Драма по мотивам романа Александра Дюма «Граф Монте-Кристо»
Действующие лица и исполнители:
Дантес – узник замка Иф
Монте-Кристо – Дантес на свободе
Аббат – священник, узник замка Иф
Мерседес – невеста Дантеса
В сценах: тюремщики, жандармы, моряки, люди светского общества
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
На отвесной, чёрной скале, над морской пучиной высился мрачный замок Иф. Эта тюрьма имела причудливый облик, который вызывает беспредельный ужас.
К замку Иф направляется лодка, в которой находятся два жандарма и молодой Дантес. Сквозь дымку Дантес увидел мрачный замок Иф.
ПЕРВЫЙ ЖАНДАРМ. (Негромко обращается ко второму жандарму.) Какой причудливый облик у этой тюрьмы Иф. Один её вид вызывает беспредельный ужас.
ВТОРОЙ ЖАНДАРМ. Да, от этого замка создаётся жуткое впечатление. Такое же, как эшафот на приговорённых к смерти.
ДАНТЕС. (Вскрикивает.) Боже мой! Замок Иф? Зачем мы к нему плывём? Замок Иф, это тюрьма для важных политических преступников… Я никакого преступления не совершал. Разве в замке Иф есть следователи или судьи?
ПЕРВЫЙ ЖАНДАРМ. (Равнодушно.) Там имеется комендант, тюремщики гарнизон солдат, да крепкие стены.
ДАНТЕС. Так вы говорите, что меня везут в замок Иф и там оставят?
ВТОРОЙ ЖАНДАРМ. (Смеётся.) А ты думаешь, что мы плывём туда просто так, прохлаждаться?
ДАНТЕС. (Взволнованно.) Безо всякого следствия? Без всяких формальностей, (Дантес пытается броситься в море. Жандармы его грубо схватили и швырнули на дно лодки. Дантес рычит от ярости. Жандарм упёрся ему коленом в грудь.) Ну, любезный, только шевельнись, и я влеплю тебе пулю в лоб!..
(Лодка причалила к скале. Жандармы, держащие его за руки и за шиворот, заставили подняться, сойти на ступеньки в скале, ведущим к крепостным воротам, приставив сзади ему в спину винтовку со штыком. Дантес шатался, как пьяный. Жандармы отворили дверь в камеру, втолкнули его и заперли дверь. Дантес пошёл вперёд, вытянув руки, пока не дошёл до стены и сел в угол).
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ.
ДАНТЕС. (Стучит в дверь кулаками.) Я требую свидания с комендантом. (В камеру входит тюремщик.)
ТЮРЕМШИК. Не упорствуйте в невыполнимом желании или вы сойдёте с ума…
ДАНТЕС. Ты так думаешь?
ТЮРЕМЩИК. Да, сойдёте с ума. Здесь беспокойные всегда так начинают, и вскоре сходят с ума. У нас есть такой случай с аббатом. Он предлагал коменданту миллион за своё освобождение и на этом сошёл с ума.
ДАНТЕС. (Покорно.) Пожалуй, ты прав тюремщик о подобном сумасшествии. Здесь, действительно можно просто сойти с ума. (Тюремщик ушёл. Дантес упал на землю и заплакал от безысходности.) Может быть, я действительно чём-то виноват? Если утрачены все надежды, то следует искренне обратиться к Богу. В моём положении я могу только обратиться к Богу, пусть меня переведут в другое подземелье. Пусть оно будет ещё более тёмное и сырое. Перемена, даже к худшему, всё-таки была бы переменой и на несколько дней развлечёт меня. Здесь, в одиночестве говорить вслух становится страшно. Господи, пошли мне товарища, кто бы он не был, хотя бы того сумасшедшего аббата, о котором я слышал… Я припомнил молитвы, которым мне научила меня моя мать (негромко поёт, каким-то не своим голосом)
Так уж получилось, что сошлись дороги
Вовсе незнакомых, но сошлись в одну…
Если вдруг в дороге грусть вас потревожит,
Знайте: я с любовью руку протяну!..
Если же несчастье вдруг на вас нагрянет,
На ресницах ваших заблестит слеза,
Знайте: сквозь туманы я с любовью гляну
Очень осторожно – в самые глаза…
С другом можно плакать, можно и молиться,
С другом можно просто сесть и помолчать…
Кто сказал, что с другом можно не считаться?
Друга первым делом надо уважать.
Разве друга ищут, разве выбирают?
Друг приходит в сердце просто невзначай.
Разве другом в жизни всякого считают?
Недруга от друга надо отличать…
Вот ведь какие простые слова в этой молитве, а сколько в них сокрыто глубокого смысла, который был до сего времени неведом мне. Для счастливого человека, молитва, это однообразный пустой набор слов, пока горе не вложит глубочайший смысл в проникновенные слова, которым несчастные говорят перед Богом. Вот уже, молясь, я не пугаюсь своего голоса, и, мне кажется, что при каждом слове молитвы я вижу Бога… (Становится на колени, молится.)
Господи, отпусти нам долги наши, как и мы отпускаем должникам нашим… (Встаёт с колен) Господи, почему несмотря на мои жаркие молитвы, я остаюсь в тюрьме? Господи, дух мой омрачился, словно туман застлал мне глаза… Господи, человек я простой, необразованный. Наука не приподняла для меня завесу прошлого. Разве могу я в уединении тюрьмы воскресить дух картины перед моим внутренним взором. Озарённые небесным огнём. У меня есть только короткое прошлое, мрачное настоящее и неведомое будущее. С юных лет мне суждено размышлять в бескрайней может быть ночи! Я хватаюсь за мысль о своём счастье, разрушенном без причины. Была мимолётная вера во Всемогущего. Я скоро потерял её, как другие теряют её, дождавшись успеха. Но только я успеха не дождался… (Начал головой колотиться о тюремные стены) Бог, я ненавижу людей, ненавижу Тебя, Ты обманщик, обманщик… Мне остаётся одно, - умереть с голоду. Когда мне будут приносить обед или ужин, я стану бросать пищу в окно; пусть будут думать, что я всё съел… Я лишился всего, что привязывало меня к жизни. Теперь смерть улыбается мне, как кормилица, убаюкивающая младенца. Господи, от одной этой мысли сне стало веселее. Эту мою жизнь, в любую минуту могу сбросить с себя, как сбрасывают изношенное платье.
