Трагифарс
Cмерть лишь вуаль жизни, а жизнь – вуаль смерти.
***
ЛИЦА:
ОРФЕЙ – любвеобильный певец
ЭВРИДИКА – его возлюбленный, безумно печальный трансвестит, иногда забывает, что он мальчик; когда не говорит стихами и не жалуется на судьбу, своей томной позой красноречиво выражает одиночество (эту роль должен исполнять негр или цветной)
МУЗА – соседка Орфея, вышивает розы крестиком
АИД – содержатель Дома Терпимости
ПЕРСЕФОНА – кулинар, надзиратель в Доме Терпимости
ТАНТАЛ – пчеловод, угощает всех крысиным ядом под видом засахаренных пчел
ГЕРМЕС – начальник цирка, человек-оркестр, устраивает балы и маскарады для самых важных
ВАКХ – владелец винного завода, устроитель ежегодного праздника в честь Любви, Красоты и Свободы плоти
МЕНАДЫ – красотки
СИЗИФ – сторож Цирка
ИКСИОН – шарманщик
МЕСТО ДЕЙСТВИЯ:
Цирк и площадь перед цирком.
Улица ведет вверх к Дому Терпимости. Дом со множеством дверных проёмов, занавешенных белыми полотнами, два больших окна смотрят в сад с дикорастущими цветами и на свалку.
***
АКТ 1
СЦЕНА 1
Эвридика, Орфей, Муза, Персефона
Туманное утро. Светит ночной фонарь. Эвридика проходит мимо Цирка на каблуках, в изысканной шляпке с сеткой вуали, в красном трико и купальном костюме, манто волочится следом, в руке засохшая роза – с нее опадают последние лепестки. Эвридика останавливается под балконом, томно дышит и читает стихи на распев.
ЭВРИДИКА.
Воспоминание с Вечерней Мглой
Дрожит и рдеет в раскаленной дали
Надежд, уже подернутых золой,
Чьи племена все дальше отступали,
Стеной вставая, что цветы заткали,
- Тюльпан, вербена, лилия, левкой, -
Виясь вокруг решетки вырезной
Подобием таинственной вуали,
И душным ядом, сладостным вначале,
- Тюльпан, вербена, лилия, левкой, -
Топя мой дух, и мысли, и печали,
В огромное томление смешали
Воспоминание с Вечерней Мглой...
Из окна доносятся звуки музыки. Сначала тихо, затем все громче. Кто-то неистово рвёт струны, а пронзительный голос раненой птицы - некой женщины, которую заперли в комнате по-соседству, в истоме выкрикивает имя Орфея.
ЭВРИДИКА. Какая дивная музыка... Какой симпатичный балкон. Кругом цветы, резьба и барельефы. Всё увито плющом, и тюль такая легкая, такая прозрачная – совсем не как у нас в борделе. (обрывает лепестки с засохшей розы) А кто же там поёт? Так сладко, так красиво... Слезу вышибает.
Из окна сыпятся цветы прямо на голову Эвридики.
ЭВРИДИКА. Ах, это злая шутка? Здесь ходят люди, играют дети – поосторожней там наверху!
ОРФЕЙ.(голос из окна) Простите, мадам, как я вас сразу не заметил. (играет на кифаре) Вы, должно быть, утренняя нимфа?
ЭВРИДИКА. Ночная. Как мгла ночная.
ОРФЕЙ. Очаровательно. Мгла ночная, как вы оказались здесь ранним утром?
ЭВРИДИКА. Я шла и пела... Шла на звуки лиры!
ОРФЕЙ. Поразительно! Мне тоже не спалось – дай-ка, думаю, спою что-нибудь, потешу свою ненаглядную Музу. Ей сегодня плохо, совсем не спит – отравилась, дуется на меня. Ночью всех кур поела, всю кровь выпила, а сегодня у неё, знаете, похмелье. Я давно за ней заметил...
МУЗА.(голос из окна) Это тебе не спится – я сплю нормально, сном убитого медведя. Тебя всё поиграть тянет. Лентяй! Тупица! Не знаю, что с тобой делать. Уже всё перепробовала, я бессильна – осталось с балкона скинуть. Но это я всегда успею, а пока... Пой, мой цветик, не стыдись! Здесь девушки ходят – пусть заходят. (сбрасывает горшок с цветами на голову Эвридики)
ЭВРИДИКА.(c горшком на голове) Последние лепестки моей надежды опадают с этой розы. (обрывает цветочные лепестки) Тюльпан, вербена, лилия, левкой – в огромное томление смешали воспоминание с Вечерней Мглой...
ОРФЕЙ. О, нимфа прекраснейшая, не хотите ли заглянуть на огонёк? На чаёк?
ЭВРИДИКА. Ой, ну что вы, я же вас не знаю... Я вас боюсь! Дальше пойду. Какое свежее утро. Мне нравится гулять одной, страдать в одиночестве, упиваться болью в предрассветном тумане.
ОРФЕЙ. Хотя бы имя своё скажите, ненаглядная.
ЭВРИДИКА.(откашливается, чтобы голос стал нежнее - совсем как у девочки) Меня Эвридикой зовут.
