакомиться?
- Давайте на следующей неделе, - игриво подмигнула Маша. - Держите визитку…
«До следующей недели еще есть время подготовить маму. Хотя заставить ее врать - ну совершенно невозможно», - подумал Томас.
Самая популярная группа континента доиграла первую композицию, и Томас проводил Машу на место. За соседним столиком располагались пожилые фаготы.
- Маша, я обязательно познакомлю вас с мамой. А вы… познакомьте меня с кем-нибудь из оркестра. Вот, например, с ними, - Томас взглядом указал на пожилых фаготов.
- Разрешите вам представить господина Томаса Дворжака, - по-русски обратилась Маша к пожилым фаготам.
- Егор Николаевич.
- Игорь Николаевич. Мы, знаете ли, братья…
- Они родные братья, - перевела на немецкий Маша.
- Егор Николаевич, а вы регулярно занимаетесь дыхательной гимнастикой? – поинтересовался Томас.
Маша, взвалившая на себя обязанности переводчицы, перевела вопрос.
- Да-да, а как же? – за брата ответил Игорь Николаевич. – Без тренировки дыхания не обходится ни один музыкант-духовик.
- А рекорд по задержке дыхания случайно не вам принадлежит? Одиннадцать минут и шестнадцать секунд? – не унимался Томас.
- Ну, это было в далекой юности, - Игорь Николаевич подозрительно посмотрел на Томаса. – А вы откуда об этом знаете?
- Интуиция. Наследственная…
- Простите, а вы на каком инструменте играете? – вступил в разговор Егор Николаевич.
- Понимаете, я очень громко кричал. С самого рождения. И меня решили отдать заниматься вокалом.
- Значит, вы поете? – спросила Маша. – Где же вас можно послушать?
- Ну да, пою! То есть, нет…
- Так да или нет?
- И да, и нет. Дело в том, что меня водили несколько лет к частному преподавателю вокала. И обнаружилась одна особенность. Я могу петь, когда приходит вдохновение... Когда кто-нибудь вдохновляет. Но я еще не встретил ту, единственную, которая меня вдохновила бы на…
- Не возражаете, если я украду у вас молодого человека? Пока господин бургомистр ведет важные разговоры, его молодая, и, как считают многие, привлекательная жена, вынуждена скучать. Вы не потанцуете со мной, милый Томас? – Хельга Шланге томно смотрела в упор.
«Милый Томас, милый Томас… Прямой потомок Дворжака не обязан танцевать с чужими женами», - недовольно подумал Томас. Но произнес другое:
- С удовольствием!
В разгар танца он заметил, как Маша в сопровождении Росса Ронсона поднялась из-за стола и направилась к выходу…
«Что же делать, что же делать»?
- Фрау Хельга, я совершенно упустил из виду, что у моего водителя закончилось рабочее время. Придется его срочно отпустить!
- Милый Томас, позвоните ему и скажите, что господин бургомистр лично просит, нет, умоляет вашего водителя поработать сегодня на часок дольше…
- Фрау Хельга, на попечении моего водителя трое грудных некормленных детей и престарелая мать – инвалид с рождения!
- Ах, милый Томас, простите меня, простите! Надеюсь, еще увидимся!
- Как жаль, - вздохнула фрау Хельга вслед убегающему Томасу. - Как жаль, что Антонин Дворжак не может увидеть достойнейшего продолжателя своего великого рода…
6
Томас быстрыми шагами покинул «Золотой зал». Маши и импресарио нигде не было: видимо, уехали на лифте. Томас спустился в фойе и взял визитку у администратора. Затем вышел на улицу, зашел в бар напротив отеля и сел за столик, из которого хорошо просматривался вход в «Люкс Палас». Заказав большую кружку «Баварского», Томас задумался…
- Отель «Люкс Палас»? Вас беспокоит оберкомиссар уголовной полиции Ромуальд фон Штайгер. Соедините меня с номером господина Росса Ронсона… Не проживает? … Ну-ну… У нас есть информация, что он находится сейчас в вашем отеле, в номере виолончелистки Марии… Записывайте ее номер… Немедленно позвоните ей и передайте для господина Ронсона, что ему срочно нужно приехать в полицейское управление по адресу: Гольдштрассе, 27, для дачи показаний… Да, прямо сейчас, ночью. Так и передайте, для дачи показаний… по делу об убийстве…
Прошло десять минут. Томас, не отрываясь, наблюдал за входом в отель.
