Железные пути, уходящие вдаль, в радиоактивный туман. Когда – то по этим путям доставляли топливо для самолётов в наш аэропорт, чтобы те, у кого хватало денег на билет, улетели ещё дальше, чем ведут эти пути. Это даль, дающая возможно отправится ещё дальше.
Хотя сейчас этих путей не осталось. Выжившие давно разобрали их на бытовые или оборонительные нужны. Но, если использовать воображение, их можно увидеть. И не только их.
Можно увидеть справа разноцветную вывеску магазина канцтоваров, в который я частенько захаживал. Справа можно увидеть ложбину с частными домами, густо поросшие деревьями. За ними Днепр, мирно текущий на юг. Если обернуться, можно увидеть так называемую Подстанцию, на которой, когда – то давно, кажется, что в другом мире, располагались макдоналдс. Справа же от него был «Дафи», торгово – развлекательный центр. Но самое интересное, так это, что психоневрологический диспансер, расположенный чуть дальше, возле путей, практически полностью уцелел. Хотя теперь туда лучше не соваться. Там такая… энергетика, что у многих крышу сносит. Галлюцинации, причём настолько явные, что даже я, после пары часов пребывания там, не смог их отличить от реальности. После меня пару дней отпаивали ромашкой.
Почему я стою здесь? Почему я подвергаю свою жизнь, стоя на перекрестке шоссе, которое когда – то связывало два города? Кругом куча брошенных машин, которые, как не странно, не фонят. Достаточно присесть за одной из них, и ты пропадаешь из поля зрения потенциального врага.
Обычно, я здесь не прохожу, а сегодня что – то потянуло повернуть сюда и задержаться. Воспоминания о былой жизни нахлынули на меня, и я не вижу смысла им противостоять. Но и идти через город под влиянием ностальгии опасно. Поэтому я присел на пыльную землю, отдавшись воспоминаниям.
Воспоминания… именно они отличают меня от большинства людей. Люди стараются запоминать только хорошее, забывая о плохом. Именно поэтому у большинства складывается мнение о мире, весьма далёкое от реальности. А я… я стараюсь помнить только плохое. Например, на этой дороге мы часто ругались с отцом в машине. Я помню каждый наш спор, каждый мой проступок. Но не помню того хорошего, что было на этой дороге. Я просто знаю, что оно было. Ведь хорошее… оно не заслуживает пристального внимания. Хорошее – это как санаторий. Оно лечит или заглаживает некоторые раны и неровности на твоей душе. Это как бальзам надушу. Просто нужно помнить, и знать, что хорошее было, есть и будет. Так легче жить.
А плохое… плохое закаляет тебя. Оно очерствляет тебя, превращая тебя в циника. Вот тут многие и ломаются. Забывают, что было хорошее. Забывают о нём вообще, не желая его замечать. Становятся… мёртвыми.
Я? Я не мёртв. Я живу ради хорошего и ради плохого. Я детально помню плохое и знаю, что было хорошее. Такая жизненная позиция не даёт мне совсем очерстветь, сохранить свою человечность, а также не даёт плохому ударить по мне неожиданно.
Хотя, для некоторых я ещё более мёртв, чем тот скелет в соседней машине.
Нам повезло. Через несколько часов после падения бомб, к нам пришла вода, освобождённая от сдерживания платин. Эта Волна, которая смела прибрежные районы, и унесла с собой значительную часть радионуклидов. Наверное, именно благодаря Днепру мы всё ещё живы.
Хотя нет. Большинство из нас спас Случай. Случай, который, вопреки всеобщему мнению, отнюдь не слепой. Именно Случай отправил меня не в наше убогое метро, а район ЮМЗ. Именно случай подбросил меня к толпе беженцев, уходящих вглубь туннелей ЮМЗ. Именно благодаря Случаю я и выжил.
Почему? Потому что я живу по совести. А в этом мире нужны такие люди, как я. Наверное, именно по этому я и выжил.
