ГЛАВА 16.
КРОВАВЫЙ СЛЕД НА ПАЛУБЕ.
Шла босиком по повлажневшим доскам палубы, внимательно прислушиваясь к окружающему, коридорам, иллюминаторам, дверям, окнам.
«Одна, как перст, надо быть вдвойне внимательной и осторожной, – через несколько метров почувствовала их за спиной. – Охрана рядом, можно не волноваться, – выдохнула облегчённо, хмыкнула, скривив истерзанные возлюбленным красивые чувственные губы: горели и саднили. – Интересно, сами меня нашли или Илан дал знать, где поджидать? Не важно – под охраной, значит, всё в порядке. Нервы на пределе. Что-то назревает нехорошее, неотвратимое, что чувствуется кожей, волосками и порами».
Подойдя к своей каюте, заметила перед дверью в шезлонге маму Хану. Вздохнула тайком: «Родительские разборки».
– Я нашкодила до взбучки? – остановилась в паре метров от кресла.
– Нет-нет, Соньхен. Я не с упрёками, милая, – женщина покачала головой, присмотрелась в сумрачном предрассветном свете к дочери. – Ты взрослая – не мне тебе читать нотации. Но тут такое дело… Он не принадлежит себе: призвание в борьбе и вечном поиске. Ты это, надеюсь, понимаешь?
Старалась быть деликатной с русской девочкой – просто не знала реалий жизни израильтян.
– Жаль его сердца – потерял-таки, бедняга. Теперь ему будет трудно работать – отвлекает и распыляет внимание это.
Тяжело вздохнула, с трудом встала на полные больные ноги, подошла вплотную, мягко взяла в крупные руки девичьи тонкие плечики.
– Зачем он тебе? От скуки? Трофей до кучи?
– Не задумывалась даже. Мы и не говорили об этом. Просто любили друг друга. Видимо, Родина в нас зашевелилась, память земли русской, – грусть захлестнула душу немилосердно, навернулись слёзы. – Я всё понимаю. Не дитя давно. Получилось нечаянно. Где-то я допустила невольную ошибку, в чём-то он сорвался… Кровь, что ли, позвала? Мы не обольщаемся. И всё сознаём. Поверь, моя мама Хана.
– Азохен вей! Тогда всё ещё хуже для вас обоих! Бедные вы мои дети! Как не вовремя она вас настигла! – обняла большими пухлыми и тёплыми руками, ласково гладя спину, плечи и голову подопечной. – Ой, бедняга он! Мы-то справляемся, плачем и становится легче, а вот им труднее в сто раз, поверь – не все имеют слёзы близко. Вот и жалею своего Илана всю жизнь, понимая их природу, – хитро прищурилась. – Поняла и пожалела?
– Не успела понять: сцапал и не спросил, – тихо счастливо рассмеялась, растворив мгновенно худшие предположения мамы. – Мы были так счастливы! Спроси у папы! Спокойной ночи!
Поцеловав мать в полную щёку, с подскоком убежала в каюту, звонко смеясь.
– Ах, какая же ты баловница, моя Соньхен! Ну, вся в меня! Спи спокойно, наша радость!
Лишь посмеялась в ответ и медленно пошла к себе, покачивая головой и вскидывая к небу руки в молчаливой благодарственной молитве Яхве.
Раздеваясь, Мари увидела смутную тень под окнами – охрана даже ночью была рядом неотступно. Вздохнула тревожно: «Становится не просто сложно, а перерастает в огромную проблему! Как удастся сбежать, если так будут опекать? Ладно, подумаю позже».
Утром под дверью ждал бледный и напряжённый Симха. Один. «Спеца» почему-то не было рядом.
– Доброе утро, Сима.
Приоткрыв стеклянную дверь, пригласила внутрь, чего никогда раньше не делала.
Замер, ещё сильнее побледнел.
Взяла за руку и втянула в каюту.