ОРФЕЙ.(произносит "ЭВВридика", задыхаясь от страсти) Эввридика!.. Как красивы... И так бледны - как нежный свет утра в немытом окне. Вы случайно не больны? И зачем Вам эта вуаль? Снимайте, снимайте немедленно! Дайте мне взглянуть на ваше личико. Я уверен оно прекрасней, нежнее белой лилии.
ЭВРИДИКА. Ничего я не сниму! Смерть лишь вуаль жизни, а жизнь – вуаль смерти. Оставьте.
МУЗА.(свешивается с балкона) Проваливай, отсюда, дура!
ЭВРИДИКА. ...Сегодня я печальней, чем Нотр-Дам!
ОРФЕЙ.(отталкивает Музу и сам свешивается с балкона) Отчего же, милая Эвридика? Вы прелестны, нежны как лунный свет – зачем грустить?
Из-за угла цирка выходит Персефона.
ПЕРСЕФОНА. Он такой всегда.
ОРФЕЙ. Кто? Эв-в-вридика?
ПЕРСЕФОНА.(передает Эвридике напиток в прозрачной бутылочке, черный как смола) Вот, выпей, моя рыбка, – это сладкое питье облегчит твои страдания.
ЭВРИДИКА.(в сторону) Цветок невинности так манит сутенера. (выпивает из бутылочки) Я тебе не верю! Я никому уже не верю. Я ухожу! (собирает рассыпанные цветы) Тюльпан, вербена, лилия, левкой в огромное томление смешали воспоминание с Вечерней Мглой... (роняет слезы) Всё, я пошла.
ПЕРСЕФОНА. Куда собрался? Я провожу! Опять потеряешься, я же знаю, как это бывает: вечно тебя в лес тянет, а утренний туман только разжигает страсти.
ЭВРИДИКА. Нет! Лучше я одна. Пойду, в реке утоплюсь. Прыгну под самый роскошный автомобиль. Брошусь с крыши в кусты терновника! Лишь бы вас не видеть. Ах!.. Эта жизнь невыносима, мне здесь обрыдло.
Уходит. Персефона идет следом, опыляет её сзади веселящим газом.
ОРФЕЙ. Куда же вы? А песни?! Вам нравятся мои песни? Даже соседям нравятся, и птицам, и зверушкам, и розовым кустам, и бетонным перекрытиям... (играет, высунувшись из окна) Ну вот. Ушла моя любовь, опять ушла. Куда она исчезла? Эввридика! Как я страдаю! Эввридика!.. Без тебя жизни нет.
МУЗА. Чего ты ждешь, мой дивный певец? Беги, ищи свою красотку. Любовь – за ней надо бежать, гнаться, как шлемоблещущий воин преследует вражеский штандарт. (бьёт его помелом) Понятно тебе?
ОРФЕЙ. Понятия не имею, где искать этот самый штандарт. Но боже, боже мой, как она прекрасна, Эввридика... (хватает музу за воротник, тянет за собой на балкон) Ты видела? Какое лицо!.. Белое как снег с горных вершин, как зубы аллигаторов из нильской долины... Я его никогда не забуду. Я же не найду никого краше... Разорви меня собака – я умру в одиночестве! (рыдает)
МУЗА.(передразнивает) Блаженство, радость первой боли, как светлый лик обрёк меня неволе, я не забуду никогда...
ОРФЕЙ. Ах, Муза, оставь меня в покое! Хожу как помешанный, а с тобой прямо невыносимо. Зачем ты меня изводишь? Убирайся к чертовой матери!
Муза несет Орфею охапки цветов.
ОРФЕЙ. Проваливай говорю!
МУЗА.(сбрасывает все цветы с балкона вниз, следом летят наряды Орфея) Как ты со мной обращаешься? А если я уйду – уйду всерьез? Или умру, не приведи господь в могилу! (крестится) Что ты будешь делать? Песни кому будешь петь?
ОРФЕЙ.(в сторону) А с тобой-то что делать? Уж лучше похоронные гимны во славу Аида орать, - умолять его, на коленях умолять, чтоб он тебя к себе поскорее забрал.(Музе) Всё! Это конец. Жизни нет, любви нет, так жить я больше не хочу. Я ухожу. Всё - пошел. Если я не найду её, мою любовь, чтобы петь ей песни, и сочинять стихи, я просто умру. А ты... Ты мне больше не нужна! Ты вносишь смятение, чудовищный беспорядок в мою жизнь. От тебя одни неприятности! (выбрасывает все цветы из окна – они просыпаются на землю дождем)
МУЗА. Ты бы поосторожнее. Нельзя так с музами... Проклянут!
ОРФЕЙ. Иначе вы просто не понимаете.
МУЗА. Ты... просто... ЧУДОВИЩЕ! (бросает неглиже ему в лицо) Я ухожу. Я тебя бросаю. (пауза) Ясно?
ОРФЕЙ. Иди. Вечером вернусь – позвоню.
МУЗА. А я возьму и не отвечу!
Уходит.