- Отель «Люкс Палас»? Это снова оберкомиссар уголовной полиции Ромуальд фон Штайгер. По информации нашего сотрудника, ведущего скрытое наблюдение за отелем, господин Ронсон все еще не выехал к нам, несмотря на… Ах, не может? Ему требуется немедленно выехать на… опознание трупа… Так передайте господину Ронсону, что если через тридцать минут он не прибудет на Гольдштрассе, 27, то через час труп привезут на опознание в ваш замечательный отель. Уверен, скандал не в ваших интересах.
Росс Ронсон вышел из отеля нетвердой походкой и сел в машину.
- Дорожная полиция? Вас беспокоит Ромуальд Штайгер. Только что, по адресу: Шиллерштрассе, 14, на пешеходном переходе машина с пьяным водителем за рулем сбила старушку и скрылась. Да, запомнил. Записывайте: БМВ М6 купе, черного цвета, номер…
«Теперь этому голубчику придется провести ночь в участке, а не в номере прекрасной Марии», - с нескрываемым удовольствием подумал Томас. Достав визитку из кармана, он набрал номер.
- Мария, тысяча извинений за ночной звонок! Это Томас. Да, Томас Дворжак. Так вы еще не спите? Простите за нахальство, но я не мог не позвонить… Ваша игра на вчерашнем концерте доставила мне столько эмоций, что не передать словами… Да, жаль, что мой великий предок Антонин Леопольд не слышал, как вы играли, он был бы в полном восторге… Мне чертовски неловко, но я опоздал на последний поезд и остался практически на улице… Нет, в отеле ни одного свободного номера… Я обзвонил все гостиницы … Так совпало, что в Дуйсбурге одновременно проходят три аграрных симпозиума, два фестиваля парикмахеров и слет забойщиков и разделывателей мяса со всей Европы… Да, эти жестокие забойщики зарезервировали большинство мест даже в самых дешевых хостелах… Представляете, каково подселиться к ним на ночь… Еще примут спросонья за тушу и начнут разделывать… Да, это ужасно… Так вы спуститесь, Маша?
7
Номер оказался значительно скромнее, чем предполагал Томас. Стандартная двуспальная кровать с тумбочками и настольными лампами по краям, диванчик с журнальным столиком и два мягких кресла, отделанных светлой тканью. Со стильным и уютным, в бежевых тонах, дизайном, диссонировали маленькие черно-белые графические картинки, прикрепленные над кроватью.
- Примешь душ?
- Да, конечно, - ответил Томас, любуясь формами Марии в облегающем ее женственную фигуру элегантном халатике.
Через несколько минут он вышел, закутанный в розовое махровое полотенце.
У Маши зазвонил телефон.
- Какой кошмар! Конечно, звони адвокату… Это какое-то недоразумение...
- У кого-то неприятности? – Томас сделал удивленное лицо.
- Да. У одного человека. С полицией…
- У Росса?
- Да… А ты откуда знаешь? – Мария пристально посмотрела на Томаса.
- А у него такая внешность…
- Какая такая?
- Такая… бывает у тех, у кого… неприятности с полицией, - выкрутился Томас.
- У него вроде это впервые…
- А в жизни все впервые. Вот, мы сегодня встретились впервые… А когда мы встретимся во второй раз, это тоже будет впервые. Впервые – во второй раз.
- Томас… Ты уверен, что нам нужно встречаться?
- Не уверен… Но мне бы очень хотелось… Очень. – Томас произнес последние слова так выразительно, так проникновенно, что глаза его повлажнели. – Я ради тебя на все готов, на все… Вот, смотри.
Томас закрыл глаза, медленно оторвался от пола на несколько сантиметров и завис…
- А выше можешь?
- Выше? Нет, не могу, – Томас опустился на пол. - Для этого нам нужно объединить усилия. Для этого… ты должна… полюбить меня.