– Сядь! Светишься в лучах восхода, как субботняя свеча.
– Её зажигают вечером, – прошептал, не смея поднять глаз. – Мне нельзя здесь находиться, Соня, – голос «сел», лицо вспыхнуло густым румянцем.
В полнейшем замешательстве остался стоять посреди гостиной.
– Это запрещено инструкцией…
– Ты мне нужен срочно, чтобы помочь выбрать платье на предстоящий маскарад.
Спокойно смотрела снизу в силу роста, высоко подняв тонкое личико навстречу мятущимся агатовым глазам.
– Что посоветуешь? Я никогда в жизни не участвовала в таких мероприятиях, понимаешь? Не у мамы Ханы же спрашивать?
– Давайте, Соня, я приглашу кого-нибудь из Ваших знакомых с соседних палуб? Девушек… – сделал движение в сторону двери.
– Нет! Не хочу. Останься. Подумай, Сима! Во что можно нарядиться на корабле так, чтобы никто не узнал? Даже свои!
Отступила, села на краешек кресла, вытянула босые ножки, стала причёсывать длинные густые волнистые чёрные волосы, едва справляясь с такой шевелюрой. Нетерпеливо и раздражённо зарычала:
– Сим, подержи прядь…
Вздохнул с таким стоном и хрипом, что она, подняв глаза, вздрогнула: «Сорвался! – замерла, не дыша. – Немного не хватило бедняги до конца, чуть-чуть не дотянул!»
Немудрено: в лёгком утреннем голубом маленьком платьице из невесомой ткани, с румянцем на смуглых щёчках, с приоткрытыми пухлыми губками, с сияющими счастьем изумрудами глаз была не просто хороша, а восхитительна. Сомкнула веки, выравнивая взволнованное дыхание.
«Да… положеньице. И вариантов ноль. Тупик».
Открыв глаза, мягко опустила волосы на плечи, отложила массажную щётку, тоненькими полупрозрачными пальчиками заправила пряди за красивые ушки, освобождая тонкую трогательную беззащитную детскую шейку, открытую в глубоком вырезе платья аккуратную грудь. Просто молча протянула худенькие, слабенькие, обнажённые ручки Симхе.
– Соня!..
– Не надо слов.
У Мари не оставалось выбора: «Оттолкни сейчас – люто возненавидит, а врагов и без него предостаточно. Только не он: слишком много знает, слишком сильно привязан, слишком молод – не справится с отказом».
…Через три часа появилась в каюте мамы: нужна была помощь в выборе костюма на маскарад.
– Ой, Соньхен, что-то ты опять странно выглядишь, и это явно не от нездоровья!
Она рассмеялась, обошла вокруг дочери, осмотрела с головы до ног, пощупала все выпуклости.
– Так-так… даже на мои руки не реагируешь! – рассмеялась во всё горло. – Значит, недавно трогали другие. Ну, проказница! – забавляясь смущением девочки, качала одобрительно головой. – Ладно, не буду больше так смотреть, Соньхен, – ласково обняла, прижавшись большим телом, успокаивая. – А с маскарадом не волнуйся – оденем африканкой: покрасим тёмной краской кожу, купим национальный наряд – мужчины наши не узнают! Жаль, что мою фигуру никакой маскарад не спрячет – узнают по походке, а ты можешь их всех здорово надуть! Они, таки, потеряют тебя!
– Мне это и нужно! Надоели! – смеялась, не слишком радуясь удачной идее с костюмом, чтобы не насторожить Хану. – Спасибо, мама! Кто одежду купит?
– Не переживай, оно того не стоит. Сама тебе всё принесу перед самым праздником. Его устраивают в самом конце круиза – есть время.
Тот день Мари пришлось много работать с военными – пришли новые материалы. Хорошо, что выезд на места не понадобился. Так ослабела, что самолёт был опасен. Необходим был отдых хотя бы пару дней!