(Послышался глухой шум за стеной, у которой стояла койка. Дантес поднял голову и прислушался.) Кто-то по камню действует металлическим орудием… Боже, неужели свобода?! Неужели Ты, наконец, сжалился над моими страданиями и посылаешь этот шум, чтобы остановить меня возле края могилы, в которой я стою уже одной ногой?! (Послышалось, как что-то просыпалось, после чего всё стихло. Через некоторое время звук послышался громче и ближе.)
ДАНТЕС. (Вскрикивает.) Боже мой! Боже мой! Я так молил Тебя, и надеялся, что Ты услышишь мои мольбы! Боже, Ты отнял у меня приволье жизни, отнял покой смерти, воззвал меня к существованию, так сжалься надо мной! Боже, не дай мне умереть в отчаянии!..
АББАТ. (Негромко.)Кто в таком порыве говорит о Боге и об отчаянии?
ДАНТЕС. (Громко.) Боже мой, от этого голоса у меня волосы становятся дыбом. Ради Бога, говорите ещё, хоть голос ваш и устрашил меня. Кто вы?
АББАТ. Я…Я – номер двадцать семь.
ДАНТЕС. Вы не доверяете мне? (Послышался горький смех из-под земли…)
АББАТ. Ничего не предпринимайте и ждите известий от меня. Я приду к вам. Ждите меня…
ДАНТЕС. Когда?
АББАТ. Это надо вычислить. Я подам знак.
ДАНТЕС. Вы не покинете меня? Вы не оставите меня одного? Вы придёте ко мне? Мы убежим вместе, а если нельзя бежать, будем говорить: вы - о тех, кого вы любите, я – о тех, кого я люблю. Вы же любите кого-нибудь?
АББАТ. Я один на свете.
ДАНТЕС. Так вы полюбите меня: если вы молоды, я буду вам товарищем; если вы старик, я буду вашим сыном.
АББАТ. Хорошо, до завтра.
ДАНТЕС. Боже, какое счастье! Теперь уж я наверное не буду один; а может быть удастся и бежать… Если даже останусь в тюрьме, у меня всё же будет товарищ; разделённая тюрьма – это уже только наполовину тюрьма. Жалобы, произносимые сообща, - почти молитвы; молитвы воссылаемые вдвоём, - почти благодать…
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
ТЮРЕМЩИК. (Тюремщик принёс Дантесу еду. Внимательно посмотрел на узника.)
Какой у вас странный взгляд. Что опять с ума сходите? Дантес ничего не ответил и тюремщик, пожав плечами, вышел из камеры. Послышались три мерных удара в стене под кроватью Дантеса. Дантес бросился на колени.
ДАНТЕС. Это вы? Я здесь.
АББАТ. Ушёл тюремщик?
ДАНТЕС. Ушёл и придёт только вечером.
АББАТ. Так можно действовать?
ДАНТЕСС. Да, да, скорее, сию минуту, умоляю вас! (Груда земли и камней посыпались в яму, вырытую Аббатом. Из тёмной ямы показалась вначале голова Абатта, затем и он сам выбрался из пролома… Узники крепко обнялись.)
АББАТ. Благодарю тебя за столь тёплый, радушный приём.
ДАНТЕС, Ну вы ли тот священник, которого считают… больным?
АББАТ. (С улыбкой.) Сумасшедшим, хотите вы сказать?
ДАНТЕС. Я не осмелился.
АББАТ. (С горьким смехом.) Да, меня считают здесь сумасшедшим, и я уже давно слыву посмешищем для жителей этого замка, этой обители безысходного горя.
ДАНТЕС. Так вы отказываетесь от побега?
АББАТ. Я убедился, что и через вашу камеру бежать невозможно. Я прорыл из моей камеры в вашу проход, примерно, в пятьдесят футов. Я думал добраться до наружной стены, пробить её и броситься в море. Но, как видите, мои труды пропали даром. А вот эту вашу стену образует утёс; десять рудокопов со всеми необходимыми орудиями, едва ли прорубят этот утёс в десять лет…
ДАНТЕС. Что ж тогда?
АББАТ. Тогда, да будет Божья воля! Я в глубокой покорности.
ДАНТЕС. Стоит ли так спокойно отказываться от надежды, которую вы лелеяли много лет. Зачем отчаиваться? Желать немедленной удачи, значит требовать от проведения слишком много. Разве нельзя начать подкоп в другим направлении?
Аббат. Я убедился, что убежать невозможно. Предпринимать невозможное, значит восстать против Бога. Знаете ли вы, чего мне стоил этот подкоп? Я четыре года потратил на изготовление инструментов. Два года я рыл землю, твёрдую, как гранит. Для того, чтобы прятать землю и камни, которые я выкапывал, мне пришлось пробить стену и сбрасывать всё это под лестницу. Теперь там всё полно доверху, так что мне теперь некуда было бы спрятать одну горсть пыли. Я уже думал, что моих сил хватит только на то, чтобы кончить работу, и вдруг Бог не только отодвинул эту цель, но и переносит её неведомо куда. Нет! Господу угодно, чтобы я навеки был лишён свободы!