- Я так быстро не умею… И обещать ничего не могу. Ты мне симпатичен, Томас, но… Даже если ты сейчас... пожонглируешь вешалками, висящими в шкафу, или выпьешь сто литров воды, или выпрыгнешь в окно с седьмого этажа, или сделаешь еще какую-нибудь глупость… от этого мое отношение к тебе не изменится. Оно хорошее, но не более. А теперь… подойди ко мне. Ближе подойди, не бойся… Обними меня… Поцелуй…Нет, не в щеку, а по-настоящему… да, так… Ты ведь об этом мечтал?
- Да, об этом… Как ты догадалась?
Маша засмеялась.
- А о чем еще может мечтать мужчина, оставшись наедине с женщиной? О том, чтобы… обнять ее… вот так… поцеловать… - Маша после каждого слова целовала Томаса в губы, щеки, шею… - Потом раздеть… а потом… ну, продолжай…
Томаса потерял дар речи от удивления, счастья и страсти, смешавшихся в его теле и сознании. Он каждой клеточкой чувствовал тело прекрасной девушки. Инстинктивно он пододвинул ее к кровати и повалил. Девушка вырвалась и вскочила на ноги. Томас, словно подстреленное животное, застыл в неестественном положении.
- Ну, все, Томас. На сегодня достаточно, - вынесла приговор Маша, застегивая халатик. Мне надо выспаться, да и тебе тоже.
- Но почему? – к Томасу вернулся дар речи.
- Почему? - переспросила Маша. Потому что… для продолжения и окончания того, что между нами было… Для этого нужно, чтобы… - слова и словосочетания произносились Машей театрально, с разными интонациями. - Чтобы и мне захотелось летать, жонглировать, прыгать из окна, обнимать тебя, целовать, раздевать, и продолжать, и заканчивать, и продолжать, и продолжать… Прости, но… не человек, а музыка вдохновляет меня. Когда звуки моей виолончели соединяются со звуками большого оркестра, лишь тогда я испытываю высшее наслаждение… Поверь, никакая человеческая похоть и близость не могут с этим сравниться… А теперь переляг на диванчик и думай только о хорошем. О том хорошем, что только что между нами было.
Томас честно пытался уснуть на диване, но не смог. Он вставал, подходил к Маше, слушал ее дыхание и снова ложился. Ему хотелось лечь рядом с Машей, но с уходящим алкогольным опьянением улетучивались смелость и наглость. Промучившись несколько часов, Томас встал, оделся, и, тихонько прикрыв за собой дверь, вышел…
8
… Из предрассветного тумана навстречу Томасу шел немолодой человек. У мужчины был высокий лоб с залысинами, роскошные гусарские усы и седая, заостренная к низу, борода. Незнакомец остановился перед Томасом и укоризненно вгляделся в него по-цыгански карими глазами.
- Ну что ж, будем знако-o-омиться, - скрипучим голосом, с каким-то странным акцентом и растягивая слова, произнес старик. – Впро-о-очем, знако-о-омиться будете вы, молодой человек, я то про вас, Томас, все-е-е-е знаю.
- Простите, откуда вы меня знаете?
- Позвольте представиться. Антонин Леопольд Дворжак. Ваш, так сказать, ро-о-одственник.
- Но… но… Вы же давно умерли!
- Да, это так. Но умер я только для тех, кто никогда не слышал моей му-у-узыки. Художники, писатели, музыканты живы, пока смотрят их картины, читают их книги и слушают их му-у-узыку. Разумеется, - для тех, кто не смотрят картин, не читают книг и не слушают музыку, они уже умерли, причем многие умерли, будучи еще живыми физически. Впро-о-очем (судя по всему, это было любимое словечко чешского маэстро), я пришел не для того, чтобы пересказывать прописные истины. Впро-о-очем, я пришел для того, Томас, чтобы предостеречь от дальнейших глупостей, которые вы совершаете, прикрываясь моей фамилией. Впро-о-очем, на почве безумной страсти, которую нельзя назвать любо-о-овью, вы уже наделали глупостей предостаточно. Если так пойдет и дальше, то не удивлюсь, если на почве вышеупомянутой страсти вы, скажем, возомните себя Джеком Потрошителем или взорвете Эйфелеву башню. Когда я приезжал в Париж, она там строилась, и показалась гигантским вытянутым пауком-карака-а-атицей, уродующим вид французской столицы. Так думал не только я, но и французы, жившие в конце девятнадцатого столетия. Современные французы уже привыкли к своему трехсотметровому чу-у-удищу, поэтому не советую его взрывать, этого вам никогда не простят. И еще больше я огорчусь, если от вашей безумной страсти пострадает Карлов Мост в моей родной Праге. Мне будет горько сознавать, что воздействие сочиненной мною музыки может привести к столь разрушительным последствиям.