ОРФЕЙ. И не надо! Я найду любимую даже без твоей помощи. Кифара - вот всё, что мне нужно. Кифара, где моя кифара? (ходит кругами) Зачем я это сказал... Она же проклянет! (бросает кифару) Всё! Я проклят! Я не могу больше петь, у меня голос пропадает. Я должен найти её – белоснежную, мглистую вечернюю нимфу. Найти любовь. Иначе мне не жить... Всё, я пошел. Пошёл – и нашёл!
МУЗА.(издалека) Иди-иди! Чтоб ты охромел, собака.
СЦЕНА 2
Муза, Орфей в окне
ОРФЕЙ. Кифара, где моя кифара?! Без неё мне так грустно, без нее так пусто – даже спеть некому. А я бы сейчас спел, ох, как спел! – с надрывом, порвал все струны, чтобы эти сонные скопцы из цирка проснулись все разом и услышали мои песни о Любви великой, неземной. (выдергивает цветы из горшков) Тюльпаны, лилии, зверобой... О! Как я несчастен! Куда она исчезла, моя тигровая лилия, мой нежный ангел, моя незабудка? Бежала от меня нимфа, скрылась, с ума меня свела. Ждет, когда я умру... А я жить без нее не могу! Есть не могу. Пить не могу. Спать не могу. Нужду справить - и то не могу! Всё кончено. Я умру молодым, умру в одиночестве, в расцвете лет. (взбирается на край балкона – смотрит вниз, зажмуривается) Нет! Так просто я не умру. Надо бежать, придумать что-то... Смерть самую кровавую. Но прежде, я должен найти эту нимфу, взглянуть на неё в самый последний раз, спасти её... Она мечтала о смерти, убить себя хотела, этот ее взгляд самый нежный, безумная улыбка - она была готова на всё! Прыгнуть с моста, в реке утопиться, броситься под колеса ржавого трамвая... Что, если я не успею ее спасти? (спускается с балкона на землю) Что тогда со мной будет? Я умру, моё бедное сердце вспыхнет и разор...вётся. Ах! Скорее, скорее за ней!
Убегает.
МУЗА.(появляется на крыше цирка в венке из белых маков) Руки простер он вперед, объятья взаимного ждет, но всё понапрасну: одно дуновенье хватает несчастный влюбленный идиот. (срывает свой венок, бросает вслед убегающему Орфею) Вот твои розы, вот лилии, а с ними душистый левкой! Так молодой дурак взял и променял меня – быстроногую лань, музу самую прекрасную, самую легкую, невесомую, заоблачно-воздушную, самую музыкальную, чудесно-уникальную, остроумную, идеальную жрицу Любви на бледную наряженную шлюху! (падает с крыши за сцену) Такой дурааак!..
СЦЕНА 3
Муза, Эвридика
Эвридика возвращается к Цирку
ЭВРИДИКА.(идет с букетом, обрывает и бросает цветки через плечо) Тюльпан, вербена, лилия, левкой... (останавливается под окном Орфея) Ах, отчего никто о Любви мне не споет? О красоте моей неземной? (выдергивает репьи и листья лопухов застрявшие в волосах, в сетке вуали) Где тот симпатичный певец, сладкоголосый Орфей? Неужто помер? (наступает на упавшую с крыши бездыханную Музу) Везде я не вовремя. (снимает шапку, вуаль, накидку, танцует под окном) Тюльпан, вербена, лилия, левкой... Ах, где ты, мой заоблачный герой? Никто мне песню не споёт, конфетами не осыпет, в цветах не утопит. Без тебя я увядаю, засыхаю как роза без сахара. Мои лепестки опадают с невыносимой быстротой, их уносит ветер в далекие дали – так далеко они ещё не летали. (танцует) Даже не знаю, как быть... Где мои тюльпаны? Где вербена? Лилии? Где левкой?!
МУЗА.(выбирается из кустов, в которые упала с крыши, выходит навстречу Эвридике) Женщина, опять вы... Откуда вы такая?
ЭВРИДИКА. Вы... живы?!
МУЗА. Конечно. Я же Муза – я бессмертна. Меня палкой не убьёшь.
ЭВРИДИКА. А я не женщина.
МУЗА. А кто же? (выплёвывает цветы изо рта) Женьшень?!
ЭВРИДИКА. Зверобой! Отстаньте. Уходите, оставьте меня в покое. Я здесь танцую - вы мешаете. Что не понятного?
МУЗА. Ужасно вы танцуете. Убирайтесь и не танцуйте здесь больше никогда-никогда. Вам здесь не рады. Ясно?
ЭВРИДИКА. Какая вы грубая, а еще бессмертной зовётесь. Фу! Отстаньте...
Собирается уйти.
ЭВРИДИКА. Вы, часом, не знаете, где тот чудесный сладкоголосый певец?
МУЗА. Это который? Орфей? Орфей даёт концерты. Он божественно играет на кифаре, пишет дивные стихи и песни, а как он поёт, как поёт - боже мой!.. (жует цветы) Что вам нужно, девочка?
ЭВРИДИКА. Ничего. Я просто так из любопытства спросила.