ДАНТЕС. (Опустил голову.) Я понял, что мне не хватало только ободряющего примера. Всё, что сделали вы, могу сделать и я. Я нашёл то, что вы искали. Нужно продолжить подкоп до наружной галереи, убить часового и убежать. Для этого нужны мужество, сила и терпение.
АББАТ. Постойте. Вслушайтесь в мои слова, молодой человек. Когда я делал свой подкоп, тогда мне казалось, что я служу Богу, пытаясь освободить одно из его созданий, которое будучи невинным, не могло быть осуждено.
ДАНТЕС. А разве теперь не то? Или вы признали себя виновным, с тех пор, как мы встретились?
АББАТ. Нет, но я не хочу стать им. До тех пор я имел дело только с вещами, а вы предлагаете мне иметь дело с людьми. Я не могу уничтожить чью-либо жизнь. Кроме того мне известно, что знаменитые побеги, увенчанные полным успехом, это те, над которыми долго думали, которые медленно подготавливались и побеги случайные; эти самые лучшие, поверьте мне. Подождём благоприятного случая, и, если представится, воспользуемся им…
ДАНТЕС. (Говорит со вздохом.)Вы-то могли ждать, вас развлекал труд и утешала надежда.
АББАТ. Я занимался не только этим…
ДАНТЕС. Что же вы делали?
АББАТ. Писал или занимался.
ДАНТЕС. Так вам дают бумагу, перья, чернила?
АББАТ. Нет, но я их делаю сам.
ДАНТЕС. (Посмотрел на аббата с восхищением.) На чём же вы писали?
АББАТ. На двух рубашках. Я изобрёл вещество, которое делает холст гладким и плотным, как пергамент.
ДАНТЕС. Но, если вам не давали перьев, то чем же вы писали?
АББАТ. Я сделал себе прекрасные перья, я изготовил их из хрящей рыб, которые нам иногда подают.
Дантес. А чернила? Из чего вы делаете?
АББАТ. В моей камере прежде был камин. И все его стенки обросли сажей. Я растворяю эту сажу в вине, которое мне дают по воскресеньям и получаются превосходные чернила. Для некоторых заметок, которые должны бросаться в глаза, я накалываю палец и пишу кровью.
ДАНТЕС. А когда мне можно увидеть всё это?
АББАТ. Когда вам угодно.
ДАНТЕС. Сейчас же!
АББАТ. Так ступайте за мною. (Он спустился в подземный ход и исчез в нём; Дантес последовал за ним.)
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЁРТОЕ
(Камера Абатта. Дантес с любопытством оглядывается по сторонам.)
АББАТ. Такю Теперь только четверть первого и у нас остаётся ещё несколько часов.
ДАНТЕС. (Огляделся кругом.) Как вы определили время с такой точностью?
АББАТ. Посмотрите на солнечный луч, проникающий в моё окно, и на эти линии, начерченные на стене. По этим линиям я определяю время вернее, чем если бы у меня были часы, потому что часы могут испортиться, а Солнце и Земля работают исправно.
ДАНТЕС. В каждом вашем слове, чудятся тайны, столь же волшебные, как те золотые и алмазные копи, которые мне доводилось видеть в детстве. Мне пе терпится увидеть все ваши богатства..
АББАТ. Кое-какие инструменты я смастерил себе сам. Кроме напильника у меня есть всё, что нужно: долото, клещи, рычаг.
ДАНТЕС. Как бы я хотел взглянуть на эти плоды вашего терпения и искусства.
АББАТ. Извольте. Вот долото, - эта железную полоску, крепкую и отточенную с боковой рукояткой.
ДАНТЕС. Из чего вы её сделали?
АББАТ. Из скобы моей кровати. Этим орудием я прорыл себе дорогу, по которой мы пришли сюда, почти пятьдесят футов.
ДАНТЕС. Мне не терпится увидеть и другие ваши богатства.
АББАТ. (Подошёл к очагу. С помощью долота, он вынул камень.) Что же вам показать сперва?
ДАНТЕС. Покажите мне ваши литературные сочинения.
АББАТ. (Вытащил из тайника четыре скатанных свитка.) Видите, тут всё; неделю тому назад я написал «конец» на шестьдесят восьмой полосе. Две рубашки и все мои носовые платки ушли на это; если я когда-нибудь выйду на свободу, и если в Италии найдётся типограф, который отважился бы напечатать мою книгу, я прославлюсь.
ДАНТЕС. Да, вижу. А теперь, прошу вас показать мне перья, которыми написана эта книга.
АББАТ. Вот смотрите. Видите палочку? К ней при помощи нитки, привязан рыбий хрящик, запачканный чернилами; он был заострён и расщеплён, как обыкновенное перо. Вот моя гордость, перочинный ножик. Я сделал его из старого железного подсвечника. Ножик режет, как бритва. Что же касается чернил, то вы знаете, из чего я их делаю; я изготовляю их по мере надобности.
ДАНТЕС. Теперь я удивляюсь только одному, как вам хватило дней на всю эту работу?
АББАТ. Я работаю и по ночам…
ДАНТЕС. (Крайне удивлённо.) И по ночам? Что же вы, как кошка, видите и ночью?
АББАТ. Нет. Но Бог дал человеку и ум, который возмещает несовершенство чувств; я создал себе освещение…
ДАНТЕС. Каким образом?
АББАТ. Вот мой светильник, эта плошка…
ДАНТЕС. А огонь?
АББАТ. Вот два кремня и трут, сделанный из лоскутка рубашки, нашлись и сало, и сера…
(Дантес положил все вещи на стол, и опустил голову, потрясённый упорством и силою его ума.) Это ещё не всё, ибо не следует прятать свои сокровища в одном месте. Закроем этот тайник. За изголовьем кровати, в отверстии, закрытом камнем, лежит верёвочная лестница. (Достаёт лестницу, протягивает Дантесу.) Лестница может выдержать любую тяжесть.