- Я…я…я… и не думал ничего взрывать…
- Вот именно, не ду-у-умали. Люди чаше всего совершают глупости и преступления, потому что не ду-у-умали или плохо ду-у-умали. И в заключении нашего разгово-о-ора, я прошу вас: впредь никогда не отзывайтесь дурно о разделывателях мяса. Они очень хоро-о-ошие люди. Поверьте на слово мне, сыну простого деревенского мясника Франтишека Дворжака…
- Простите меня, маэстро Дворжак. Я хорошенько запомню все, что только что услышал. Но можно попросить у вас совета?
- Какой еще совет вам, молодой человек, может дать старый маэстро Дворжак, который, судя по вашим словам, уже да-а-а-авно умер? Впро-о-очем… спрашивайте.
- А если… если у меня все же… не безумная страсть, а настоящая любовь к Марии. Что мне сделать, чтобы покорить ее сердце?
- Боюсь, что вам придется не покорять, а покоряться. Впро-о-очем, если станете для Марии виолончелью, на которой она сможет играть… Впро-о-очем, наш разговор окончен.
Антонин Леопольд Дворжак решительно зашагал прочь, растворяясь в растапливающих туман первых лучах восходящего солнца.
9
- Зачем ты купил этот огромный чемодан? – фрау Розенбаум никак не могла успокоиться. – Я еще понимаю, если нам бы предстоял только один перелет. Идея тащить этого толстопузика через пол-России пополнит длинный список твоих неразумных решений.
- Мы же едем на юбилей: будет, куда положить подарки, - оправдывался Томас.
- А что ты вздумал дарить такое объемное? Нашу городскую ратушу или, может, Кельнский Собор в чемодан упакуешь?
- А это интересная мысль - привезти в Россию главный храм Кельнской архиепископии. Но вот незадача: как патриот Германии, я не могу лишить соотечественников атрибута исторической гордости и былой мощи. Ведь когда-то наш национальный символ носил титул высочайшей постройки мира. А теперь - куда нам тягаться с арабскими шейхами и китайскими технологиями.
- Мы еще посмотрим, сколько простоят эти технологии. А Кельнский Собор будет стоять вечно. Он уцелел даже в сорок пятом, под налетами союзной авиации. Весь город разбомбили, а Собор уцелел, потому что Бог не позволил стереть его с лица Земли.
- А в школе учитель истории говорил, что летчики берегли Собор как маяк, помогающий ориентироваться над городом.
- Твой бывший учитель просто безбожник, не верящий в чудеса! – не на шутку возмутилась фрау Грета. – Хватит болтать, у меня много дел, которые нужно довести до логического завершения еще до нашего завтрашнего отъезда.
Дверь за фрау Гретой захлопнулась.
10
Увидев приятеля, Давид так обрадовался, что чуть не раздавил Томаса в дружеских объятиях.
- Ровно через десять минут моя помощница принесет заказ, - радостно произнес молодой модельер-изобретатель. – А пока у нас есть время посмотреть мою новую коллекцию.
Изобретение и изготовление немыслимо абсурдных нарядов, с юных лет стало единственным увлечением и видом деятельности Давида Альтмана. Единственный сын более чем состоятельных родителей, с трудом окончив школу с помощью многочисленных репетиторов, сразу же открыл свое дело. Вследствие чрезмерной необычности нарядов, предлагаемых клиентам, последних у Давида было мало. Мало – это громко сказано. За четыре года существования бизнеса Томас стал первым, заказавшим у друга детства новый наряд. Нашлось в городе и несколько чудаков, регулярно бравших готовые изделия Давида напрокат – на маскарады или Хэллоуин. Бизнес держался на плаву лишь благодаря донорским вливаниям матери Давида.