МУЗА. Таких как вы – миллион! А он – один единственный божественный Орфей. Скоро, очень скоро о нём заговорит весь мир: мраморные плиты и золотые изваяния певца появятся в каждом приличном городе, в его честь станут называть улицы, провинции с золотыми шахтами и лунные кратеры, а ещё...
ЭВРИДИКА. Он дает концерт сегодня? Где?!!
МУЗА. В государственном Цирке. Билет можно купить у меня по минимальной цене - всего за 8 золотых, но ВАС всё равно не пустят. За 10 не пустят, даже за 20!
ЭВРИДИКА. Но почему?
МУЗА. Вы же проститутка. По глазам вижу. Прос-ти-ту-точ-ка! На вас смотреть стыдно – уходите.
ЭВРИДИКА. О, ужас! (оступилась, сломала каблук) Вы мне тоже неприятны. (ковыляет прочь)
АКТ 2
СЦЕНА 1
Дом Терпимости
Эвридика сидит на подоконнике в трико, синем берете и пышном воротничке, красит ступни йодом.
ЭВРИДИКА. Топя мой дух, и мысли, и печали в огромное томление смешали... Я забыла, совсем забыла слова! Я влюблена или не влюблена?.. Ах, чёрт, не разобрать. Как будто нет. А может, влюблена? В лицо его, в прекрасные глаза... Боже мой... Я лица его не помню. Он молод или стар? Какого роста? А борода, была борода? А кудри? Были кудри? Глаза какого цвета? Не помню, ничего не помню – хоть убей! Помню только, как он осыпал меня цветами прямо из ведра. Никто в жизни не был так щедр со мной. Разве что, Тантал... Всё пчелами угощал, пудрой осыпал, поил нектаром, звал в караоке: он хотел, чтобы я пел. Говорил, какой я красивый – ну просто божественный! (смотрит на блюдо с засахаренными пчелами – отсыпает горсть себе в карман) Нет, я совсем не божественный. Это он божественный, мой любимый певец, самый божественный на свете Орфей... Я страдаю, о, как я страдаю! Здесь в этом саду только скучные пчелы, заросли диких трав и кусты белых роз – кругом эти скучные белые розы. (поливает их йодом из пузырька, вырывает кусты, раскидывает) Меня тошнит! Я же тюльпаны люблю, лилии, вербену, вереск, лопухи! А здесь только розы и эти сахарные пчёлы. Ах!.. (смотрится в оконное стекло) Я всё бледнее. Всё стройнее. Скоро я умру от любовной лихорадки. Даже работать не могу. А он... Как он играет на кифаре! Как пронзительно поёт! Очень скоро все захотят его услышать. Эти песни будет петь весь мир! Я слышал его голос всего однажды и вот, мне уже хочется петь... или... умереть! Но я буду любить его вечно, даже после смерти. Увы, мне увы!.. Он меня никогда не полюбит. Я же... (танцуя заворачивается в грязную занавеску) Я же проститутка! Наряженная китайская шлюха. Правильно Муза говорила: таких как я – миллион, а он – один единственный божественный Орфей. Таких больше нет. Он никогда, никогда меня не полюбит... Я самая обыкновенная проститутка. Ещё и мужчина! Я ничего не могу ему дать. Он, наверное, любит румяных пышногрудых девиц с длинными-предлинными косами, в их золотые завитки можно вплести лопухи и розы, обвить ими лиру, сбросить в окно и сползти вниз, как по лестнице, а ещё... На этих косах можно раскачиваться как на качелях, а при желании ими можно удавиться – вот это получится без труда. Ах, что-то я замечтался, мне работать надо - на чёрствый хлеб зарабатывать. (собирается положить сахарную пчелу в рот, но выбрасывает в окно – одну за другой бросает пчёл в кусты роз) Вот вам пчёлы, вот вам розы, чтоб вы больше не жужжали, чтоб вы больше не цвели – ненавижу, ненавижу! Всех вас ненавижу! Вы такие глупые. Пойду. Буду работать. Мыть полы, стены и потолки. Чистить овощи. Менять простыни. Ах, нет... не буду! Я же шлюха – не уборщица. Городская шлюха, грошовая проститутка. Но все равно, все равно я буду трудиться. Нагибаться, пол вылизывать, вытирать своим платьем стены, висеть под потолком, мести бородой под кроватью. Да! Я получу свою долю любви и диких удовольствий, а Тантал снова отсыпет мне пчел в сахаре, которых я всё равно есть не стану. В рот не возьму! (хватает блюдо с остатками пчел, осыпает себя сахарной пудрой) Я же влюблен – отчего я такой несчастный? (бросает блюдо наземь – оно разбивается) Тлен, всё тлен!
Скрывается за грязной занавеской, лезет через окно обратно в Дом Терпимости.
СЦЕНА 2
Орфей, Гермес, Персефона, Эвридика, проститутки
По улице перед Домом Терпимости с совершенно безумным видом бродит Орфей.