Пришлось пожаловаться маме.
Встала грудью на защиту и телом на порог каюты дочери. Охраной занялась Хана, переводчик стал без надобности – отправили отдыхать.
Вспомнив Симку, Мари стыдливо улыбнулась: «Господи… Я многое и многих повидала, но с ним было так неловко! Это и предполагала: девственник. Приходилось одновременно быть и невинной, и учителем – та ещё задачка. Смущалась не меньше того раза, когда в кабинет впервые пришли мои парни из группы. Разнервничалась так, что Симха вдруг встал взрослым и взял всё в свои юные, но такие сильные руки. Спасибо, – безмолвно смеялась над собой. – Что у меня за характер такой? При всём опыте умудряюсь теряться и возвращаться в такие моменты к самым истокам чувственности – становлюсь новобрачной! Так было всегда. И смешно, и грустно, и… радостно для мужчин. Боже… да Сима хоть понял, что я опытна, или нет?..»
Засмеялась вслух, вызвав у мамы хитрую улыбку. Насторожилась, опустив голову.
«Только бы не стала об этом говорить!»
Сверкнув озорным карим взглядом, Хана вновь погрузилась в чтение книги.
Мари облегчённо выдохнула и расслабилась: «Спасибо. Сейчас мне нужны тишина и покой, как никогда».
– …Да, Соньхен, забыла сказать… – непонятно посмотрела Хана поверх книги. – Руди пропал после завтрака. Видимо, нет на корабле.
– Я знаю, – пришлось покраснеть и сделать вид, что ей известно.
– Понятно.
Мама встала решительно с кресла и подошла, глубоко заглянула сверху в глаза русской девушке.
– Будь осторожна. Это крайне опасно, Соня! Прекрати свои любовные вылазки! Охрана может просто не усмотреть! Они ж не боги!
– Я справлюсь, обещаю, мама.
Их недомолвки были полны двойного смысла, но ни Соня, ни Хана не были готовы сейчас к откровенности.
Женщина просто предостерегла русскую от дальнейших ошибок по-матерински, но не вмешивалась в личную жизнь, понимая, что они не родственники, как бы себя ни обманывали.
И девушка, и старая еврейка сознавали, что вокруг что-то назревает, и каждая старалась оградиться всеми возможными способами. Хана – опытом жизни и работы на свои спецслужбы, Марина – «даром» и… любовью своих возлюбленных.
…Руди появился только вечером, в салоне, куда Соню вывели родители, сломив отчаянное сопротивление:
– Пойдёшь, даже если там будут все твои любовники разом! Таки, не передерутся!
Напряжение между мужчинами чувствовалось физически! Воздух ощутимо кипел вокруг них!
Майкл Вьент старался не отходить далеко от женских кресел и ненароком делал девушке знаки «выйдем, поговорим», но ни на минуту она не оставалась одна, что гостя просто бесило!
Куда бы ни пошла – двое-трое мужчин были рядом: или Симха и Руди, или Илан с Иоахимом, или «спецы»-военные неотступно следовали по пятам, не отпуская дальше метра от себя.
Настал момент, и Соня направилась в дамскую.
Всем пришлось остаться в салоне – мама поковыляла за дочерью.
– …Соня, это важно. Для Вас есть сообщение, – тихий голос Вьента испугал её в умывальной, когда выходила. – Это касается Голландии, – шёпот шёл из-за стены. – Где можем поговорить наедине?
Говорил медленно, с повторами, сознавая, что она слабо знает английский язык.
Подумав, тихо ответила:
– На маскараде поговорим. Я буду с переводчиком.
– Нет! Это конфиденциальная информация! – повысил голос. – Только Вы!
– Тогда, говорите на русском. Это всё, – хлопнув дверью, вышла из комнаты.
– Задержалась. Прихорашивалась? Нехорошо? – мама заволновалась, увидев побледневшее личико любимицы. – В салон или в каюту?