Хотя возможных причин много. А может, и нет никакой высшей цели. Обычная случайность. С маленькой буквы. Раньше я много об этом думал. Строил теории, версии. А потом… повзрослел я, что ли? Теперь я думаю только тогда, когда нужно. Или когда совсем скучно. Остальное время живу тем, что накопил. Теми знаниями, тем опытом.
Скрежет металла.
Я открыл глаза и прислушался. Тихо, ни единого звука. Да и редкость, что мутант подошёл так близко к туману. Они его почему – то не любят. Только если эта тварь не шла за мной целенаправленно. Тогда у меня проблемы. Вопреки расхожему мнению, самые опасные твари не те, что самые большие, а те, что самые умные. А на слежку, да ещё и с выжиданием, способно только существо с развитым интеллектом.
Опять. Слишком много думаешь, от этого и все проблемы.
Но всё же, кто это?
Не важно. Главное, сидеть тихо, и увидеть врага раньше, чем он увидит тебя. Скрежет донёсся откуда – то слева. Да, именно от туда я и пришёл. Завывание ветра не даст мутанту услышать мои сиплые выдохи через респиратор, но и не даст мне услышать его вздохи.
Здесь, в отличии от математики, минус на плюс даёт не минус, а ноль. Шансы равны.
Развернувшись, я залез в кузов кроссовера, под которым сидел. Запах плесени, который я чувствую даже через респиратор, скроет меня от чувствительных обонятельных рецепторов мутанта. А что, если это гуманоид? Тварь, бог весть откуда взявшаяся. Никому не ведомо, из каких лабораторий или катакомб она выползла. Но вот она и является главным врагом человека. Почему? Потому что обладает разумом, который не уступает разуму человека. Так уж у нас заведено, что один разумный вечно воюет против другого разумного. Пока, в конечном счёте, не останется никого.
Да. Эта тварь могла проследить за мной, и подойти так близко у туману. Под два с половинной метра ростом, худые и с непропорционально длинными конечностями, бледные, как та пыль, они обладают развитыми телепатическими способностями. Хотя встречаются они редко. Да и не так уж они опасны для человека, который умеет не думать. Который умеет закрыть глаза и видеть темноту.
Вот он. Гуманоид. В присядке, он крадётся между рядами машин, озираясь. Да… наверное, ему не привычно опираться на зрение, слух и обоняние. Но со мной, как говорила мама, всегда было непросто.
Он закрыл глаза, сканируя пространство. Я почувствовал едва уловимое головокружение. Но через мгновенье оно прошло. Гуманоид, как мне показалось, удивлённо посмотрел на машину, стоящую перед ним, выпрямился во весь рост, и, уже ни от кого не скрываясь, пошёл к Подстанции. К центру, падлюка, направился.
Я положил руку на цевьё винтовки. Может, вышибить ему мозги прямо сейчас? Нет, не хочу. Прекрасно понимаю, что он может убить десятки людей, которые того заслужили или нет, но не хочу этого делать. Устал я от убийств…
Удостоверившись, что гуманоид отдалился на достаточное расстояние, чтобы я остался незамеченным, я выбрался и машины, перевесил СВУ поудобней, и, со свойственной мне беспечностью отправился к ЮМЗ. Домой.
Раньше я пытался строить из себя эдакого крутого сталкера, знающего, что делать. Сурового, жёсткого и циничного. Что же, я действительно знал о выживании гораздо больше, нежели большинство. Возможно, это потому что в детстве я увлекался постапокалипсисом. Кто – то может назвать такие книги, фильмы или сериалы чушью, но лично я считаю, что в них есть доля правды. Нужно только суметь извлечь её. Небольшие хитрости, которые авторы добавляли в свои книги, чтобы добавить ей исключительности, зачастую оказывались дельными советами по, скажем, разведению огня. Ещё я, как теперь понимаю, интуитивно предчувствовал нечто подобное. Что скоро всё круто измениться. Поэтому я заранее начал приучать себя к минимализму, учился метать ножи и стрелять, усердно занимался физической подготовкой.
Именно поэтому мой процент выживаемости был больше, чем у других. Именно поэтому за мной некоторые и пошли. Но что мог сделать семнадцати летний пацан? Каким бы умным и мудрым он не был, у него никак не может быть опыта, который так необходим для выживания.