ОРФЕЙ.(в бешенстве) О, горе мне, горе! Геенна огненная разверзнись! Куда я иду? Здесь так пусто, мне так грустно... Кифару свою потерял, Муза и та меня покинула, коварная проститутка, к соседу сбежала. Ну что с ней делать? Вот так всегда: когда нужна не дозовешься, а без неё забот полон рот – она тут как тут. Ненаглядная моя Муза! Вернись – я всё прощу. Помоги мне найти дорогу в объятия любимой. Слышишь, Муза? Или не слышишь? Отзовись, глухая дура! Я безутешен, с ума схожу – без тебя жизни нет! Кругом такая пустота. Я не вижу двери, не вижу света фонарей, ни солнца лучей, ни луны - ничего!.. На душе кошки скребут, а толстокожие шлюхи, что живут по-соседству, поют мне песни о смерти, о любви – больше и спеть некому. Горе мне, горе! Я проклят, трижды проклят. В целом мире я один и нет никого печальней...
Ему навстречу шагает Гермес с веслом на плече и канатом на шее.
ГЕРМЕС. Орфей, привет! Ты чего шумишь в такую рань? Люди спят, а ты разорался. Бледный какой... И голос сиплый. (щупает лоб) У тебя горячка? Уже лихорадит? Долго орал? (ходит вокруг, рассматривает Орфея со всех сторон) Тебя прямо не узнать. Чем напился, кровью?
ОРФЕЙ. С утра выпил стакан кислого лимонаду. С тех пор ничего не ел. Даже петь не могу.
ГЕРМЕС. Бедный мой... Постой! (трогает лоб, отсчитывает пульс) Белладонну нюхал? Или не нюхал? Признавайся, Орфей. Ты весь белый, весь в муке, с каким-то невероятным сизым отливом... Присядь – не стой, белладонну нюхать опасно. Не делай так больше.
ОРФЕЙ. Как я несчастен! Я бы выпил яду. Из чаши круглой, из ведра! Злой рок, судьба моя больная. Я всё потерял: невесту, лиру, душу мою и ту выдернуло с корнем. Как быть – не знаю. Как дальше жить? Какое-то проклятье на меня свалилось – я изнемогаю. Сбил все ноги о мостовые и придорожные камни, пока искал ее, мою ненаглядную...
ГЕРМЕС. Какое несчастье! Но хватит, не думай об этом – будь весел и смел, мой друг. Всё пройдет – всё тлен. Найдешь ты свою невесту и Муза к тебе вернётся – не через год, так через два. Надо уметь ждать: не каждый день на улице радуга. (потряхивая веслом, указывает на небо)
ОРФЕЙ. Гермес, весло тебе зачем?
ГЕРМЕС. Ах, это! (оглядывается на весло) Так я с рыбалки.
ОРФЕЙ. Кого поймал?
ГЕРМЕС. А? Ну что ты! Это так, защита от рыб. (потряхивая веслом) Оно небольшое, но знаешь, помогает.
ОРФЕЙ. Я понял. (уходит, но сразу возвращается, бросается к Гермесу в ноги) О, Гермес, помоги мне, друг! Ты же начальник Цирка, еще и рыбак знатный – с веслом ты ловок, просто всемогущ! Помоги мне невесту найти, без неё умираю - пол дома готов отдать, ничего не жалко: одеяло и подушку, мою раскладную кровать, пуховую перину и десять покрывал – всё забирай!
ГЕРМЕС. Мой друг, к чему такие жертвы? На праздник приходи. Споёшь для нас, станцуешь – вернётся твоя муза. А потом все вместе отправимся на поиски твоей невесты. Так мы её быстрей найдём.
ОРФЕЙ. Ангел мой... Гермес, ты просто меня спас! Так тяжко было: чудовищные мысли и сомненья мне в душу лезли, грызли плоть мою, ох... прямо разрывали!! Столько бед свалилось разом на мою кудрявую голову - даже не верится.
ГЕРМЕС. Орфей, я знаю, ты поэт. Разумно мыслить не умеешь – не трудись. Оставь эту затею простым смертным вроде нас с рыбами. Мы все друзья, мы все тебе поможем. Ты пой для нас, пой не стыдись - тебе несложно ведь.
ОРФЕЙ. Мне очень грустно отчего-то. Когда мне грустно, я себя теряю.
ГЕРМЕС. Ну что ты, Орфей, подумаешь, немного осип - с кем не бывает. Через час-другой ты запоешь как птичка небесная - как еще никогда в жизни не пел. Идём! Я покажу тебе одно местечко. Там славно и уютно, весело и чисто, посетителей почти нет – тебе понравится.
Останавливаются у Дома Терпимости. Гермес звонит в колокольчик.
ГЕРМЕС. Здесь самые красивые девушки. Когда мне грустно, я прихожу сюда и, знаешь, мне сразу становится легше. (прячет весло) Входи, дружище, в уютный Дом Невинности, а я следом...
ОРФЕЙ. Ты спятил?! Я туда ни ногой. Здесь шлюхи кругом, какой-то отвратительный притон... На занавесках пятна, весь пол в пыли, на лампах паутина. От одного вида мне дурно. Пусти, куда ты тянешь? Я не с тобой – я мимо проходил.
ГЕРМЕС. Пойдем, тебе понравится! Ну, хоть взгляни одним глазком, как мило здесь внутри. Мы же не пол мыть пришли.
ОРФЕЙ. Тогда зачем? Мышей кормить и паучих?
