Джуля

Саша Теллер
   После смерти Рыжего нам долго не хотелось никого брать, но, как всегда, вмешались внешние обстоятельства. Я уже где-то говорил, что почти все мои коты и кошки были подобранными.

   И вот к нам на дачу ближе к осени повадилась ходить юная кошечка, серая в тёмную полоску. Симпатичная, ласковая деревенская простушка. Она, как белка, лазила по деревьям, ластилась, играла рядом с нами… Пока было тепло, в этом виделась даже некоторая сельская идиллия. Сидишь между грядок, дёргаешь то некультурные, то культурные растения, а около тебя вьётся или греется на солнышке кошечка, почти котёнок. Подкармливали её, судя по всему, не только мы, но и другие соседи, тем не менее, к нам она ходила чаще и резвилась, в основном, на нашем участке. Мы только старались не давать ей надежд и не пускали в дом, хотя мышки там гуляли где хотели.

   Впереди для кошечки маячила зима, но она-то заглянуть в это печальное завтра не могла и радовалась дню сегодняшнему. Мы с сыном уже вели разговоры, как с ней быть. Про себя я думал, что если сын её не возьмёт, то придётся брать нам, но ему об этом не говорил. Отговаривался, мол, капитальный ремонт начался - в доме разруха, будет не только у нас стресс, но и у кошечки. Как-то всё наше внимание тогда сосредоточилось на серой.

   А в последние дни октября чёрной тенью стала мелькать в дачном ландшафте какая-то совсем дикая тварь, которая шипела, как змеюка, и гоняла серую. А мы, соответственно, гоняли её. Я, правда, потихоньку от жены клал кусочки и этой зверюге.
   Наконец сын, который жил отдельно, таки забрал серую - его сердце дрогнуло первым.

   Мы уже убирались на зиму на участке и в доме. Чёрная тень мелькала всё ближе, но исчезала, как ниндзя, стоило двинуться в ее сторону. Что делать с такой, если она даже не подпускает к себе? А по радио уже пугали заморозками.
   Жена поехала на дачу в последний раз одна. И чёрная дикарка выскочила и чуть ли не обхватила лапами сапог жены: «Возьми меня к себе! Я же домашняя скотина всё-таки, а не рысь какая-нибудь, чтобы зимовать в лесу!» Почти так же напросился к нам Рыжий и прожил у нас четырнадцать лет.
   Жена дрогнула, но сразу взять не решилась.

   Дома мы посовещались: ну что, замёрзнет ведь зверюга! Да и кто её будет теперь подкармливать? И организовали специальную экспедицию. Это особая песня, как мы заманивали дикую тварь кошачьим кормом в дом и ловили потом с риском для жизни, потому что, поев, она уже не хотела, чтобы её спасали. Поймали, повезли домой в дурацком деревянном шкафчике от кухонного гарнитура, а она всё время хотела оттуда выскочить, бодая упрямой башкой дверки, завязанные ремнём и высовывая во все щели когтистые лапы. Кстати, оказалась спасённая причудливого черепахового окраса: чёрно-жёлтая с размытыми клеточками на меховом панцире, особенно заметными на более светлом животе, а подбородок - жёлтый, придающий чёрной разбойничьей физиономии уморительное выражение. Дома открыли ящик… Мелькнула чёрная молния - и только мы кошечку и видели, она тут же скрылась в дебрях нашей хрущёвки, как партизан в каменоломнях Аджимушкая.

   Первые дни жизни черепаховой гостьи проходили в том, что она ела и пряталась от нас. Ела  много и всё, как хороший деревенский поросёнок, мы уже начали радоваться, что проблем с питанием не будет. Рыжий, например, питался почти одной рыбой, как будто попал к нам с рыболовного сейнера. Пряталась кошечка так, что находили мы её с большим трудом. Немудрено: на дачах она прошла суровую школу выживания. Погладить себя дала далеко не сразу, первой – дочке. Спать с нами не хотела, укладывалась то под кухонным гарнитуром, то под батареей в самом дальнем углу большой комнаты.

   Разговоры с ней разговаривали, чтобы приручить:
   - Да мы тебя не обидим!
   - Да кто вас знает!
   Голос у неё оказался простуженный, скрипучий, как у несмазанной двери.

   Мама придумала ей красивое итальянское имя Джулия. Потом мы снизили пафос и сократили его до просто Джули. Как только лёд недоверия был сломан, киску постирали с антиблошиным шампунем и, закрутив в полотенце, как в смирительную рубашку, держали на руках, чтобы она не облизывала мокрую шерстку. Джуля обалдела и, хрипло ругаясь, пыталась вырваться на свободу. Всей семьёй доказывали ей, что без блох будет лучше. Не поверила. Только отпустили, побежала под кухонную тумбу, где сто лет не подметали, и извалялась в пыли.