- Подожди, Томми, пройдет несколько лет, и отбоя не будет от клиентов. Разве я виноват в том, что опередил свое время? Эх, сменить бы фамилию на отвечающую духу времени...
- Может, Альтман сменить на Нойман? – предложил Томас.
- Уж лучше на Шмоллер.
- Хочешь стать повелителем кукол?
- В перспективе планирую стать повелителем людей, – Давид тяжело вздохнул. – Отец с матушкой обидятся, если фамилию поменяю… Как тебе новая коллекция?
- Шедеврально!
- То-то! – обрадовался Давид. – А вот и моя помощница, моя добрая верная Уна. - Томми, как первому клиенту, оформившему заказ на моем предприятии, тебе не придется ничего платить. Это подарок фирмы! Ну-ка, посмотри на себя в зеркало! – торжественно произнес Давид.
- Ты действительно гений, Дэви. Знаешь, что я тебе посоветую? Не меняй фамилию. Когда-нибудь твоя познаменитей будет, чем у Шмоллера!
- Да ладно… А как у тебя с этой, как ее… контрабасисткой… Встречаетесь еще?
- Встречаемся… без особого прогресса. Маша сейчас в России у родителей, пригласила в гости. Так что завтра летим на юбилей ее мамы. Спасибо тебе, дружище Дэви, за все!
- Этих русских трудно понять. Удачи тебе, Томми!
11
- А вот и моя гордость, - Олег Валентинович открыл огромный гараж, почти все пространство которого занимал танк Т-34. – Как новехонький выглядит, а?
- Пап, может, не надо заводить, пожалей мои барабанные перепонки?
- Маша, доча, твои перепонки не барабанные, а виолончельные. Вот гостям из Германии интересно посмотреть на танк, который подбил с десяток ихних «Тигров». А ты мне нужна, как переводчица.
- Пусть Анька переводит, студентке иняза разговорная практика не помешает. А я маме помогу прибраться, – Мария кивнула в сторону младшей сестры и зашагала в сторону дома.
- Хорошо, переведу. С радостью! - Аня смущенно улыбнулась.
- Тэ тридцать четвертый обнаружили в болоте, неподалеку. А чего удивляться-то – линия фронта проходила километрах в пяти отсюдова. У него и пробегу-то всего две сотни кэмэ. Почти новьё. Вот, значит, я и взялся-то его отреставрировать для нашего музея. Работенку осилил уж как месяца два, да жалко отдавать. Свыкся с ним, как с родным. - Олег Валентинович погладил гусеницу, точно жокей - конский загривок. – Но отдавать-таки придёцца, денюжку за работу получить хоцца, неожиданно срифмовал Олег Валентинович. – Сейчас поколдую, и танк заведёцца, так в нашей песенке поёцца! Смотрите сюды и учитесь, пока я жив! Анька, переводи зарубежным гостям... Том, айда за мной через люк… Так, я буду командиром, а ты при мне механиком-водителем. За неимением командира башни и пулеметчика экипаж танка будет усеченным на половину.
Мужчины залезли в танк и заняли боевые позиции.
- Выжимай эту педаль… так… не бойся, я в бою и сам боюся… Жми сильнее… А теперь отпускай помалу… Во стартёр, а во – тормоз. … А теперь сюды… Запоминай хорошенько последовательность действий… Не получается? Показываю наглядно… Так, теперь вот так…
Танк громко закашлял, и, сначала прерывисто, а затем ровнее, зарычал.
- Пусть поработает поначалу на холостом ходу… так… Слухай сюды – при трогании с места включается вторая передача… Так… отпускаем педаль главного фрикциона, увеличиваем подачу топлива и переводим рычаги бортовых фрикционов в исходное положение.
Танк, громко кряхтя, вырулил из гаража…
12
- За именинницу выпили, за родственников выпили, за гостей выпили. За что не выпили? – Олег Валентинович, глядя на закуску сквозь рюмку с водкой, задумался…
- Пап, а ты свой любимый тост еще не произносил, - предложила Маша.
- Так за мной дело не станет! - отозвался Олег Валентинович.