Что такое постапокалипсис? Думаете, это секс, анархия и тому подобное? А вот хер. Когда не ел три дня, тебе не до секса. Такая жизнь снимает лишнюю мишуру с человека, оставляя только его настоящего. И хотя по началу я пытался сплотить вокруг себя людей, привить им моральные ценности, нравственность, но у этих зверей желудок всегда на первом месте. Конечно, были и те, которые остались людьми. Которые не разочаровались в человеке. Они то и начали воссоздавать порядок из хаоса.
А я? Я обнаружил в себе то качество, которого боялся больше всего: равнодушие. Именно поэтому я и отдалился от людей. Более того, я стал их ненавидеть. Ненавидеть их за их слабость, за их не желание признавать очевидного. Из двух путей, они выбирают самый лёгкий. Они не развиваются, только деградируют. А я всегда не любил обезьян.
Вспомнив о своей ненависти, я стиснул зубы и сжал винтовку.
Стоп.
Когда я проходил здесь в последний раз, этой лужи здесь не было. Точно не было. Подобрав горсть земли, я кинул её перед собой. Ничего. Но лужи здесь не было.
Обернувшись, чтобы удостовериться, что за мной никто не охотится, я решил пройти через двор справа от меня. Присев под стеной, я выглянул. Во дворе, который когда – то, как сейчас помню, был шиномонтажкой, никого не было. Пройдя под полуразрушенной кирпичной стеной, я снова задумался о том, откуда взялись мутанты, забыв о том, что рассуждал совсем о другом.
Ладно те, что мутировали из собак, котов, крыс и воронья – они хотя бы не сильно отличаются от своих пращуров внешне. Но как быть с гарпиями, или с теми же гуманоидами? И это только те мутанты, которых мы квалифицировали. А сколько я видел тварей, которых до меня не видели? Пауки с легковушку размером никак не могли за десять лет так мутировать. А солдатики? Самые безобидные солдатики, с которыми мы все играли в детстве, превратились в тварей с бочку размером, охочих до сырого мяса. И живут они по – прежнему огромными скоплениями.
А та тварь, которую я видел месяц назад? Ну вылитый вампир из «Ван Хельсинга», только без крыльев. Как он мог появиться на свет?
Лично я придерживаюсь версии, что взрывы атомных бомб раскололи или проредили границы между мирами, и в наш мир стали просачиваться такие твари. Хотя чёрт его знает, что оно на самом деле. Может, и бомбу скинули с какой – то биологической дрянью.
Очередь. Одиночный выстрел, пистолетный. Снова очередь.
Судя по всему, кто – то налетел на мутантов. И этот кто – то у меня на пути. Так что, хочешь не хочешь, а помогать придётся. Жизнь крыс не любит.
Сняв СВУ с предохранителя, я трусцой кинулся вперёд. Преодолев пару кварталов, я повернул налево. Но опоздал.
Нет – нет, в хорошем смысле этого слова.
Это были люди. Двое людей, стоящих посреди улицы. И один из них держит меня на мушке. Нас разделяло метров сто, так что детально рассмотреть людей не получиться. Но можно восстановить картину происшествия.
Перед людьми, почти полукругом, лежат три тела диких: тех несчастных, которые отправились спасаться в наше убогое метро. От долгого и довольно сильного воздействия радиации они обезумили. Разбредшиеся по городу, их ещё можно встретить такими группками. И одни из них, тот, что слева от меня и справа от людей, ещё дёргается.
Я демонстративно поднял СВУ, демонстрируя тем самым, что нападать не собираюсь. Человек с автоматом сделал тоже самое. Я пошёл им на встречу, перевесив СВУ на плечё. А человек с автоматом, тем временем, одним сильным ударом ноги в висок добил дикого.
Под моими шагами поднималась пыль. Удивительно: там лужи, тут пыль.
- Здоров, сталкер,- протянул руку мужик,- ты кто будешь?
- Никита,- я пожал руку.
- А, наслышан – наслышан,- уголки глаз мужика сузились, что говорит об улыбке,- а я Борис. Борис Большой, может, слыхал?