Отдергивает занавеску: там прячутся юные проститутки и проституты, среди них Эвридика. Он скрылся за занавеской прежде, чем Орфей успел его опознать.
ОРФЕЙ. Да что же это такое... (уходит) Разврат средь бела дня! Искал любви – нашел ****ей. Как мир ко мне жесток, судьба не выносима.
Эвридика за занавеской падает в обморок.
ОРФЕЙ.(рыдает) Эввридика!..
ПЕРСЕФОНА.(хватает Эвридику за ноги, тащит в кухню, бросает на кушетку; выталкивает Орфея вон из дома) Иди, чего уставился? Сегодня все заняты. Бронь на месяц вперёд. Убирайся.
ГЕРМЕС. Эй, там! Понежнее с моим другом, он певец известный - с ним нельзя так.
ОРФЕЙ. Эээввридика!..
ЭВРИДИКА. Кто звал меня? (приподнимается на кушетке) А!.. (падает в обморок)
ПЕРСЕФОНА. Иди, кому говорят? (достает маленькую тощую собачонку из плетёной корзины) Убирайся! Ты слов человеческих не понимаешь? Тебе волшебное сказать? (бросает в Орфея звонко-лающую собачку) Кербер, взять!!
ОРФЕЙ.(отмахивается от Кербера, который впился ему в штанину) Прочь пошёл, пошёл! Сгинь! Изыди. Исчадье ада! Пусти – не наступай на платье, порвёшь - за всё заплатишь.
Быстро уходит.
ЭВРИДИКА. Очнулася в слезах. Стыд какой... (выпрыгивает в окно и убегает)
Гермес бежит следом за Орфеем.
ГЕРМЕС. Орфей, куда же ты, постой! Сегодня праздник – день рожденья Вакха. Идем со мной, споёшь для нас, станцуешь... А мы потом твою любовницу найдем. Прости меня за эту шутку... Я не со зла – тебя обидеть не хотел, не знал я, какой любви ты ищешь, мой певчий друг. Прости, родной! Я пришлю тебе цветов корзинок пять: увей чело и лиру, и пой для нас. Орфей, ты лучший – только пой.
СЦЕНА 3
Эвридика, Аид, Персефона, Тантал
Кухня в Доме Терпимости: Персефона раскатывает тесто, Тантал варит пчел. Аид разгадывает кроссворд сидя на табурете. Проститутки расположились на кушетках, за столом со скучающим видом. Эвридика в слезах, одел шляпу, промокнул слезы вуалью.
ЭВРИДИКА.(ходит у раскрытого окна) Бежать, надо бежать... Из лап, из стальных объятий этих гнусных, распутных убийц! Бежать как можно дальше, укрыться где-нибудь... В лесу, в степи, в болотах! Нет! Лучше в чаще. А можно сразу в горы, в золотые шахты, в рудники! В общество, где меня полюбят, оценят по достоинству. Я же прекрасен, я просто неотразим! Хочу быть музой. Он будет мне играть, петь мне будет, мой Орфей, а я... Я буду танцевать только для него. Он ждет меня, я это чувствую, я знаю... Надо верить сердцу и бежать, бежать прямо в объятия Любви! И пусть меня осыпят цветами, хотя бы вонючими маргаритками. Я на всё согласен. Ох, я бы его любил безнадежно и так страстно, любил его песни, его цветы... А он исчез, подлец! Теперь я один, совсем один. Орфей, он был так весел, так смел и так красив, а как он пел... Ах! Я так не умею. Он не полюбит меня, ни за что не полюбит. Я же... (кричит так, что все проститутки прячутся под кушеткой) Проститутка! А если я прикинусь сиротой бездомной – без рода, без племени, он мне хотя бы споёт ... Из жалости, из сочувствия споет! Надо бежать, бежать быстрее ветра, бежать как ураган...
Тантал стоит ногами в пенном тазу, склонился над кастрюлей – варит пчёл в сахаре. Неторопливо вытаскивает ступни из таза – одну за другой, направляется к Эвридике.
ТАНТАЛ. Эвридика! Сегодня ты особенно красив, просто неотразим. (протягивает ей засахаренных пчел) Вот, откушай сахарку. Для тебя, моя пчелка, все самое сладкое. Сегодня праздник, я угощаю. Пойдем со мной в кафе-бар?
ЭВРИДИКА. Я не голодный. Но спасибо! (отворачивается)
ТАНТАЛ. А голод здесь причем? Это же конфеты! (ест сам) Да что с тобой? Какой ты бледный: бледнее простыни, белее сахарка. Мукой тебя посыпали или овсяной пудрой? Признавайся! Иначе я буду пытать – пытать до полусмерти.
ЭВРИДИКА. Понятия не имею, о чём ты.
ПЕРСЕФОНА. Дурачок влюбился – посмотрите на него. Какой румянец, как глаз горит огнём, как в нём просыпается безумие. Посмотрите, как он сияет, как светится! (протягивает ему платье) Вот, надень. Будешь работать за двоих: чтобы не сдохнуть от тоски надо много трудиться. Надо впахивать!