– В салон, но ненадолго, – устало закрыла глаза. – Сил нет ни на что. Жара выматывает.
– Разве это жара? – рассмеялась, обняв. – Только начало марта! Что будет позже – вот то жара! – поплелась, не выпуская плечики из руки. – Дрожишь. Что-то напугало, Соньхен?
– Нет. Странное чувство: висит сердце в пустоте и дрожит. И я с ним.
– Знакомо. Это чувство близкой опасности. Или важного события, – внимательно посмотрела. – Что-то увидела? Услышала?
– Нет, тишина. Даже снов не вижу. Пусто. Выжата до предела.
– Значит, больше тянуть нельзя. Как только зайдём в порт, папа поедет договариваться со знахарем. Пора, моя девочка, заняться и собой лично, а все твои мужчины подождут!
Не глядя даже искоса, оторвалась и быстро пошла в салон, негодующе размахивая руками.
Мари остановилась, зарычала, подняв покрасневшее лицо к потолку коридора: «Чёрт! Как я прокололась! Попалась на лжи. Видимо, Руди в тот день уехал на рассвете, а то и сразу, едва расстались, а я клюнула на её обманку!»
Заметила в коридоре папу и «спеца» – спешили навстречу почти бегом, пошла быстрее.
«Положение всё сильнее запутывается. Пора концы подрезать под одну гребёнку. С чего начать? С Рудика! Непросто придётся, но скрывать ничего не стану. Он свой, поймёт правильно».
Оказался рядом вскоре, словно уловив призывный сигнал.
– Проводить в каюту? В солярий? – тихо, едва двигая губами, шептал, остановившись за её креслом. – Ты очень бледна, милая. Волнуюсь.
– В солярий. Как оторваться от всех?
– Будь внимательна, Соньхен.
Через минут двадцать в салоне внезапно замигал свет. Стремительно исчезла, пока народ смеялся и нервно вскрикивал, чиркая зажигалками.
Быстро пробежала по опустевшим коридорам в солярий и спряталась.
Ждать пришлось долго, но оно того стоило – Рудик соскучился. Сильно.
Через час, закутавшись в плед, принесённый парнем, прижавшись к сильному телу, тихо стала рассказывать последние события, включая Симху – пришлось пойти на предельную честность.
– …Я понимаю тебя. Не скрою, что мне это больно слышать, Соньхен, – прижавшись губами к её взмокшей голове, затих и тяжело обиженно задышал. – Но ты абсолютно права – он нужен здесь и сейчас другом. Как только круиз закончится, поклянись, что ты порвёшь с ним! – сжал в объятиях, повернул к себе, стал целовать жарко, со стоном. – Не хочу тебя делить ни с кем! Я долго искал такую, как ты: сумасшедшую и нежную, страстную и ворчливую, красивую, но верную! Видишь, я так и остался русским…
Его губы прощали, но не сердце. Слышала это в неровном биении, в тонкой дрожи кожи, в зажмуренных глазах – не хотел показывать возмущения и негодования.
– Я стану настоящим евреем, многое прощу, но позже… Ты только моя! Обещай это, милая, прошу!
– Я постараюсь. Честно, Рудик мой, – ласкаясь и гладя, успокаивала и любила кожей, сиянием глаз, дыханием. – Так вышло. Отвлекала столько времени! Сколько могла, сдерживала, остужала…
– Хорошо его понимаю. Досталось трудностей мальчишке. Сорвался, – рассмеявшись, вспыхнул и больше не делил её с соперником даже на словах…
– …Что-нибудь узнал о нём? – одетые сидели в тени стенки солярия, обнявшись. – Тебя долго не было. Пришлось маму поставить в дверях.
Положив на его грудь голову, ласкалась, как кошка, щекоча лицо и шею волнистыми прядями.
Задрожал, вновь стал целовать волосы с тихим стоном, пьянея от волшебного запаха мёда и трав.