ДАНТЕС, Где же вы достали верёвку для этой превосходной лестницы?
АББАТ. Я раздёргивал простыни, когда сидел в другой тюрьме, а когда меня перевози сюда, я ухитрился захватить её с собой.
ДАНТЕС. И никто не заметил, что ваши простыни не подрублены?
АББАТ. Я их зашивал этой иглой, сделанной из рыбьей кости.
ДАНТЕС. (Задумался.) Послушайте, может быть, ваш ум и изобретательность, поможет мне разобраться в моём несчастье, которое для меня самого окутано тьмой и которого я не заслужил?
АББАТ. Так вы считаете себя невиновным в том преступлении, которое вам приписывают?
ДАНТЕС. Я невиновен, клянусь вам жизнью тех, кто мне дороже всех на свете: жизнью моего отца и моей невесты Мерседес.
АББАТ. (Закрывая тайник.) Хорошо, расскажите мне вашу историю.
ДАНТЕС. Моя история короткая. Она ограничивалась моим путешествием в Индию и двумя-тремя поездками на Восток. При возвращении из плавания, меня хотели назначить капитаном корабля «Фараон». Я встретился со своим отцом, и рассказал ему про обручении с Мерседес. Потом меня арестовали, временно заключили в здании суда и без суда заключили в замок Иф. Больше я ничего не знаю.
АББАТ (Глубоко задумался.) В науке права есть мудрая аксиома: по своей природе человек сторониться преступления. Но цивилизация привила нам искусственные потребности, пороки и желания, которые иногда заглушают в нас доброе начало и приводят к злу. Отсюда положение: если хочешь найти преступника, ищи того, кому совершённое преступление могло принести пользу. Кому могло принести пользу ваше исчезновение?
ДАНТЕС. Да никому? Я так мало значил.
АББАТ. Не отвечайте опрометчиво; в вашем ответе нет ни логики, ни философии. На свете всё относительно, дорогой друг, начиная с короля, который мешает своему преемнику, до канцеляриста, который мешает сверхштатному писцу. Каждый человек сверху донизу, образует вокруг себя мирок интересов, где есть свои вихри, свои крючковатые атомы, как в мирах Декарта. Итак, вернёмся к вашему миру: вас хотели назначить капитаном «Фараона»? И вы хотели жениться на красивой девушке?
ДАНТЕСС. До.
АББАТ. Нужно ли было кому-нибудь, чтобы вас не назначали капитаном «Фараона»? Нужно ли было кому-нибудь, чтобы вы не женились на Марседес? Если да, то ищите среди них виновных в вашем несчастье. Постарайтесь припомнить всё до мелочей, связанных с общением с вами…
ДАНТЕС. Разве что, рыбак Фернан?..
АББАТ. Видите, этот солнечный луч в моём маленьком окошке?
ДАНТЕС. Вижу…
АББАТ. Ну, так вот: теперь ваше дело для меня стало яснее этого солнечного луча. Виновник всех ваших бед рыбак Фернан…
ДАНТЕС. Боже! Словно ослепительный свет озарил мысли Дантеса. Что прежде казалось мне тёмным, внезапно засияло в ярких лучах. Мне надо побыть одному. Я должен обдумать всё это…
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ.
Камера Дантеса. Дантес сидит на койке с остановившимся взглядом и искажённым лицом, неподвижный и безмолвный, как статуя. Тюремщик принёс ему еду, постоял молча, покачал головой и удалился. Дантеса от глубокой задумчивости отвлёк голос Аббата.
АББАТ. Дантес, перед сном грядущим мне хочется с вами пообщаться.
ДАНТЕС. (Оживился. Лицо его прояснилось и приняло прежнее выражение. Заговорил с нетерпением.) Да, да, приходите, жду вас.
АББАТ. (Появившись из подземелья. Посмотрел на Дантеса пристально.) Я сожалею о том, что помог вам в ваших поисках правды, и сожалею о словах, сказанных мною.
ДАНТЕС. Почему?
АББАТ. Потому, что я поселил в вашей душе чувство, которого там не было. Жажду мщения.
ДАНТЕС. (Улыбнулся.) Поговорим о другом. Научите меня чему-нибудь из того, что вы знаете. Я обещаю вам не говорить больше о побеге.
АББАТ. (Улыбнулся.) Я научу вас математике, физике, истории и трём-четырём живым языкам, на которых я говорю, вы будете знать то, что я сам знаю; все эти знания я передам вам за какие-нибудь два года.
ДАНТЕС. (С нескрываемым удивлением.) Два года! Вы думаете, что я могу изучить все эти науки в два года?!
АББАТ. Друг мой, выучиться, не значит знать; есть знающие и есть учёные. Одних создаёт память, других – философия.
ДАНТЕС. А разве нельзя научиться философии?
АББАТ. Философии не научаются; философия есть сочетание приобретённых знаний и высшего ума. Философия – это сверкающее облако, на которое ступил Христос, возносясь на небо. Сегодня же мы составим план обучения и завтра начнём приводить его в исполнение.
ДАНТЕС. Разве я сумею вам отплатить тем добром, которое вы для меня сделаете. Я буду в неоплатном долгу перед вами.
АББАТ. Дорогой друг, моя болезнь, мой припадок осудил меня на вечное заточение. Вы моряк, вы опытный пловец. Вы понимаете, со мной, в случае осуществлённого побега, вы далеко не уплывёте в море. Вот уже и рука моя почти полностью парализована. Я останусь здесь, пока не пробьёт час моего освобождения, - час смерти. А вы спасайтесь, бегите. К побегу всё готово. Вы молоды, сильны, спасайтесь, не считаясь со мной…
ДАНТЕС. (Резко встал.) Клянусь кровью Христовой, что не оставлю вас до вашей смерти.