«Вот за шо ещё не пили:
Шобы деньги в доме были,
Да не просто так валялись,
Шобы сами размножались!
Чтобы жили все в достатке,
И не знали недостатков!»
…Фрау Розенбаум поднялась на высоту своего немаленького роста.
- Предлагаю выпить за звезду мировой музыки, за Марию, и за ее замечательную маму, Ирину Сергеевну.
- А я хочу от всей души поблагодарить наших гостей из Германии, - сказала Ирина Сергеевна. - И процитировала:
«Вскинув пару тощих прядок,
Встал дирижёр и подал знак,
И тотчас же обрел порядок
Оркестра шумный бивуак.
В молчании пред дирижером
Оркестр в колонне по пяти
Застыл,
готовый по просторам
На смерть и подвиги идти.
И вздрогнул мир, и пали стены,
И даль темна и глубока,
И свет пожаров вместо сцены,
И звёзды вместо потолка.»
Аня, до этого не проронившая ни единого слова, подхватила:
«Есть в музыке бездумное начало,
Призыв к свободе от земных оков.
Она не зря лукаво обольщала
Людей на протяжении веков.
И женщины от музыки зверели,
В поля бежали, руки заломив,
Лишь только на отверстия свирели
Орфей клал пальцы, заводя мотив.
Но и сейчас, когда оркестр играет
Свою неимоверную игру,
Как нож с березы, он с людей сдирает
Рассудочности твердую кору».
13
- Жаль, конечно, что ты не Дворжак, - Маша спокойно отреагировала на признание Томаса. – Хотя и Розенбаум, в каком-то роде, тоже музыкальная фамилия. Теперь и я признаюсь кое в чем. Я ведь с самого начала не верила в твою замечательную родственную связь. А интуиция меня редко подводит…
- А насчет нашего совместного будущего твоя интуиция ничего не говорит?
- А не отвечать на этот вопрос можно?
- Можно, если… выполнишь одну мален ькую просьбу. Я выйду на три минуты, а когда вернусь, ты выключишь свет. Хочу сделать тебе маленький сюрприз, под аккомпанемент моей любимой музыки…
Томас включил запись "Концерта для виолончели си минор" и вышел. Он достал из чемодана подарок Давида Альтмана и быстро надел на себя…
- Вот смычок, Маша, - произнес Томас в темноте, - ты вступаешь через несколько секунд. - Томас включил свет и обнял девушку. Ну, играй на мне, играй… играй!!!
Мария несколько секунд, остолбенев, смотрела на Томаса, облачившегося в громоздкий костюм-виолончель, затем оттолкнула от себя и засмеялась. Она смеялась все громче, пока смех не перешел в истерику.
- Уходи, Томас, уходи! Я не хочу тебя видеть!
Томаса трясло… Он со злостью сорвал ставший ненавистным костюм и выбежал из дома. Увидев, что ворота в гараж-ангар затворены неплотно, Томас зашел внутрь и через открытый люк забрался в танк…
14
…Томас упивался тем, что управляет танком и испытывает при этом экстремальные ощущения. «Эх, попадись мне сейчас Антонин Леопольд, ему бы не поздоровилось», подумал Томас и неожиданно увидел перед собой знакомый силуэт. Он попытался затормозить, но тормозной путь танка был длиннее расстояния, отделявшего от стоявшего на дороге человека. К удивлению Томаса, мужчина оказался не под гусеницами танка, а на обочине.
- Не бойтесь, Томми, - тихо произнес Дворжак. – Меня ведь, как бы, нет, -поэтому и задавить невозможно.
- Все равно не понимаю, Антонин Леопольд, зачем вы встали на пути танка?
- Дорогой Томми, вы ведь угнали не велосипед, а танк, и, зная ваше психологическое состояние, у меня были веские основания полагать, что вы можете использовать грозную машину по ее основному назначению…
- А вам-то какое до этого дело?
- С некоторых пор я чувствую определенную ответственность за то, что с вами происходит. Ведь ваше превращение из мальчика в мужчину случилось благодаря, или по вине, моего творчества. Впро-о-очем, теперь я вижу, что вы стремительно взрослеете и глупостей уже не наделаете.