– Никто его не знает здесь? Даже по старым делам?
– Нет. И это странно. Коль он журналист, не мог остаться незамеченным, если раньше здесь жил, – тяжело вздохнул.
Оторвавшись от Сони, перестал ласкать, посерьёзнел.
– Похоже…
– ЦРУ.
– У меня эта мысль тоже не раз всплывала в голове. Совпадение? Что-то не верится. Либо ты что-то «видишь» и скрываешь от всех нас и меня, либо…
– …ты становишься похожим на меня, то ли проникнувшись идеей, то ли заразившись «даром», если такое бывает, – с улыбкой проворковала, погладив мужское лицо по границе бородки. – Нет, не вижу – глухо. Стена. Он на сильной защите, значит, всё это неспроста! Простых служащих не «блокируют». Нам придётся изыскать возможность его раскрыть, взорвать эту стену…
– Поклянись, что будешь действовать только с нами! Соня! Я боюсь за тебя! – сильно вцепился в приступе паники в девичье тело. – Никакой самодеятельности! Слышишь?! Это приказ! Ни шагу!
Страх пробудил страсть. Дальше стало не до обсуждения сложных вопросов.
Руди решил отлюбить девочку впрок на годы вперёд: то ли что-то почувствовал влюблённым сердцем, то ли в самом воздухе витал призрак беды и разлуки. Нервничал и отыгрывался на Соне, на той, которую так сильно полюбил, которую только женой и видел, не больше и не меньше – самой судьбой.
…Круиз подходил к концу.
Конечной остановкой в эту сторону был порт Кейптаун, но ещё предстоял заход в Лобиту – порт, где Соня с родителями должна была сойти.
Это была Ангола. Чтобы добраться до колдуна, предстояло вернуться на местных каботажных судах в Пуэнт-Нуар в Конго.
Цель путешествия была близка, как никогда.
Маскарад назначили на следующий вечер.
Сутки начали последний отсчёт.
– …Ну, вот, Соньхен…
Мама принесла ворох одежды из местных магазинчиков торговли, что гнездились в изобилии в портах.
– Здесь весь доступный ассортимент Африки – выбирай хоть полдня! Краску тоже купила – банка целая, – засмеялась. – Можно месяц мазаться! Она на маслах, хорошо наносится на кожу и быстро впитывается. Сказали, что трудно смывается, – посмотрела в лицо дочери с сомнением. – Может, не стоит её наносить на тело вовсе? Ограничишься сильным автозагаром?
– Тогда, буду в темноте светиться, стоит ветру подуть и распахнуть юбку, – надула губки. – Какая же тогда негритянка? Метиска? Мулатка? – хитро посмотрела на Хану. – Уж если мазаться, так ею и полностью! Что б в темноте потеряться! – захохотала. – Пусть охрана побегает, поищет!
Хана подхватила озорной смех, внимательно следя за девичьим лицом.
Мари поняла: «Просьба сильно насторожила еврейку, приходится вести очень тонкую игру на пределе актёрских способностей!»
– Может, укроюсь от них на пару часов… Почувствую личную свободу… – мечтательно вздохнула, старательно покраснела и отвела смущённые глаза.
– Тогда, и его надо замаскировать, – хохотнув, облегчённо выдохнула. – Только ему нельзя – на службе. Где ты видела чёрного араба?
Поверив игре, Хана подумала, что вся эта затея направлена на простое и понятное желание дочери провести последнюю ночь с Руди Беккером.
– Можешь предложить ему костюм охотника-колониста. Ах, как он будет в нём хорош! А? Мне этим заняться, Соньхен? – заметив скромный кивок и заалевшее личико, захохотала и вышла со словами. – Вы будете самыми красивыми сегодня на маскараде! И счастливыми ночью! – прибавила на пороге, заливисто смеясь.