АББАТ. Вот смотрю и вижу юношу такого благородного, великодушного, одушевлённого самой чистой преданностью. Я прочёл искренность твоей любви и чистосердечные клятвы. Я принимаю вашу жертву. Быть может ваша бескорыстная преданность будет вознаграждена. (Аббат протянул Дантесу клочок бумаги.)
ДАНТЕС. Что это?
АББАТ. Это бумага, друг мой. Теперь я вам могу всё открыть, ибо я испытал вас. Это бумага, моё сокровище, половина которой, начиная с этой минуты принадлежит вам… (На лбу Дантеса выступил холодный пот, после слов Аббата о несметных сокровищах, вырвавшихся у старика, свидетельствующие о приступе душевного недуга.) У вас благородная душа, Дантес, и я понимаю по вашей бледности, по вашему трепету, что происходит в вас. Успокойтесь, я не сумасшедший. Это сокровище существует, и вы будете владеть им. Вот прочтите эти строчки, этот полуобгоревший клочок бумаги я сумел расшифровать. Вот каков полный текст: «…Зарытые в пещерах острова Монте-Кристо, все мои золотые слитки, монеты, камни, алмазы и драгоценности… Под двадцатой скалой, если идти от малого восточного залива по прямой линии. Два отверстия вырыты в этих пещерах: клад зарыт в самом дальнем углу второго отверстия…»
Вы мой сын, Дантес! Вы дитя моей неволи! Мой сан обрёк меня на безбрачие; Бог послал мне вас, чтобы утешить человека, который не мог стать отцом, и узника, который не мог стать свободным. (Аббат протянул Дантесу руку; тот со слезами обнял старика…)
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
(Камера Аббата. Старик лежит на кровати, в лице его признаки смертельной болезни. Аббат с трудом приподнялся и со стоном стал звать Дантеса. Из подкопа показался Дантес. Он подошёл к постели Аббата, стал перед ним на колени.)
АББАТ. (Говорит слабым голосом.) Вы понимаете, друг мой, мне не нужно объяснять вам, что пробивает мой последний час…
ДАНТЕС. (Застонал от горя и, словно обезумевший, бросился, было, к двери с криком.) Помогите! Помогите!..
АББАТ. (С трудом удержал его за руку.) Молчите! Не то, вы погибли. Друг мой, камера, которую я покидаю, не останется долго пустовать. Другой несчастный узник заступит на моё место и вы явитесь ему, как ангел избавитель, и он сумеет помочь вам бежать, а я только мешаю вам. Положительно, Бог, наконец, вспомнил о вас, он даёт вам больше, чем отнимает, и мне давно пора умереть.
ДАНТЕС. Друг мой, замолчите, умоляю вас! Я спасу вас.
АББАТ. Я уже холодею… Вы единственная отрада моей жизни, отрада, которую небо послало мне, хоть и поздно, но всё же послало. Я благодарю Его за этот неоценимый дар, и расставаясь с вами навеки, желаю вам счастья и благополучия, которых вы достойны. Сын мой, благословляю тебя!.. (Дантес упал на колени и приник головой к постели старца.) Но прежде всего послушайте внимательно что я вас скажу в эти последние минуты; сокровище существует. По милости божьей для меня нет больше ни расстояний, ни препятствий. Я вижу его отсюда, взоры мои проникают в недра земли и видят ослепительные богатства. Спешите в Монте-Кристо [1], овладевайте богатством!.. Вот подходит моя смерть!.. В глазах темнеет!.. Рассудок мутится!.. Вашу руку, Дантес!.. Прощайте!.. Прощайте!.. Прощайте!.. (Собрав последний остаток сил, он приподнялся в последний раз) – Монте-Кристо! Помните, Монте-Кристо! (Аббат упал на кровать. Дантес погасил плошку, тщательно спрятал её и бросился прочь, задвинув, как можно плотнее плиту у себя над головой. Дантес пробрался к себе в камеру. Вскоре услышал шум и беготню в коридоре, возгласы тюремщика, звавшего на помощь. Вскоре пришли другие тюремщики и послышались тяжёлые шаги солдат. Вслед за солдатами. Прошёл комендант. Вскоре послышался голос коменданта.
ГОЛОС КОМЕНДАНТА. Ну вот, сумасшедший отправился к своим сокровищам; счастливого пути…
ВТОРОЙ ГОЛОС. При всех своих несметных богатствах, не смог купить себе саван…
ГОЛОС КОМЕНДАНТА. Саваны для утопленников в замке Иф стоят недорого.
ВТОРОЙ ГОЛОС. Может быть, ради него пойдут на какие-то издержки, всё-таки духовное лицо…
ГОЛОС КОМЕНДАНТА. Да, да, будьте спокойны, он будет зашит в самый новый мешок.
ВТОРОЙ ГОЛОС. Прикажете сделать это при вас, господин комендант?
КОЛОС КОМЕНДАНТА. Разумеется, но только поскорее, не торчать же мне долго здесь, в камере. (Снова началась быстрая ходьба взад и вперёд по коридору.)
ВТОРОЙ ГОЛОС. Оставить караульного у тела?
ГОЛОС КАМЕНДАНТА. Зачем? Заприте его, как живого, вот и всё. (Шаги удалились, голоса стали глуше и тишина объяла всё. Дантес вернулся в темницу к Аббату…)
ДАНТЕС. (Негромко.) Я хочу завоевать счастье, которое у меня отняли. Меня забыли здесь, в моей тюрьме, и я выйду отсюда только, как Аббат.
