Пришёл взглянуть на нас священник. Лучано поклонился, я последовал его примеру.
- Что привело в столь поздний час, братья?
- Мы следуем по поручению отца настоятеля к монсеньору епископу. Путь наш лежал через этот благословенный город, но случилось непредвиденное, я сильно подвернул ногу. Теперь нуждаюсь во временном пристанище, лишь поэтому решился потревожить покой Вашей светлости, - сладкоречивый голос моего друга, исполненный трепетного благочестия, не оставил равнодушным хозяина.
- Хорошо, оставайтесь сколько будет нужно. Кто этот молчаливый юноша рядом с Вами?
- Это брат наш - послушник Ренато. Скромный от природы молодой человек.
Я сидел с опущенной головой, но почувствовал их взгляды, обращённые ко мне.
- А меня зовут Лучано, - он ещё раз поклонился.
- Ну что ж, размещайтесь, утром отправлю человека за лекарем, чтобы осмотрел ногу. Вы, небось, голодны с дороги?
- Не стану скрывать, мой господин, так и есть.
- Я прикажу обслужить вас как дорогих гостей. Луиджи! - он позвал слугу, вызвав во мне воспоминания той ужасной ночи.
Держась всё время в тени, я молчал. Есть в монастырях обет "тишины", так что это не вызывает особенных подозрений.
"Что же будет, когда наступит утро?" - думал я, и сердце тревожно билось. Нас провели по коридору, который я уже посещал в помутнении рассудка. "Нет, только не это!"
- Вот ваша комната, - сказал слуга, открывая ту самую дверь, за которою раньше была опочивальня убиенного моими руками священника. - Здесь никто давно не жил, но я ежедневно убираю пыль и проветриваю, так что вам должно быть удобно, - он глубоко вздохнул, видно отгоняя тяжёлые воспоминания, и, ещё больше сгорбившись, удалился.
- Это здесь и произошло, - тихо прошептал я, ощущая, как дрожь пробирает меня.
- Что, Ренато, боишься привидений? - так же тихо спросил Лучано. - Такой груз на совести приходится чем-то искупать. Но ты не бойся, я рядом...
Вскоре слуга принёс нам свежие пшеничные лепёшки и кусок отварного мяса, а ко всему этому пиршеству ещё бутыль красного вина и несколько помидорин. Лучано ел с наслаждением, а мне кусок в горло не лез. Я жевал через силу, но никак не мог пропихнуть застрявшую в горле пищу, и потянулся за бутылью.
- Не вздумай! - запретил мой старший товарищ. - На вот попей!.. - он протянул мне флягу с водой из монастыря. - Нет ничего хуже, чем заливать свой страх и горе веселящими напитками. У нас ещё вся ночь впереди! - Лучано огляделся вокруг, словно предчувствуя что-то. Сам он, выпив пару глотков вина, чтобы уменьшить боль, намочил льняное полотенце и обмотал им лодыжку.
Ночь, и вправду, выдалась неспокойная. Лечь на постель, где моими руками был задушен человек, я не мог. Монах лёг, правда, в одежде, и сжимая распятие в руке. Вскоре он захрапел. Пристроившись на небольшом коврике, как верный пёс, я прикрыл глаза, в молитве призывая Господа Бога простить меня, грешного. И только начав проваливаться в сон, проснулся от того, что моё горло сдавило что-то невидимое, но достаточно ощутимое. Я сразу же понял, кто это. Неприкаянный дух витал надо мною, не давая возможности сделать хоть небольшой вдох и издать звук. Я беспорядочно молотил руками по воздуху, но не мог зацепиться за бесплотное. В конце, осознав всю бесполезность моих тщетных попыток, я начал бить руками по постели, на которой почивал Лучано. Брат мой вскочил и, вытянув вперёд распятие, начал читать молитву покаянную. Окропив меня водой из фляги, он дал мне сделать глоток.
- Совесть, друг мой, страшная вещь! - тихо прошептал он.
- При чём здесь совесть?! Он чуть не лишил меня жизни! - возмущаясь и тяжело дыша, ответил я.