Продолжая играть смущение, осторожно выдохнула, провожая опекуншу глазами: «Слава богу, поверила! Итак, с костюмом порядок. Дело за побегом. Как только лайнер бросит якорь на рейде, медлить будет нельзя! Всё решат минуты».
…Соня была неузнаваема: из зеркала на неё смотрела зеленоглазая… негритянка!
Мама привела с собой местную женщину, и она так преобразила кожу и убрала волосы девушки под местную разновидность чалмы из полотна пёстрой ткани, что зашедший в каюту папа извинился и вышел, не узнав! Зажав рот, женщины прыснули и… показали друг другу знак «рот на замок» – тайна есть тайна. Такой девочку видела только мастерица и Хана.
Негритянка, получив щедрую плату, пошла помогать на другие палубы, поклявшись об этой «африканке» никому не рассказывать.
Прячась в каюте до времени, Соня продумывала последние штрихи плана побега, изучала местную карту страны и дорог, штудировала словарь английского языка.
«Жаль, взять с собой нельзя – “засвечусь”! Ещё проблема – документы: никак не удаётся решить! Если с деньгами не возникло трудностей: где выпросила у родителей под невинным предлогом, где украла у пассажиров, то с документами швах, а они будут нужны, чтобы продержаться до приезда московских “спецов”. Ещё разговор с Майклом! Без переводчика говорить не стоит, а он не знает русского даже плохо! – задумавшись, вздрогнула. – Тень под окном!»
Прислушалась, напрягшись до предела.
– Соня…
«Симха! – задумалась. – Придётся впустить и… рассказать часть плана. Опасно, но рискнуть надо. Без его помощи в чужой стране не выжить».
– Ты здесь? – шептал в щель двери.
– Заходи быстро. Отвернись пока, – приоткрыв дверь, накрылась полотном. – Проходи в мою спальню – там не увидят нас.
…Через час Симха сдался. Его больше не держали ни присяга, ни кодекс чести, ни преданность стране – стал рабом, пообещав быть рядом с любимой всегда и везде. Даже поклялся достать в этот вечер документы, украв у пассажирки подходящего возраста и внешности, с которой познакомились пару недель назад на нижнем уровне палуб.
«Что ж, ради этого стоило нарушить обещание, данное Рудику, – тяжело вздохнула, терзаясь и казнясь. – Прости, Руди, но я хочу домой. Может, ты меня со временем поймёшь? Сам ведь советский был. Должен понять…»
Маскарад давно был в разгаре, когда они с Симхой, в конце концов, двинулись в салон.
Он не мог оторваться от любимой, счастливо сияя и дрожа! Всё останавливался в тёмных уголках и целовал чёрное лицо, не думая о том, что и сам становится чёрным. Краска была сильной и качественной, но Симха слишком увлекался.
Смеясь, Мари вытирала платком, смоченным в виски, и ткань тоже была чёрной.
Подходя к кают-компании, услышали чей-то приглушённый крик, словно тот, кто закричал, сильно зажимал себе рот! Или ему. Замерев, кинулись на звук.
…В длинный полутёмный коридор третьей палубы из одной из кают задом, пятясь от ужаса, выходила девушка, зажимая рот, раскрытый в истерическом крике! Слёзы заливали глаза, руки тряслись.
Подбежав, Соня ринулась в каюту первой, как ни пытался её удержать испуганный Сима.
Сквозь висящую в воздухе каюты туманную дымку, от множества курящихся ароматических палочек с запахом корицы и кардамона, стала проступать жуткая картина: лежащий навзничь на спине молодой мужчина с сильно запрокинутой головой, потому пока не узнаваемый; рядом с ним ничком, уткнувшись лицом в деревянный пол комнаты, лежала женщина в африканской одежде, точно такой, как у Мари! Фигура тоже похожа: худенькая, с тонкими руками и ногами, только на ступнях, нарушая целостность и стилистику костюма, не местные джутовые сандалии, а кожаные красные босоножки на высоких каблуках, совсем не вязавшиеся с африканской темой одеяния.