- Господин Дворжак! Зачем вы сказали, чтобы я стал для Марии виолончелью? Решили поиздеваться надо мной?
- Простите, Томми, ведь я совершенно упустил из виду дотошную немецкую исполнительность и способность воспринимать слова буквально. Я выражался, так сказать, фигурально, то есть в переносном смысле. Не сердитесь на старого Дворжака.
- Хорошо… я не сержусь на вас, маэстро Дворжак.
- Теперь, когда недоразумение исчерпано, я поведаю вам историю своей самой сильной, но, к сожалению, неразделенной любви, - маэстро на минуту задумался, собираясь с мыслями. – В юности я был чрезвычайно застенчив и даже избегал женского общества… Но прошли годы, я стал профессиональным музыкантом – играл, знаете ли, на альте - на свадьбах и похоронах. А потом мне крупно повезло – получил место органиста в пражской лечебнице для душевнобольных. Но денег все равно не хватало - музыкантам в те годы платили гроши. Приходилось подрабатывать частными уроками. И вот однажды, известный богач и ювелир, нанял меня учителем музыки для своей пятнадцатилетней дочери-красавицы Йозефины. И я влюбился в нее, безрассудно и безответно. Ах, как же она была чертовски привлекательна, эта Йозефина Чермакова… Она сводила меня с ума, и, когда я возвращался после каждого урока обратно к своим душевнобольным, то видел, что они, по сравнению со мной, находятся в более здравом уме… От превращения из органиста в пациента меня спасала музыка, в сочинение которой я вкладывал всю свою неразделенную любовь. Даже теперь, с высоты опыта и лет, я не знаю, то была любовь или страсть… Все свои сочинения я посвящал Йозефине. Но кто я был для нее – бедный учитель музыки! Когда Йозефина вышла замуж за человека с маленькими талантами, но большим кошельком, я, чтобы окончательно не потерять любимую из виду, сделал предложение ее сестре Анне. Она не сводила с ума, была скромна, пела в хоре, а главное – любила меня и восхищалась моей музыкой… Я не посвящал Анне музыкальных произведений, но она родила мне девятерых детей. Я еще долго питал нежные чувства к Йозефине, даже назвал в ее честь первую дочь, которая, к сожалению, скончалась в младенчестве. Через несколько лет мы потеряли годовалую Ружену, от несчастного случая погиб маленький сын Оттокар. От депрессии меня спасали моя музыка и Анна, с которой, несмотря на все горести, мы прожили долгую и счастливую жизнь… Позже пришли и слава, и гастроли по всему миру… Бывал я и в России. Сам Петр Ильич Чайковский приезжал ко мне в Прагу – лично приглашал выступать в Москве и Петербурге… Да, Россия теперь заметно изменилась… Впро-о-очем, как и весь мир… А на закате жизни меня позвали работать в Америку. Я прожил там три года, один, без семьи… И когда испытал ужасную ностальгию, с целью излечиться от этой страшной душевной болезни, прибегнул к проверенному средству – да, сочинению музыки. Именно в Нью-Йорке я написал Концерт си минор для виолончели с оркестром – единственное мое творение, которое вы имели честь слышать. Три месяца ушло на создание этого концерта, в который я вложил всю свою любовь к жизни. Но даже в этом, пропитанным любовью и верой, произведении, вы слышали трагические фрагменты. Во второй части и в финале звучит тема моей песни «Оставь меня одну», которую я посвятил Йозефине Чермаковой… Когда я заканчивал работу над Концертом, из Чехии пришла трагическая весть о том, что единственная женщина, которую я страстно любил, ушла в лучший из миров… А теперь мы все вместе – и Йозефина, и Анна, и все наши дети…
Маэстро Дворжак достал платок и стер катившуюся по щеке слезу.
- Томми, позвольте теперь и мне обратиться к вам с просьбой. Покатайте на танке, пожалуйста. В то время, когда я жил, широко функционировали лишь два самоходных средства передвижения – пароход и паровоз. Вы ведь не откажете старому маэстро?
- Да, конечно… только… как вы заберетесь на танк и пролезете в узкий люк?
