Меня привели в Чека.
Там за разными столами сидело 6 человек. Мне предложили сесть, вежливо подвинув кресло. Но я в дорогое, обитое бархатом кресло не сел, продолжал стоять. Они опять вежливо, даже с лаской, предложили мне сесть. Я их поблагодарил, но сел на свою сумочку у двери.
- Почему ты не садишься в кресло? - спросили они.
- Я благодарю за любезность, но я в него не сяду, потому что за эти кресла идёт братоубийственная война.
Они переглянулись между собой с улыбкой и тот, кто больше всего уговаривал меня сесть, пошёл в другую комнату и принёс стул.
- Вот это рабочий стул, которым пользуются все рабочие в нашей стране, садись, пожалуйста, - сказал он ласково.
Но я не сел и сказал ему:
- Да, когда я буду рабочим, то с удовольствием буду садиться на него, но т.к. я в ваших глазах презренный арестант, то я спокойно себя чувствую только на сумочке каторжника мира сего.
Больше мне никто ничего не говорил и я сидел на своей сумочке.
Потом они все разошлись, кроме одного молодого человека, который долго сидел молча, а потом спросил:
- Что это там у вас было? И кто что говорил?
Я молчал. Он опять повторил свой вопрос. Я взглянул в простое доброе лицо, и мне стало жалко его, и тогда я ему сказал:
- Нам стыдно друг друга обманывать и задавать глупые вопросы. Разве вы не знаете, что там было и из-за чего меня привели?
Посидев некоторое время молча, он проговорил:
- Да-а, посидите немного, я скоро прийду,- правда, он в скоре вернулся, но не один, а с солдатом с винтовкой и со штыком. И мы пошли с солдатом. Он привёл меня на станцию железной дороги, где стоял эшелон с арестантами, будущими солдатами, и сдал меня начальнику эшелона.
Из воспоминаний В. Янова