Ругнув себя за несвоевременность наблюдений, взяла эмоции под контроль и, склонившись, повернула женщину на спину.
«Нет, не знаю её лично. Видела на нижних уровнях. Да и мудрено узнать – вымазана чёрной краской. Очевидно, африканская мастерица не одну меня сегодня “камуфлировала”. Вот только, одежда у этой девушки очень похожа на мою! Копия просто! Видимо, в одной лавке была куплена, у одного продавца. Африканский ширпотреб».
Вытеснив из каюты вновь зашедшую внутрь рыдающую соседку убитой, приказала Симхе держать её в руках, не давая сбежать и поднять до срока переполох на корабле.
«Не время. Сама считаю информацию с места недавнего преступления, пока её не перемешали со своими эмоциями полиция, военные, врачи и зеваки».
Тяжело вздохнув, повернулась к телу мужчины, приблизилась, внимательно осматривая с ног до головы, отмечая важные мелочи. Был в маскарадном костюме колониста-охотника, явно высок, крупен и… неуловимо знаком!
Задохнувшись от дикого приступа паники и страшного предчувствия, шагнула вплотную к телу и заглянула в лицо. Никак не могла понять, кто перед ней: вся голова, лицо, шея и грудь были обильно залиты кровью. Подошла ещё ближе, наступив сандалиями прямо в кровавую лужу, не обращая внимания на возмущённый возглас Блата, с просьбой не касаться места преступления и не оставлять своих следов. Встала на колени рядом с телом, медленно протянула руки и, взяв в чёрно-розовые ладони его голову, повернула к свету.
Ещё до конца не повернув, уже знала, кто это: узнала лицо, красивую бородку, виски, форму края волос на залитом кровью лбу.
Перед русской москвичкой и подданной Союза Мариной Риманс, в тёплой луже собственной крови, лежал бывший советский, а теперь израильский гражданин, офицер элитного разведотделения, Руди Беккер.
Она всё поняла: что случилось, как произошло, и кто это сделал.
Приоткрытые, угасающие, умирающие глаза остывающего Рудика рассказали. Успели!
Нависнув, смотрела на проломленное горло в районе кадыка и видела огромную рваную зияющую рану, которую мог нанести только один зверь – волк. Шакал. Гиена. Бешеная собака. И она знала, как её зовут.
Погладив любимое лицо, в поцелуе прикоснулась к окровавленным губам парня, нежно опустила на пол, поднесла обагрённые его кровью руки к своему лицу и провела по лбу и щекам.
«Теперь, по обычаям индейцев, помеченная кровью возлюбленного, я просто обязана отомстить! Жена за мужа, невеста за жениха, возлюбленная за любимого, сестра за брата, соплеменница за соплеменника. Зуб за зуб. Кровь за кровь. Смерть за смерть. Жизнь за жизнь».
Медленно поднявшись с колен, с которых стекала кровь её мужчины, насквозь пропитавшая африканский наряд, двинулась из каюты, смотря светящимися звериными изумрудными глазами сквозь людей, сквозь коридоры и марши лестниц, сквозь стены и перегородки лайнера, сквозь сам океан. Шла по следу, сияющему в лунном свете зелёным, по невидимой для обывателей дорожке преступления, по запаху крови любимого и вони кожи убившего его зверя.
«Я “откопала свой томагавк и вышла на тропу войны”, и ничто теперь меня не остановит. Отныне, пока перед моим взором угасающий свет глаз возлюбленного, его тёплая кровь на руках, губах, лице, коленях и одежде, пока ясно вижу картину убийства – меня не обмануть, не убежать, нигде не скрыться. И не будет тебе вовек спасения, Майкл Вьент. Смерть идёт по стопам. Твоя смерть, пёс смердящий».
Апрель 2013 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2013/04/02/1506