АИД.(Персефоне) Какое лицо у него... Как-будто маслом помазали, как ты похорошел за два дня. Продадим его в Абхазию в Дом Невинности, а? Арбузы колоть.
ПЕРСЕФОНА. Нет, лучше в Нубию – в леса. Пусть рубит пальмы, собирает финики, ошкуривает львов и тигров.
АИД. Дай ему сахару, чтоб не печалился особо, а я пока клиентов разыщу. Мы его быстро определим – такие нимфы везде нужны.
ПЕРСЕФОНА.(Аиду) А давайте его сразу прикончим, чтоб не мучился, дурак.
ЭВРИДИКА.(пудрится мукой) Не старайтесь – я давным-давно умер.
АИД.(вырезает из теста печенья формочкой – складывает на противень, поливает медом, отправляет в печь) Когда успел?
ЭВРИДИКА. Когда полюбил. (отворачивается)
ТАНТАЛ.(складывает пирамиду из засахаренных пчел) А какой у смерти вкус?
ЭВРИДИКА. Получше, чем у ваших пчёл. (обливает Тантала мёдом из кувшина) Она сладкая – очень, очень сладкая... И душистая как мёд – того и гляди задушит.
Эвридика выпрыгивает в окно в сад и убегает.
ПЕРСЕФОНА. Куда же он? Лови его, лови! Расшибёшься ведь, дурень! (слегка приподнялся с кушетки) Можешь забрать себе всех пчел, Эвридика, только вернись!
АИД.(бежит следом за Эвридикой) А ну, стоять! (удерживает его, обхватив горло кухонным полотенцем) Куда собрался? Иди, работай!
ТАНТАЛ.(безмятежно ест пчёл) Вакх заходил сегодня с утреца, звал девчонок на пирушку, на весёлый праздник. Слышишь, Эвридика? У девушек сегодня праздник, а ты будешь работать. Впахивать! Один за всех и все на одного. Хорошо тебе, Эввридика?
Аид и Эвридика возвращаются на кухню.
Эвридика садится на кушетку к сонным проституткам.
ЭВРИДИКА. Не хочу я на праздник.
ТАНТАЛ. Вот это правильно. (жуёт) Мой ненаглядный, а чего ты хочешь? Похорон?
ЭВРИДИКА. Ну хотя бы! Мне надоело нюхать розы. Эти вонючие кусты за окном, их надо вырвать – прямо с корнем рвать, чтоб не росли здесь, не воняли, воздух не портили.
ТАНТАЛ. Если ты умрёшь когда-нибудь, я посажу их на твоей одинокой могилке, а сверху присыплю мусорком. Будешь мусор нюхать – он всяко слаще роз.
ЭВРИДИКА. Надоели мне ваши розы. Я бы здесь лилий белых насажал или голубых, а лучше – тИгровых. Ну этих самых, которые рыжие в крапинку и пахнут слаще керосина.
ТАНТАЛ. А я бы пчёлок разводил, чтоб они жужжали под окнами, опыляли твои тигровые лилии. И мед откладывали самый душистый, самый сладкий – лилейный мед, нежно-белый и такой тягучий, чудо-какой-ароматный...
ЭВРИДИКА.(мечтательно) Лилейный мед. Уж я насажаю лопухов: целые грядки лопухов, и морквы, и порей – непременно порей! Он будет цвести и пахнуть, и пусть наш сад как лавка специй, наполнится необъяснимыми ароматами. Только вообрази как красиво будет: кругом ботва и лопухи, и трава всякая душистая-пушистая... Тантал, ты чего такой сонный? Ты меня хоть слышал?
ТАНТАЛ. Не совсем, Эвридика, не совсем... Но я стараюсь! (подвигает к ней блюдо) Все равно ты мне нравишься. Я говорил тебе, как ты мне нравишься? Пойдем со мной в кафе-бар, споёшь мне, спляшешь. Пойдешь, Эвридика? (Эвридика закрывает уши и глаза руками, мотает головой) Ну, пчелок хоть отведай. Я сам сушил и в сахаре запёк.
АИД. Дела не ждут, а вы сидите.
ТАНТАЛ. А пчёлок не хотите?
АИД. За дурака меня принимаешь? Ступай-ка в ад, дружок. И не возвращайся, пока я не позову.
ТАНТАЛ. Как скажете, мой повелитель. (уходит на кухню, в облаке жужжащих сахарных пчел)
АКТ 3
СЦЕНА 1
Гермес и Вакх
Площадь перед Цирком.
Вакх сидит у входа в Цирк на деревянном стуле, лицо его расписано невероятными узорами, расшито холщевыми нитками, он наряжен по последней моде. Молодые девушки окружили его со всех сторон - крутят бигуди. Волосы его вьются и сверкают как чёрные морские волны. Словом, красавец писаный. Он жует виноград - красный и черный, запивает белым греческим вином.
ВАКХ. А где Орфей, прославленный певец? Красавец наш, гроза девиц.
ГЕРМЕС. Он весь в печали, в пене весь – он ванну принимает, кудри вьёт и завивает. Девица, которую он страстно любил, умерла или сбежала куда-то – он так и не догнал. Но это всё пустяки. Орфей прекрасный певец, он споёт сегодня, спляшет и сыграет всё точно по нотам. В этом не сомневайтесь!