- Тот Борис, который с печенегом ходит?
- Он самый!- расхохотался он,- только вот сейчас без печенега. В ремонте он, вернее, на доработке. Так что вот, с игрушками хожу!- он поднял руку с калашом, к которому были прицеплены оптика и подствольник, как будто тот действительно был игрушечным.
- Ты потише смейся, Борис,- я стрельнул глазами в ближайшие тёмные провалы окон,- а то я недавно с гуманоидом в…- я осёкся. Незачем людям знать о некоторых моих способностях,- в общем, гуманоида видел, на Запорожском шоссе, на повороте на шинную. Он, правда, к Подстанции ушёл, но бережённого бог бережёт.
- Это ты верно, брат, подметил,- Борис преобразился. Моментально стал собранным, от его весёлости не осталось и следа. Мне это понравилось,- а это Света, научник.
- Научник?- я перевёл глаза на попутчика, вернее, попутчицу Бориса. Теперь, глядя на её глаза, я действительно узнал в ней девушку. Осталась только одна проблема…- сколько вас вышло из туннелей?
- Десятеро. Семь охранников, три учёных. Выжили только мы.
- На кого нарвались?
- Ни на кого,- Борис нисколько не помрачнел, вспоминая те события, унесшие жизни восьмерых людей, а так же их оружие и экипировку,- их поманило, понимаешь?
Я кивнул.
Да, иногда такое случалось. Особенно этому подвергались те люди, которые родились после взрывов. Выходя в город, они слышали зов, что – то манило их в центр города. Прямо в эпицентр взрыва одной из бомб. Бывало, некоторые доходили почти до центра воронки, и воспламенялись, как факелы. Причём это накрывает не локально, а выборочно. И трёх может накрыть всех, или одного. Поэтому, не многие решаются выходить в город в одиночку. Боятся, что сгинут в радиоактивной мгле. Почему я хожу один? У меня повышенный иммунитет ко всем этим ментальным штучкам. Это не значит, что меня не коробит, когда накрывает. Но одно дело хотеть пойти в центр, другое дело, бездумно туда идти.
- Никита, Борис…- подала голос девушка,- может, мы пойдём? Мне здесь не нравится…
- А, пещерная крыса!- махнул рукой Борис,- ты как, сталкер? С нами, или как?
- С вами,- я кивнул,- всё равно по пути. Я ведущий. Борис, ты замыкаешь.
Он молча кивнул и занял место в конце.
- А ты почему под зов не попал?
- Всё просто: я придерживаюсь самой древней сталкерской традиции.
- Тяпнуть перед выходом сто грамм?
- В точку,- заржал Борис,- для храбрости.
- И верно,- я обошёл кузов автобуса, от которого нещадно фонило,- героев жизнь ломает, трусов убивает, храбрым – помогает.
- Вы сами это придумали?- спросила Света.
- Не помню точно,- я нахмурился,- или услышал где – то давно, или сам придумал. Но фраза стоящая.
- Да… это точно,- выдохнул Борис,- глубокая такая.
- А зачем вы выходили?
- Борис же сказал: научная экспедиция…
- А цель у научной экспедиции какая была?
- Это конфиденциально,- потупилась Света.
- Меньше знаешь, крепче спишь!- задорно отрапортовал Борис.
- Намёк понял.
- А как вы один ходите? На вас что, зов не распространяется?- с какими – то фальшивыми нотками в голосе спросила девушка.
- У меня повышенный ментальный иммунитет,- холодно ответил я.
И, толи от моего тона, толи ещё от чего – то, Света замолчала.
Остаток пути мы проделали в молчании.
Каждый раз, видя здания ЮМЗ, я невольно вспоминаю события десятилетней давности. Тот хаос, который творился здесь, когда полетели первые бомбы.
Те воспоминания размыты, но единственное, что я помню чётко: голос из рупора, который вещал благую весть о том, что под ЮМЗ есть сеть туннелей, и в них можно выжить. Тогда я не думал. Вообще. Услышав этот голос, я кинулся к цехам, сквозь открытые ворота, к всего лишь паре человек, которые махали руками и указывали куда – то вглубь цеха.