(Дантес замер, глядя прямо перед собой, как человек, которого осенила внезапная мысль, но мысль страшная). Он вскочил, прижал руку ко лбу, словно у него закружилась голова. Прошёл по камере, снова остановился у кровати Аббата и прошептал: Кто внушил мне эту мысль? Не Ты ли, Господи? Если только мертвецы выходят отсюда, я займу место мертвеца… (Дантес наклонился, распорол страшный мешок ножом Аббата, вытащил труп из мешка, перетащил его в свою камеру, положил на свою кровать, обмотал ему голову тряпкой, накрыл его своим одеялом, поцеловал в последний раз в холодное чело, повернул мертвеца лицом к стене, спустился в подземный ход, вернулся в камеру Аббата. Достал из тайника иголку с ниткой, влез в распоротый мешок и заделал шов изнутри. Страх Дантеса становился всё сильней. Прижав руку к сердцу, он старался умерить его биение, а другой рукой вытирал пот, ручьями, лившийся по лицу. Наконец, на лестнице послышались шаги. Дантес собрал всё своё мужество и затаил дыхание. Сквозь мешковину Дантес видел, как дверь отворилась. Двое подошли к его кровати, третий остановился у двери, держа фонарь в руке. Могильщики взялись за мешок, каждый за свой конец и положили на носилки).
ПЕРВЫЙ ТЮРЕМЩИК. Узел приготовил?
ВТОРОЙ ТЮРЕМЩИК. Зачем нам тащить лишнюю тяжесть? Там сделаем…
ПЕРВЫЙ ТЮРЕМЩИК. И то, правда; ну, идём…
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
(Бал у Графини Мерседес. Много званных гостей. Из зала нижнего этажа доносились звуки музыки. В саду хлопотали слуги, накрывая стол к званному ужину. Гости с нетерпением ждали графа Монте-Кристо, это имя было у всех на устах).
ПЕРВЫЙ ГОСТЬ. Держу пари, что многим не терпится знать, здесь ли граф Монте-Кристо, или он откуда-то приедет?
ВТОРОЙ ГОСТЬ. Когда же прибудет граф-Монтекристо?
ТРЕТИЙ ГОСТЬ. Граф скоро прибудет, не беспокойтесь…
ЧЕТВЁРТАЯ ГОСТЬЯ. (Обращается к первому гостю.) А знаете ли вы, что его зовут не только Монте-Кристо?
ПЕРВЫЙ ГОСТЬ. Нет, я этого не знал.
ЧЕТВЁРТАЯ ГОСТЬЯ. Монте-Кристо, это название острова, а у него есть, кроме этого, фамилия.
ПЕРВЫЙ ГОСТЬ. Я нигде её не слышал.
ЧЕТВЁРТАЯ ГОСТЬЯ. Значит я лучше осведомлена, чем вы: Его зовут Дзаконе. Он мальтиец, сын судовладельца. Он служил в Индии, разрабатывает серебряные рудники в Фессалии и приехал в Париж, чтобы открыть заведение минеральных вод.
(Обращается ко всем гостям.) Знаете, господа, Монте-Кристо интересуется полиция. Вы, ведь понимаете, Париж взволнован при виде его необычайной роскоши, и полиция наводит справки...
(В залу вошёл граф Монте-Кристо. Было в нём природное обаяние, которым от сразу привлекал к себе внимание и расположение. Всё в нём изобличало глубину ума и чувств, это придавало его чертам, взгляду и самым незначительным жестам несравненную выразительность и явность. Кроме всего прочего, чувствовалось, что в нём, скрывается какая-то тайна, позлащённая блеском несметных богатств. Граф под огнём любопытных взглядов и мимолётных приветствий, направился к Мерседес, стоявшей перед камином, утопавшем в цветах. Он почтительно склонился перед ней. Оба они стояли в безмолвии.)
МОНТЕ-КРИСТО. Неужели все эти господа знаменитости?
МЕТСЕДЕС. Один из них учёный, он открыл новый вид ящерицы, у которой на один позвонок больше, чем у других. Это открытие наделало много шуму в учёном мире. Рядом с ним, в синем фраке – академик, он, кажется, втыкает кроликам булавки в голову… Сделайте мне честь, граф, предложите мне вашу руку.
(Монтекристо пристально и взволнованно посмотрел на неё… Предложил ей руку, и они сошли по лестнице крыльца в сад. Следом за ними с радостными возгласами устремились в сад погулять и все желающие. Мерседес отпустила руку Монте-Кристо, подошла к лозе винограда, сорвала гроздь и протянула графу. Монте-Кристо отступил на шаг.)
Вы мне отказываете, граф?
МОНТЕ-КРИСТО. Сударыня, я смиренно прошу у вас прощения, но я никогда не ем муската.
МЕРСЕДЕС (Со вздохом уронила виноградную гроздь в песок, и сорвала бархатный плод персика.) Тогда возьмите этот персик. (Монте-Кристо повторил жест отказа.) Как, опять… Право, мне не везёт (Роняет персик в песок.) Знаете, граф, есть такой трогательный арабский обычай; те, кто вкусил под одной кровлей хлеба и соли, становятся навеки друзьями…
МОНТЕ-КРИСТО. Я это знаю, сударыня, но мы не в Аравии, здесь не существует вечной жружбы…
МЕРСЕДЕС. (Говорит с волнением, глядя в глаза графу, схватила обеими руками его руку.) Но всё-таки… Всё-таки мы друзья, не правда ли?
МОНТЕ-КРИСТО. (Вся кровь прихлынула к его сердцу и он, побледнев, как полотно, зашатался, так, словно у него закружилась голова.) Разумеется, сударыня, почему бы нам не быть друзьями?