   Когда Джуля несколько освоилась, то стала прокрадываться ночью на диван, когда мы крепко заснём, и ложиться с нами рядом. Она радовалась жизни украдкой, выдавало её только громкое довольное мурчание. Одна беда - под утро оставляла после себя лужу и вообще пыталась использовать диван как туалет. Лоток признала не сразу. Когда ей надо было сходить по-крупному, она бегала по квартире и искала пятый угол, самый незаметный. Мама носилась за ней с лотком и интеллигентно убеждала, что даже принцесса Диана… что даже королевские особы ходят куда надо, а не где попало… Ой, что-то я не о том... Дикарка, что с неё возьмёшь!
   Правда, лоток временно стоял не в укромном месте в санузле, а на кухне под стулом. Наверно, Джуле это не нравилось.

   У нас в доме шёл капитальный ремонт, который растянулся с сентября до Нового года. Все стены были в дырах, в ванной - самая большая, и мы, боясь, что Джуля через неё будет искать путь к свободе, заложили её фанерой. Иногда в квартиру забегали таджики, которых нанял подрядчик, которого наняла управляющая компания, которую мы вынудили сделать этот ремонт не за наш счёт… Им всем очень не хотелось его делать. Первый таджик, который пришёл снимать унитаз, стал откручивать бачок плоскогубцами, ключей у него не было. Потом другой таджик, когда отрезали старые трубы, отхватил какую-то не ту - залило подвал, и пришлось вызывать аварийку… В общем, гастарбайтеры и кошка скучать нам не давали.

   Как только Джуля стала нам доверять, мы сразу свозили её к ветеринару. Дорогу в переноске она перенесла сложно, рвалась на волю, как пленённая львица, даже грызла зарешеченную дверку. Может, решила, что мы хотим отвезти её обратно на дачу?
   В общем, за пару недель мы прошли все обычные кошачьи дела: осмотр, глистогонное, витаминные уколы, мазь для подпорченных дёсен, то-сё… К нашему удивлению, конова… котова… тьфу, ветеринары, дали нашей коше на вид три-четыре года. Ничего себе юная особа!

   Через очень непродолжительное время Джуля отъелась и стала грушевидной формы, широкой частью книзу. Ела уже не всё, но много, чувствовалось, что наголодалась. Уже не безобразничала на диване, ходила в положенное место.

   Бояться нас она перестала. Противным скандальным голосом просила есть, уличная хрипотца убавилась, голосок тончал, но до мелодичных рулад Рыжего ей всё же было далеко… Зато мы, тёмные люди, впервые имеющие дело с кошкой, а не котом, к своему удивлению узнали, что любви милых кошачьих дам нет берегов. Рыжий имел нрав гордый и независимый, а Джуля всё время лезла под руку, валилась набок, чтобы её гладили, чесали за ухом, а когда этого не делали - кусалась…
   Самой страдающей стороной оказался я.

   Семейство наше Джуля, наверно, классифицировала так: мама была кормилицей, дочка - подружкой по играм, а я… я, похоже, стал для любвеобильной коши большим котом. Во всяком случае, за женой она бегала как собака и требовала есть. С дочкой самозабвенно общалась; та похоже имитировала кошачий язык, и они устраивали целые диалоги, а ещё играли с бантиком. Со мной же игры носили я бы сказал - хм, не читают ли нас дети? - любовно-агрессивный характер. Ласки и почёсывания заканчивались покусываниями, царапаньем, трепетанием, ползанием на животе и подниманием грушевидной части черепахового тела кверху. (Ну всё, оправдал свои 18+!) И хотя зима подкралась незаметно для нашей управляющей компании, не желающей заканчивать ремонт до снега, кошка в душе и теле постоянно ощущала весну. Она зазывно орала, каталась по полу, пыталась вырваться на свободу искать кошачьего принца, да хоть и уличного Васю с обкусанными ушами, бегала, искала выход, норовила выскользнуть за дверь. Подолгу сидела на окне и смотрела вдаль, как Ассоль, - не мелькнут ли на улице алые па… котовьи уши и морда? Ничего не мелькало, и она кусала и царапала меня.

   Эти песни о главном кошачьем Джуля пела днём и ночью. Её даже не очень остудили грянувшие морозы за сорок. Наше семейство уже гадало, кто нас достанет скорее: подрядчик с таджиками, которые, видимо, хотели, чтобы мы вернулись к первобытному состоянию и стали обогревать квартиру кострами, или горячая «итальянка» Джулия, которая, пройдя все муки бездомного ада, теперь отъелась, отогрелась, отоспалась - и почувствовала неумеренный вкус к жизни?