Я забежал последним. Через пару мгновений, как я пересёк порог, меня в спину ударила волна от взрыва. Потом ворота закрылись, кто – то помог мне подняться. Затем помню скользкие и узкие ступени, ведущие в подвалы. И массивную дверь гермозатвора.
И только когда она закрылась, закрывая собой нас от ядерного или какого там взрыва, я понял, что вся моя семья осталась за этим шлюзом. Я один. Если вы раньше чувствовали одиночество, можете смело насрать на это слабое, никчёмное ощущеньице. Вы почувствуете одиночество тогда, когда вся ваша семья и все, кого вы знали, умрут.
Вы спрашиваете меня, что такое ЮМЗ? Что такое Юмзик, Город, Крепость, Убежище?
Я скажу вам. Это – сборище людей всех мастей. От бывших профессоров до урок, от мусорщиков до профессиональных военных.
Сейчас это практически цивилизованное государство, разбитое на сектора. Я числюсь в «Содружестве Сталкеров», думаю, почему, понятно. Нас ещё эссесниками называют, а особо весёлые себе на плече эти две руны и вышили. Так же есть «Торговый Альянс», или просто Зона Барыг. НИИ «Свет в конце туннеля». Плюс ко всему множество обычных жилых секторов, пронумерованных. Там живёт обычный рабочий люд. Ещё есть «Палата Советов», где ошиваются дипломаты, советники от разных секторов. Там же и проходит Совет Старшин, этакая госдума.
В целом, в секторах довольно безопасно. В основном из – за того, что пройти в сектор можно, если только ты сам гражданин сектора. А получить гражданство не так уж и легко. Да и получив, ты будешь соблюдать все правила, лишь бы его не отняли.
Переходы. Переходы – это другое дело. Там нашли себе место те, которым не нашлось места среди нормальных людей. Или хотя бы людей, приносящих пользу. Наркоманы, объедающиеся всё теми же грибами. Обычное быдло, ловящее беспечных работников, по дороге домой. Шваль, одним словом.
Можно было конечно избавиться от этой швали одним походом, но она тоже выполняет свою функцию. Катакомбы ЮМЗ – поистине грандиозное сооружение. Они огромные. Если, как я и говорил, на заселённых участках ещё более – менее безопасно, то в диких – сущий ад.
Всё дело в том, что под Днепропетровском оказалась целая сеть подземных коммуникаций, в которых природный фон был завышен раз в пять. И именно из этих пещер мутанты, такие как упыри и ослизги, выдолбили проходы на нижние уровни катакомб ЮМЗ. Так что, наши подвалы кишат крысами.
Взрывать переходы слишком рискованно: может рухнуть куда большая часть подземелий. Поэтому мы, как могли, забарикодировали переходы разнообразным мусором, и дали швали задание – следить, чтобы оно не развалилось, и никто не прорвался. Вот так они отрабатывают своё относительно безопасное пребывание в Убежище. Здесь только бюрократы даром штаны просиживают. Хотя, есть и те, которые действительно стараются что – то изменить к лучшему. Но их меньшинство.
Так что, расклад такой: на верхних уровнях рабочие и сталкеры, на средних наёмники и бюрократы, ещё научники, на нижних шлюхи и бандиты. Всё как обычно.
Повернув за угол, и потеряв из виду узкую щель входа и блокпост охраны, я поздоровался с дежурными, перекидывающимися в карты, и, завернув СВУ в кожаный чехол, кивнул дежурному на той стороне: он кивнул в ответ и включил горячий душ с дизрастовором. Это конечно медведю иголка, но хоть тяжёлые частицы оно смывает.
Выйдя из душа, я дождался своих попутчиков. Не вежливо уходить, не попрощавшись.
- Ух, терпеть не могу эту дребедень,- сказал Борис, только выйдя из душа.
Следом за ним вышла Света. Она как всегда была молчалива, только шлем – маску сняла.
Она оказалась молодой, ещё моложе чем я, светловолосой девушкой с наивными голубыми глазами. Хотя было в её взгляде что – то ещё… что – то отталкивающее.