МЕРСЕДЕС. (Тон его голоса был далёк от того, который она ждала от него. Она отвернулась со вздохом, более похожий на стон.) Благодарю… (Молча пошла вперёд, граф молча шёл рядом) Граф, правда ли, что вы много путешествовали, много страдали?..
МОНТЕ-КРИСТО. Да, сударыня, я много страдал.
МЕРСЕДЕС. Но теперь вы счастливы?
МОНТЕ-КРИСТО. Конечно, я никогда не жалуюсь. Моё нынешнее счастье равно прошлым несчастьям.
МЕРСЕДЕС. Вы не женаты и живёте одиноко?
МОНТЕ-КРИСТО. Да, одиноко.
МЕРСЕДЕС. У вас нет сестры, .. сына,.. отца?
МОНТЕ-КРИСТО. Нет никого.
МЕРСЕДЕС. Как вы можете так жить, не имея ничего, что привязывает к жизни?
МОНТЕ-КРИСТО. Это произошло не по моей вине, сударыня, так распорядилась жизнь.
МЕРСЕДЕС. Дантес, вы не убьёте моего сына?!
МОНТЕ-КРИСТО. (Отступил на шаг и тихо вскрикнул.) Какое имя вы произнесли, госпожа Мерседес?!
МЕРСЕДЕС. (Воскликнула.) Ваше… Ваше, которое, может быть, я одна не забыла. Я единственная узнала вас, чуть только увидела, и даже ещё не увидев, по одному вашему голосу. Дантес, по звуку вашего голоса.
МОНТЕ-КРИСТО. А кто вам сказал, сударыня, что я враг вашему сыну.
МЕРСЕДЕС. Никто! Но все матери ясновидящие.
МОНТЕ-КРИСТО. В таком случае, сударыня, знайте, что сын вашего мужа Фернана, оскорбил меня публично.
МЕРСЕДЕС. Выслушайте меня. Мой сын решил, что несчастье постигшее его отца и моего мужа Фернана исходит от вас.
МОНТЕ-КРИСТО. Сударыня, вы ошибаетесь: это не несчастье, это возмездие. Не я нанёс удар господину Фернану, его карает проведение.
МЕРСЕДЕС. (Восклицает.) А почему вы хотите подменить собой проведение?! Что сделал Вам Фернан? Виновата я, Дантес, и если вы должны мстить, так мстите мне, у которой не хватило сил перенести ваше отсутствие и своё одиночество.
МОНТЕ-КРИСТО. (Воскликнул.) А почему я отсутствовал? Почему вы были одиноки?!
МЕРСЕДЕС. Потому что вас арестовали, Дантес, потому что вы были в тюрьме…
МОНТЕ_КРИСТО. А почему я был арестован? Почему я был в тюрьме?
МЕРСЕДЕС. Этого я не знаю…
МОНТЕ-КРИСТО. Да, вы этого не знаете, сударыня, по крайней мере надеюсь, что вы не знаете. Но я вам скажу. Я был арестован и был в тюрьме, по ложному доносу рыбака Фернана. (Монте-Кристо достал из кармана пожелтевшую бумажку, исписанную выцветшими чернилами, и вручил её Мерседес).
МЕРСЕДЕС. (Бегло с ужасом читает, со стоном проводя рукой по влажному лбу.) Боже мой!.. И это письмо…
МОНТЕ- КРИСТО. Я купил это письмо за двести тысяч франков, сударыня. И это не дорого, потому что я сегодня благодаря ему, могу оправдаться перед вами.
МЕРСЕДЕС. И из-за этого письма?..
МОНТЕ_КРИСТО. Я был арестован; это вы знаете; но вы не знаете, сударыня, сколько времени длилось моё заточение. Вы не знаете, что четырнадцать лет томился я в темнице замка Иф. Вы не знаете, что четырнадцать долгих лет, я ежедневно повторял клятву мщения, которую я дал себе в первый день, но мне не было известно, что вы вышли замуж за Фернана, моего доносчика, что мой отец умер от голода!..
МЕРСЕДЕС. (Пошатнувшись, воскликнула, закрыв лицо руками, и как подкошенная упала на колени.) Боже милосердный! Простите меня, Дантес, если бы ва знали, сколько молитв вознесла я за вас Богу, и даже с тех пор, как поверила, что вы умерли! Я думала, что ваш труп погребён в глубине пропасти, куда тюремщики бросают умерших узников, и я плакала! Что могла я сделать для вас, Дантес, как не молиться и плакать? Послушайте меня: я часто видела один и тот же сон. Будто вы пытались бежать, заняли место одного из заключённых, завернулись в саван покойника, и будто этот живой труп бросили с высоты замка Иф; и только услышав крик, который вы испустили, падая на камни, ваши могильщики, оказавшиеся вашими палачами, поняли подмен. Я слышала тот ужасный крик от которого просыпалась, вся дрожа и леденея… Неужели, Дантес, кого я любила, готов стать убийцей моего сына?..