- Дорогой Томми, вы даже не представляете, какой глупый вопрос задали. А как я очутился здесь, в российской глубинке? Мне, давно не существующему в природе, для перемещения в пространстве не требуется совершать физических усилий. Это одно из привилегий лучшего из миров, а о других узнаете, когда сами туда попадете. Впро-o-oчем, желаю, чтобы это случилось с вами и вашими близкими как можно позже.
Через секунду Томас увидел рядом с собой великого маэстро. Танк с пассажирами постепенно набрал максимальную скорость. Вдруг Томас увидел перебегающего дорогу ёжика. Невероятным усилием воли он сумел чуть приподнять гусеницы танка от земной поверхности. Ёжик скрылся в траве, а танк продолжал полет на десятисантиметровой высоте.
- Я тебе сейчас помогу, - сказал Антонин Леопольд. Заиграла мелодия "Концерта для виолончели с оркестром", и танк устремился ввысь. Когда вступила виолончель, облака остались далеко внизу. Танк поднимался все выше и выше, легко преодолевая земное притяжение.
- Как вам это удалось, маэстро? – дождавшись спокойного музыкального отрезка, спросил Томас.
- Не вам, а нам, - впервые улыбнулся Дворжак. – И не нам одним, дорогой Томми.
- Кто же нам помогает? – Томас поднял глаза вверх, в сторону открытого люка.
- Те, кто нас любят. Без их любви высоко не взлететь, как бы мы не любили сами.
- Означают ли ваши слова, что и меня кто-то любит?
- Впро-o-oчем, я уже сказал вам больше, чем должен был.
Танк миновал яркую сторону Луны, облетел холодный Марс, раскаленную Венеру и покинул Солнечную систему. Пронесшись по Млечному Пути, пассажиры через открытый люк увидели, как поочередно промелькнули Туманность Андромеды, Большое и Малое Магеллановы Облака, а затем и другие, незнакомые, галактики. Звезды, планеты и другие, малые тела, расступались во все стороны, озаряя Бесконечность ярчайшими многоцветными вспышками, красоту которых передать человеческими словами невозможно.
- Svoboda! – на чешском закричал Дворжак.
- Freiheit! – на немецком отозвался Томас.
- Liberta!, Freedom! Свобода! Libertad! Szabadsag! Kebebasan! Vapaus! Briviba! Ozgurluk! – на привычных и неведомых им языках кричали под аккомпанемент "Концерта для виолончели с оркестром" далекие по возрасту, но близкие по духу частички мироздания…
ЭПИЛОГ
Персонажи рассказа через 10 лет.
Концерт Дворжака си минор– останется самым популярным и исполняемым в мире произведением для виолончели с оркестром.
Томас - женится на Анне, переедет в Россию и продолжит работать удаленно.
Анна – родит Томасу девятерых детей, и все будут живы и здоровы.
Грета Розенбаум – выйдет на пенсию и займется разведением плюшевых кроликов.
Мария – выйдет замуж за импресарио Росса Ронсона, но через несколько лет разведется и выйдет замуж за простого и скромного миллиардера.
Росс Ронсон – после развода бросит пить, но не бросит курить.
Давид Альтман – с помощью верной Уны изобретет свадебный скафандр-тандем для желающих провести первую брачную ночь под водой.
Олег Валентинович – не долго будет горевать по поводу пропажи танка, поскольку в ближайшем болоте обнаружит затонувшую подводную лодку и отреставрирует.
Пожилые фаготы – выйдут на пенсию и откроют "Школу обучения задержке дыхания".
Август Шланге – станет федеральным канцлером Германии(во сне своей супруги Хельги).
Хельга Шланге – станет женой федерального канцлера Германии (во сне своего супруга Августа).
Шкафоподобный – останется Шкафоподобным.
При желании, можете придумать свой вариант эпилога.
При чтении рекомендуется слушать "Концерт Дворжака для виолончели Си минор" - по ссылке:
http://classic-online.ru/ru/production/2431
Смотреть Концерт - по ссылке: https://www.youtube.com/watch?v=m4R2JfT8HBc
Мне приятно, что дочитали до конца. Если рассказ понравился, рекомендую прочитать вот этот, по ссылке: http://www.proza.ru/2013/05/18/1711
Буду благодарен за любой отзыв, в том числе критический. С уважением, Борис Леви