Не плачь, девочка (Валентина Коркоран) / Проза.ру

            Детство - это узкое ущелье от счастья к
            остальной жизни. К моменту выхода из него,
            ты уже накопил слишком много знаний, чтобы
            втиснуться обратно.
            (Томас Стоппард, брит. драматург)

   В шесть лет я сделала неудачную попытку пойти в школу. Первый раз в первый класс.
   Почему неудачную? Об этом ниже...
   В детстве был у меня дружок – мальчик по имени Вова. Хороший дружок, верный. Жили мы по соседству, поэтому дружили каждый день. Я думала, что так будет вечно. Ах, как здорово иметь такого дружка! Мы играли в песочнице, прыгали через скакалку, делали секретики в земле, куда прятались фантики, цветные перышки, бусинки.
Бегали на речку, ходили в лес.
   Куда ты улетучилось волшебно время детства?

   В дождливые дни мы укрывались под навес и лепили из песка замки, пирожки, «пасочки». В «свой мир», в свои игры мы никого не допускали, но иногда мы играли «в войну». Ни Вова, ни я фашистами быть не хотели, мы хотели быть «нашими». Вот тогда на роль фашистов приглашались ребята из соседнего двора.
   - Как-то Вова сказал:
   - Показы, сто у тебя в трусиках.
   - Попка.
   - А впереди?
   Я, чтобы точно убедиться, оттянула резинку трусиков, посмотрела и сказала:
   - Что впереди? Ничего особенного. Это же, когда на горшок садишься...
   - А я это по-другому делаю, - перебил Вова, - хочесь показу?
   - Нет… - неуверенно сказала я и убежала домой.
   Посмотреть мне очень хотелось, но что-то мешало сказать: «Да». Мне кажется – я даже покраснела. Наверное, во мне проснулась генетическая женская стыдливость. Интересно, что Фрейд думает по этому поводу? Надо поинтересоваться у психоаналитиков: когда в девочке начинает «девичий стыд» работать?
   Короче, в тот раз, переполненная новыми чувствами, я убежала домой. И больше на улицу не выходила.

   И вот однажды Вова торжественно заявил: «А завтра я иду в сколу!» У Вовы выпали (или вырвали) два передних зуба и он шепелявил. Затем побежал домой и вынес показать мне черную сумку. «Ранец называется», - с умным видом заявил Вова. Я уселась не недостроенный песочный замок и застыла. Заявление Вовы меня сильно озадачило.
   - В какую сколу? А я? – спросила я, тупо уставившись на ранец.
   - Не в сколу, а в сколу.
   - Какую?
   - Обыкновенную.
   Информация не укладывалась в моей голове. Мой несформировавшийся мозг почувствовал угрозу для всей моей жизни – такой упорядоченной и беспечной. Панический ужас охватил меня: «А как же песочница, секретики, скакалки, фашисты и «наши»? А как же я?»
   - Ты еще малявка, - был ответ, - в сколу таких не берут.
   У меня есть одна проблема в жизни (до сих пор) – утренние подъемы.
   В то утро я открыла глаза самостоятельно и очень рано. Что-то важное было с вечера запрограммировано в мозгу. Что? Вспомнила…
   Тихонько встала, надела зеленое плюшевое пальтишко с капюшоном, сандалии на босу ногу и вышла на улицу ожидать Вову. Через полчаса он появился в белой рубашке и черных брюках. В руках блестящий и, ненавистный мною, ранец. Выгоревшие за лето волосы на голове были старательно причесаны-прилизаны. «Хоть бы ветер подул и взлохматил его башку», - думала я и злилсь непонятно на что. Еще вчера в одних трусиках мы рылись в песочнице, а теперь он стоял в дверях торжественно-неприступный и очень далекий от меня.
   Вова шел, держась маму за руку. На спине у него был тот самый ранец. Я ежилась от утренней прохлады, но упорно шла за ними. Прохожие оглядывались на меня и, наверное, думали: «Ну и родители – в таком виде отправить девочку в школу».
Иногда Вова оборачивался и шепелявил: «Не ходи за нами. Я в сколу иду». Но я понуро и настырно плелась за ними.
   На школьном дворе меня ожидал шок: такую массу нарядных детей – белый верх, черный низ – я еще не видела. У девочек на головах огромные – больше чем сами головы, банты: один посредине и два по бокам. Дети были в белых носочках и до блеска отполированных туфельках. А тут я, с капюшоном на голове и сандалиях на босу ногу.
   В глазах рябило, Вову из виду потеряла, никому не было дело до меня. Никто не позвал меня: «Девочка, в зеленом плюшевом пальтишке, почему ты стоишь одна? Иди к нам».

   Это был первый урок суровой реальности жизни. Я стояла, прислонившись к забору, и плакала. Ладно, Вова со своим ранцем устремился в новую жизнь, но почему взрослым не было дела до меня. Почему никто не остановился, не заглянул под зеленый плюшевый капюшон и не спросил: «Девочка, почему ты плачешь? Что случилось? Кто виноват?»
   Вечный вопрос: кто виноват? Не могла я тогда предполагать, что так бывает в жизни: никто не виноват, а трагедия, и девочка плачет…
   Тут меня мама и настигла.