МОНТЕ-КРИСТО. Чего вы требуете? Чтобы я на предстоящей дуэли пощадил жизнь вашего сына? Хорошо, он не умрёт…
МЕРСЕДЕС. Радостно восклицает. Благодарю тебя, Дантес, благодарю! Таким я всегда любила тебя. Не всё кончается с земной жизнью, я это чувствую всем, что ещё не умерло в моей душе. Взгляните на меня. Красота моя померкла, в моих глазах нет больше блеска… Я во всём обвиняю себя, как жестоко я наказана!.. У меня была вера, невинность, любовь… Эти три дара, которыми небо наделяет ангелов. А я несчастная, я усомнилась в Боге!.. (Монте-Кристо желал сказать ей что-то, но Мерседес взяла его за руку и остановила его порыв.) Я чувствую, вы хотите сказать мне доброе слово… Не нужно, поберегите его для другой, а я недостойна. Взгляните, волосы мои поседели от горя, глаза мои от пролитых слёз окружены лиловыми тенями, лоб мой взбороздили морщины. А вы, Дантес, несмотря на все ваши страдания, всё такой же молодой, красивый. Это от того, что в вас жила вера, в вас было мужество, вы уповали на Бога. Бог поддержал вас. А я малодушна, я отреклась; Господь меня покинул, и вот, что стало со мной…»
МОНТЕ-КРИСТО. Нет, Мерседес, вы не должны судить себя слишком строго; но за мной незримо стоял Господь, чьим посланником я был, и он не захотел остановить брошенную мной молнию. Я был нужен Богу, и он вернул меня к жизни. Вдумайтесь в прошлое, вдумайтесь в настоящее, постарайтесь предугадать будущее и скажите: разве я не орудие Всевышнего? Разве Он не посылает мне всё для великих деяний. Я с тех пор несу это богатство, как служение; с тех пор меня уже ничто не прельщало в этой жизни, в которой вы, Мерседес, порой находили сладость. Я не знал ни часа отдыха, какя-то сила влекла меня вперёд, словно я был огненным облаком, проносящимся по небу, чтобы испепелить проклятые Богом города. Подобно тем отважным капитанам, которые снаряжают свой корабль в тяжёлый путь, в опасный поход, я приучал своё тело к самым тяжким испытаниям, приучал душу к самым сильным потрясениям…
МЕРСЕДЕС. Довольно, Дантес. Поверьте, что, если я единственная из всех, вас узнала, то я одна могла понять вас. Если бы вы встретили меня на своём пути и разбили, как стеклянный сосуд, я и тогда не могла бы восхищаться вами. Как между мной и прошлым лежит пропасть, так лежит пропасть между вами и остальными людьми… Теперь простимся, Дантес, и расстанемся…
МОНТЕ-КРИСТО. Раньше, чем мы расстанемся, скажите мне, что я могу сделать для вас, Мерседес?
МЕРСЕДЕС. Я хочу только одного: чтобы мой сын был счастлив.
МОНТЕ-КРИСТО. Молите Бога, который один держит в своей руке жизнь людей. А вы, Мерседес?
МЕРСЕДЕС. Мне ничего не нужно. Теперь я умею только молиться. Зарытый вами клад, как я догадалась, нашёлся в том самом месте, который вы указали мне в своём странном послании ко мне. Люби будут любопытствовать, - на какие средства я живу? Но не всё ли мне равно! Это касается только Бога, вас и меня. От моей доли состояния Фернана я отказалась. Теперь я в своей жизни не способна принимать решения. Если я ещё жива, значит такова воля Господа. Господь наслал на меня бури, которые сломили мою волю…
МОНТЕ-КРИСТО. Однако, сударыня, не так поклоняются Богу! Бог требует, чтобы Его понимали и разум принимал Его могу3щество: вот почему он дал нам свободную волю… (Протягивает Мерседес руку.) Вы не хотите сказать мне до свидания?
МЕРСЕДЕС. Напротив, я говорю вам: до свидания! (Торжественно указывает на небо.) Вы видете, ещё во мне живёт надежда… (Пожав дрожащей рукой руку графа, Мерседес, бросилась бежать и скрылась.)
МОНТЕ-КРИСТО. Какая удивительная ночь, сверкает звёздами… Париж, это город Вавилон, где накапливаются, плавятся и отливаются все мысли, которые устремляются из этой клокочущей бездны, волнуют мир. Я верю, Божья воля привела меня сюда. Тайну моего пребывания в твоих станах, Париж, я доверил Богу и Он Единый читал в моём сердце. Он Единый знает, что я ухожу без ненависти и без гордыни. ОН Единый знает, что я не ради себя и не ради суетных целей, пользовался дарованным мне могуществом. Великий город, в твоем трепещущем лоне обрёл я то, чего искал; как терпеливый рудокоп, я изрыл твои недра, чтобы извлечь из них золото; теперь моё дело сделано; назначение моё исполнено; теперь ты уже не можешь мне дать ни радости, ни горя. Прощай, Париж, Прощай!..
Конец спектакля.
КРАТКОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ.
Через прозрачную среду интеллекта Александра Дюма, в его бессмертном произведении «Граф Монте-Кристо», Господь даёт понять людям, что на всё в этой жизни воля Божья. На самом деле, всё созданное в мире, есть порождение его неиссякаемой энергии Любви. Стоило Дантесу искренне обратиться за помощью с горячей молитвой к Господу в минуту тяжёлых испытаний, и Господь вызволяет его из самой казалось бы безвыходной ситуации. Более того, Он самым невероятным способом приводит Дантеса в царство духовных сокровищ: Господь посылает ему достойного духовного наставника, отпирает все запоры и через бушующий океан жизненной стихии и страстей, везёт его на корабле к островам совершенного счастья «Монте-Кристо» (к Христу, к Кристо). Такова правда и каждый может в этом убедиться на собственном жизненном опыте. По сути дела, сама наша жизнь, есть ничто иное, как тюрьма, тот самый замок Иф, где обязательно есть свои тюремщики-могильщики. Мы в этой жизни отбываем суровое наказание6 за неповиновение заповедям Господа. Люди, ведущие борьбу за выживание в лесу материального мира (в огромных городах, в этих горнилах человеческих страданий) думают, что наслаждаются жизнью. На самом деле испытывают различные страдания, и, в конечном счёте, остаются несчастными, и не могут избавиться от страданий, потому что погрязли в невежестве. Растрачивание драгоценной энергии человеческой жизни на поиски призрачного счастья, напоминает украшение мертвеца. Люди, прежде всего, должны обратить свой взор на порядок небесный, прославлять Бога, спасая свою душу.