- Ладно, ребята,- я протянул руку Боре,- нам в разные стороны, так что…
- Увидимся, сталкер,- он пожал её, и в глазах мелькнуло что – то… да что у этих ребят за проблемы?
- Надеюсь, нет,- шепнул я сам себе, удаляясь в темноту сталкерского перехода.
Я точно во что – то вляпался. Нужно пару дней отсидеться.
Аварийное освещение в коридорах работало через одну, освещая тела спящих бомжей, шлюх, так или иначе показывающих свой товар, и ребят, на первый взгляд мирно пожевывающие грибы. Все они провожали меня взглядом, полным ненависти. Жалкие отбросы, что уж тут скажешь.
Но чем ближе я приближался к СС, тем меньше их становилось, пока последний упоротый бомжара не остался валяться позади. А впереди уже виднелось бледное, но монотонное свечение ламп дневного света, и застава с тремя дежурными. Двое, что сидели за ней, как и большинство дежурных, перекидывались партией в карты, а вот третий, стоял в двух шагах за заставой, вглядываясь в чёрно – красную даль.
Завидев меня, он не заметно начал поворачивать ствол в мою сторону.
- Стой! Назови себя!- крикнул он, когда я был в семи шагах от него.
- Миха, друзей не узнаёшь?
- Не друг ты мне, гнида черножопая,- с наигранным отвращением сказал он, опуская ствол,- давай, завалюйся.
Поздоровавшись в дежурными, я окинул взглядом большое мощение, бывшее некогда подземным цехом ЮМЗ. Лампы, висящие на середине роста, скупо освещали помещение снизу, а пространство сверху наоборот, заволакивала тьма, создавая впечатление, что потолка нет вовсе. Тёмно – зелёные стены, со следами от пуль. И посреди всего этого сталкеры понастраивали множество хибарок из всего, что только нашли. Тут тебе и халупки, сваренные из листов жести, и даже кирпичный дом, склеенный смолой. Вот я и дома.
Хотя утверждение, что все, кто здесь живёт, сталкеры, будет в корне ошибочно. Столько людей с психикой, отклоненной от нормы настолько, что порой она пугает и своих же коллег, не могли уродиться в таком количестве. Здесь живёт около четыреста людей, и только четверть из них – сталкеры. Остальные – это люди, так или иначе связанные с этим «романтичным» ремеслом. Самогонщики, плантаторы дури, шлюхи и мелкие торговцы, которые подрабатывают ещё и мелким ремонтом. Естественно, их товар не сравниться с товаром из Альянса, зато не нужно далеко бегать за товаром первой необходимости. Да и старкерские торгаши по приятней в общении будут, чем те, что из Альянса. Эти хоть понимают, что без сталкеров они загнуться, ровно как и сталкеры без торгашей. А те думаю, что они независимые, и могут заламывать такие цены, что волей – неволей, а поучить их жизни хочется. Не все там такие, конечно, но большинство.
Мой домик находится в дальнем левом углу, сразу за паровой трубой. Местечко, конечно, сыроватое, зато всегда тёплое. Хотя пар по трубе не идёт уже лет пятьдесят. Кинув косой взгляд на центральные проходы, я прошёл к своему домику под стенкой, благополучно миновав всех знакомых.
Замок на моей двери был, не сказать чтоб раритетным, но использовал цилиндрический ключ весом под сто грамм. Такой мало того, что хрен подделаешь, так ещё и хрен сопрёшь незаметно. Вес и длина в сантиметров пятнадцать этому не располагают. Это была моя маленькая гордость, которую я ношу во внутреннем кармане штанов, и на железной цепи, приделанной к разгрузочному жилету с внутренней стороны. Да, мороки много, зато надёжно.
Закрыв за собою дверь на обыкновенную собачку и затворку, я аккуратно повесил одежду на приделанные мною ко всё ещё тёплой трубе крючки, я решил, что сначала нужно выспаться, а уже потом похавать или в душ сходить. Да и в душ нужно было идти с самого начала, теперь уже поздно.
Решив, я завалился в кровать, привычно нащупав под подушкой ПМ, и уснул.