...Был январь. Только-только народ отпраздновал новый тысяча девятьсот пятнадцатый год. Но не я. Я не мог.
Нас с братом тогда разделили. Его в одиночку отправили в Одессу, там что-то с упырями было, а меня... А меня, с группой наших "ветеранов" отправили на север. Там тогда ликантропы разошлись не на шутку - не только домашний скот таскали, но и на людей нападать начали. Средь бела дня. такой наглости мы ещё не видели...
Ну как "средь бела дня", средь тёмной ночи. Вламывались в дома, вырезали целые семьи. Такого ещё никогда не было.
Говорят, тогда в северной стае сменился вожак - мудрого старика, у которого был с нами договор о ненападении, загрыз какой-то заносчивый малолетний мудлан. Ну как малолетний - лет тридцать пять ему было от роду. Ликаном же он был не больше трёх...
Мы тогда как раз дошли до села у Белого моря, побродили по нему, узнали о нападениях. Нас было семеро, считая меня.
Решив не мозолить глаза местным, мы устроили лагерь на окраине, прямо посреди снежного поля. Помню, пурга была лютая, палатки даже дважды срывало. Вскоре Валентин - лысый, сухощавый колдун лет пятидесяти - поставил барьер, и ветер нас не беспокоил. Наступила ночь, в лесу завыли волки...
Они очень быстро замолчали. Резко. Потом уже я узнал, что их загрызли оборотни.
Эти твари о нас знали. Ближе к трём часам ночи на наш лагерь напали. Никогда не видел такой огромной оравы ликанов - голов пятьдесят, не меньше.
Валентин вышел по нужде, поэтому загрызли его первым... Он всего то и успел, что "звезду" зажечь. Что ж, хоть в смерти послужил - яркий синий шарик, поднявшись на высоту метров восьми, освещал всё вокруг.
Я вскочил, и в чём было - штанах, носках да рубахе - выбежл на мороз. В большой, общей палатке, где спали охотники, заухали ружья. Каждое ухнуло лишь по одному разу. Никита, Сергей, Антон и Прокофий... Отличные были охотники, не один десяток лет я их знал. Наш самый молодой, Миша, отмахивался у костра здоровенным полуторным мечём одновременно от шестерых ликантропов. Я тогда впервые стрелял из нового маузера - братец собрал его сам, подарил. Убойнейшая вещь, человеку бы отдачей, минимум, кисть вывернуло...
Трое зверолюдов упали замертво. Миша опешил от такого оборота событий, и один из ликанов, воспользовавшись этим, оторвал ему руку... Молодой парень погиб из -за меня... Я остался один.
Честно скажу - мне, профилиму, было не так уж сложно покрошить три десятка голов. Гораздо проще стало, когда я подобрал полуторку Миши. Рукоятку всё ещё сжимала его оторванная рука, когда я его подбирал...
Я отстрелял почти весь боезапас маузера, осталось только два патрона, когда остальные ликаны отступили. Они побежали в село. Глядя им в след, я видел, как жилые дома полыхают...
Я понял - бесполезно кого-то спасать. Нет, не так... Некого было спасать. Ликаны не оставили бы никого. Село кишело этими тварями. Когда я до него добрался, то бросился на первого попавшегося зверолюда - ударом кулака я опрокинул его и размозжил голову о мостовую. Кулак тогда пробил камни, и застрял в них. Я ещё удивился, почему на меня не набросились. Подняв голову, я увидел, что ликаны стоят вокруг, и... И ничего не делают просто смотрят. Я разбил пару булыжников рукояткой меча, и вынул таки кисть. Ликаны расступились, образуя эдакий "проход в толпе"... Пока я шёл, я насчитал почти две сотни голов... Господи, да они же все были в крови. Все. И редко кто был в своей...
Толпа вывела меня в центр села, на маленькую площадь, в центре которой были свалены истерзанные тела горожан... Я зарыдал... Несколько сотен людей, кто целый, кто по частям, были свалены друг на друга... Мужчины, женщины, старики, дети... Эти твари не щадили никого. Слёзы лились из моих глаз... Снежные хлопья застыли в воздухе...
Нательный золотой крест раскалился...
Я увидел младенца. Он был жив, хоть и со следами от когтей на спине... Маленький человечек, меньше полугода от роду, плакал и тянулся к мёртвой женщине без ног, которая, видимо, была его матерью... Жалость и опустошение внутри меня сменились на гнев... Ребёнок дополз до матери, и стал покрываться шерстью... Плач менялся на тоненький рык... Новорождённый ликантроп вгрызся в тело мёртвой женщины.
Мой крест расплавился...
Разбитая о мостовую рука, сжимающая маузер, медленно поднялась, я поймал щенка в прицел, и метким выстрелом разнёс маленькое тельце в клочья. В тот момент я умер...
Человек, вышедший из за кучи трупов, гоготал во всю глотку...
Вожак...
Я медленно перевёл ствол на него. В глазах этой твари не было ничего, кроме безумия. Высоких, худощавый, с бледной кожей... И весь покрытый кровью, словно купался в ней. Палец плавно нажал на спуск - последняя пуля вылетела из ствола и попала Вожаку в кадык. Шея ликантропа в человеческом обличии лопнула, окатывая округу багряной кровью, голова отлетела в сторону.
Всё внутри меня сжалось в ком гнева и ярости. В ту ночь я перестал просто убивать нелюдей за деньги - я стал ненавидеть этих тварей всем сердцем.
Снежинки, застывшие в воздухе, начали таять, а затем и испаряться, вода, вперемешку с людской кровью, залившая мощёную площадь, начала кипеть под моими ногами.
Тварь, сидевшая глубоко внутри меня, вырвалась на свободу...
Не помню, что было дальше. Очнулся я уже при свете дня, когда вздымал на кол очередного ликана. Одежды на мне почти не было, всё было истреплено. Бесполезный маузер болтался в разорванной портупее на поясе. Кожа и плоть во многих местах вспороты до костей. На левой руке не хватало трёх пальцев, на лице не было правой щеки.
Две сотни оборотней в лесу висели на кольях. Все, кроме одного. Его голова была у меня в руках, на лице вожака застыла расплывшаяся улыбка...
Три месяца спустя я дошёл до Петрограда уже целёхоньким, следы последних шрамов сошли где-то через месяц после их получения. Меня никто не распрашивал - как раз тогда вернулся второй отряд, отправленный на наши поиски, он то и нашёл моих рук деяния... Семнадцать седых парней смотрели на меня с ужасом.
Душа моя была мертва.
Остался лишь демон, чудовище в теле человека...