- Ты допустил его, зло порождает только зло и ничего больше, - слова монаха звучали как приговор. - Сделай доброе - отпусти его! Чтобы он ушёл, нужно его простить.
- Но как сделать это, Лучано? Я искренне пытался, но не смог! Он, гад, живьём спалил прекраснейшую из женщин, которая носила во чреве моего ребёнка! Только представь, что испытала она?
- Теперь ты представил, что испытывал он. Злом нельзя победить зло, Ренато, можно сделать его от этого только сильнее. Искреннее прощение исправляет всё. Твою любимую объявили ведьмой и предоставили доказательства. Этот священник возможно считал, что спасает тебя от её колдовских чар. Он верил, что поступает правильно, по законам, предписанным Церковью. Ты сам говорил, что она ворожила...
- Она делала это во благо людей.
- Много ты знаешь, какие силы она для этого использовала, Ренато!
- Я не верю, Эделина была добра ко всем. Она бы не стала привораживать любимого. Лучано, она была искренней, ласковой и горячей, как солнце! - я смахнул со щеки слезу.
- Вот в чём твоя сила, брат! - Лучано сел на пол рядом со мной и обнял меня за плечи. - Она в твоей любви! Именно любовь, которую ты испытывал к этой женщине и поможет тебе простить всех, ради неё же самой. Пойми ты, она в аду, потому что проклята Церковью. Помочь ей можешь только ты, больше никто, но пока ты делаешь всё только хуже, потому что идёшь путями зла и ненависти, им ты отдал во владение свою душу. А должно быть наоборот. Чтобы освободить Эделину, ты должен достучаться до Господа Бога, а слушает Он только чистых духом, а гордым и мятежным противится. Смирение несёт благодать и помогает нам быть кроткими перед Всемогущим...
- Ты слышишь себя?! Они убили женщину только за то, что ею увлёкся я и не пожелал жениться на богачке, выбранной мне отцом. О каком послушании здесь может идти речь?
- Изначально ты противился воле отца...
- Лучано! - я начинал свирепеть. - если бы я не знал тебя, то подумал бы, что ты подкуплен Деметрио.
- Хорошо, я буду молчать, но кто тебе ещё скажет правду?
- Ты не знаешь, какою она была! - горькие слёзы душили меня, хуже чем фантом.
Лучано обнял меня как ребёнка.
- Поплачь, родимый, оно и полегчает! Да заодно прости всех, не нужно держать их призраки возле себя цепями ненависти и мщения! Сердце у тебя незлобное, тяжело ему такой груз носить. Прости старого священника, хотя бы за то, что он уже поплатился за твою любимую жизнью своей.
Я плакал, словно мальчишка, а он всё говорил и говорил до самого утра, утешал меня, как настоящий отец или брат, которого у меня никогда не было: то ли мать потеряла способность к деторождению после тяжёлых родов со мной, то ли Деметрио от ранения стал бездетен. Хотя супружеской долг исполнял исправно, а после изводил жену свою за бесплодность, и даже побивал на глазах у прислуги.
Моё появление на свет чуть не забрало её собственную жизнь, и само по себе уже было чудом. Говорят, что в таких людей Бог вкладывает особенно много талантов, но тем больше ждёт отдачи, ведя путями, отличными от других...
Я открыл глаза, когда медсестра вытаскивала из руки иголку.
- Процедура закончена, как Вы себя чувствуете?
- Спасибо! Всё хорошо. Что с больным?
Она прижала вену ватой со спиртом.
- Пока не видно особых изменений, - её жгучие тёмно-карие глаза излучали заинтересованность. - Вы сделали всё, что могли, мёсьё, теперь нужно хорошо отдохнуть, скоро Вас переведут в палату. Полежите сейчас, пожалуйста! Вам необходим полный покой, - она прилепила мне пластырь и улыбнулась.
Только когда она отошла, я увидел больного. Мне показалось или его лицо на самом деле немного порозовело, утратив прежнюю желтизну?
"Бог гордым противится, а смиренным даёт благодать!" - прозвучали слова Лучано где-то очень далеко в подсознании, далёким эхом ушедших времён.
Продолжение: http://www.proza.ru/2013/04/03/773