   Что ж, кидайте в меня камни и упрёки - как только немного потеплело, мы наскребли денежку и отвезли черепаховую террористку на операцию.
   После того, как эта проблема решилась, и таджики сделали нам подарок - как раз к Новому году подключили стояки (засорив, правда, при этом подвальные трубы так, что пришлось вытаскивать из них куски цемента, а потом и вообще менять), заложили все дыры. Жизнь стала прекрасна и удивительна. Мы перестали ощущать себя жертвами то ли таджикского «Дома-2» то ли кошкиного дома тоже 2, и новогодние каникулы, которые власти дарят стране для пьянки, провели вполне празднично, но без фанатизма. Каждый занимался любимыми делами: я писал и читал, жена сидела в Интернете в фотосообществах, а дочь гуляла то со своим парнем, то с подругами.

   Джуля, придя в себя после поездки в ветклинику, стала гораздо спокойнее. Стерпела попонку, в которую мы её упаковали, чтобы она не лизала швы. Ходила в ней неуклюже, как настоящая черепашка, и даже иногда пятилась задом. Мгновенно угадывала по нашему поведению, когда мы будем колоть ей антибиотики и мазать противной мазью больные дёсны, не давалась в руки и уходила в подполье.

   Бурление крови в ней не угасло совсем, но наши игры уже не тянули на 18+, а перешли в охотничьи забавы. Я купил Джуле мышь на удочке, и теперь всё свободное время нам приходится играть с ней в кошки-мышки. Дошло до того, что она сама притаскивает нам удочку - играйте со мной, хозяева!
   Она по-прежнему любит сидеть на окошке, но уже не ждёт кошачьего Грэя, а просто мечтает о воле, к которой привыкла. Интересно, что мы будем делать с ней, когда растает снег и придет тепло?

   После того как я стащил её с форточки, когда она хотела спрыгнуть вниз в сугробы, мы привязали форточку шнуром к оконной ручке, оставив узкую щель для свежего воздуха. Стремление к свободе и ловкость нашей кошечки проявились в полной мере, когда однажды она при жене сумела запрыгнуть в эту шестисантиметровую щель и стала ходить по узким планкам внутри оконных рам, даже повисела вниз головой, как воздушная гимнастка, а потом спустилась вниз между стекол.
   - Ну что, будем распечатывать окно? - посмотрели мы друг на дружку и на кошку в оконном аквариуме. Но она запросто вскочила на форточку и спрыгнула на подоконник.

   Теперь Джуля уже не дикая, похоже, мы преуспели в её воспитании. В ванную где теперь стоит лоток, Джулька ходит охотно, а потом деликатно сообщает: «Мяу! Я сделала свои дела, я хорошая!»
   Когда уличные манеры пообтесались, выяснилась, что под ними скрывается существо вполне умное, любознательное и чрезвычайно общительное.
   Ведёт Джуля себя как кошачий подросток, а не вовсе не как дама трёх-четырёх лет, она игрива и настойчива в своих желаниях.

   И ещё: у неё оказался изысканный нос с горбинкой.
   - Ахматовский профиль, - говорю я.
   - Ахмадовский, - уточняет жена.
   Да, что-то восточное есть в нашей уже совсем не дикой красавице…

   Сейчас Джуле хорошо. Она всё больше ощущает себя хозяйкой квартиры, ходит по ней гордо, лежит где хочет, не прячется.
   На диване, где мы спим, она уже теснит нас, считая, что это её законная вотчина. Перед сном приходит к нам «целоваться» - лезет к лицу, к губам и пытается облизать.
   - Всё, Джуля, меня ты уже поцеловала, иди целуй маму! - говорю я, не успев увернуться и вытирая губы.
   И Джуля тут же идёт «целовать» супругу, а потом втискивается между нами, чувствуя своё полное право спать как человек и ощущая себя уже членом семьи, прайда - называйте как хотите. 

   Утром она напоминает о себе, мурлыча под ухо уже вполне музыкально: «Ребята! Как там писал Экзюпери в «Маленьком принце»? Вы в ответе за тех, кого подобрали. Не пора ли нам покушать?»
   Словом, вначале мы поработали над нашей кошачьей Галатеей, а теперь она взялась за нас, Пигмалионов.
   А Рыжий… Он по-прежнему живёт в моём сердце. Но и приблудная черепаховая кошка тоже завоёвывает в нём свой кусочек.
   Се ля ви - и кошачья, и человеческая.