ВАКХ. Ничего не имею против расслабления – сам люблю понежиться в душистой пене из теплого молока ослиц.
ГЕРМЕС. И я бы не прочь! Что петь прикажете? Помелодичней что-то, с хороводом, с танцами?
ВАКХ. Пусть споёт, что умеет – я весёлое люблю. И женщин позови красивых, страстных, озорных – пусть поют для нас, танцуют.
ГЕРМЕС. В венках, наряженных и смуглых?
ВАКХ. Конечно! И чтобы все были нарядные, вино текло рекой на пол и по столу. И пусть девушки танцуют в вине, ногами давят виноград и фрукты. Словом, всё, что давится. Столов побольше принесите, кружевных покрывал для пышности, закусок всяких: крабовых усов, тигровых устриц, слив запеченных в тесте с миндалем и мандаринов красных, пирог из жареных сардин и яблок с липовой подливкой...
ГЕРМЕС. Я понял! Поизысканнее блюд.
ВАКХ. Еды побольше, чтоб никто голодным и трезвым отсюда не вышел. Всё понял? Записал?
ГЕРМЕС. Я сам люблю, чтоб пестро и со вкусом. Все будет в лучшем виде, господин. Никто голодным с банкета не уйдет. Если всё пройдет по плану, гости ходить не смогут.
ВАКХ. Скажи мне, друг, вот этот твой певец, Орфей... Он девок любит или мужиков?
ГЕРМЕС. Слух прошёл, он мужеложец и дев к себе не подпускает. Но, может, врут всё?
ВАКХ. Вот это правильно, все лгут. Держись настороже – растопчут только так.
ГЕРМЕС. Вопрос такой к чему?
ВАКХ. А так, из любопытства. Говорят, поэты и впрямь сильны по части совращения. Ох, интересно было бы взглянуть, скольких он растлит за вечерок.
ГЕРМЕС. Ох, право, я не знаю. Для этого Орфея надо хорошенько опоить, а потом немножко подстегнуть, медом помазать, накормить вишнями в коньячном сиропе...
ВАКХ. Так в чем же дело? Купи вина побольше, порошку подсыпь. Праздник у нас или не праздник? Такое торжество бывает только раз в году.
ГЕРМЕС. Я всё красиво обставлю. Позову девиц, нарядим их, чтоб услаждали взор, певцу вина нальем покрепче, а лучше крепкой коньячины, чтоб сразу разогрелся. Споёт нам громко, о самом нежном, о любви своей чистой. Девушки его тут же любить начнут...
ВАКХ. Это ты хорошо придумал, мне нравится твой план. Зови гостей, стаканы расставляй, неси вино, закусок всяких. Закатим пир! И пусть содрогнётся весь мир.
Вакх звучно ставит стакан на стол - пол, стены и потолок содрогаются от ужаса.
СЦЕНА 2
Площадь перед Цирком
Вакх, Гермес, менады украшают себя к празднику, Иксион запускает музыкальный автомат. Сизиф курит, сидит на ступенях. Входит Орфей, прижимая кифару к груди.
ОРФЕЙ.(робко) Где здесь праздник?
СИЗИФ. Вы не ошиблись – пришли прямо по адресу. Проходите, не стесняйтесь: вас ждут давно.
ГЕРМЕС. Ах, Орфей! (бежит, навстречу певцу простирая руки) Как мы рады! (тихо) У тебя такой вид... Что потревожило тебя?
ОРФЕЙ. Я такой всегда.
ГЕРМЕС. Во власти вдохновенья? (хватает его за руку, уволакивает за собой) А это Вакх, знакомьтесь.
Орфей уворачивается и направляется к Иксиону.
Иксион вращает колесо музыкального автомата, запускает очередную мелодию.
ОРФЕЙ. Постой! Глуши свою шарманку. Я буду петь.
МЕНАДЫ.(хором) Ах, спаситель наш, избавитель! С утра тебя ждём.
МЕНАДЫ. Пой, наш свет, играй!
МЕНАДЫ. Умоляем!
МЕНАДЫ. Без тебя жизни нет!
МЕНАДЫ. Без тебя такая скука!
ОЧЕНЬ ПЬЯНАЯ МЕНАДА.(другой менаде совершенно пьяной) Увести его захотела? Ах ты, потаскуха!!
Орфей поет, играет на кифаре, вокруг неистово носятся менады, некоторые пляшут прямо на столах, все топча и круша. Вакх и Гермес сидят в сторонке, курят кальян с вином. Вакх пьёт вино, Гермес считает деньги. Пока он считает, отдельные купюры по 500 золотых евро прячет в карман нагрудный. Вакх пялится на женщин, ничего не замечает.
ВАКХ.(Гермесу) Сколько еще продержится этот певец, как думаешь?
ГЕРМЕС.(прячет выручку в карман) Как знать? Думаю, ему недолго осталось.
ВАКХ. Ты всё подсыпал, влил ему вина?
ГЕРМЕС. Еще бы – от моего вина и лошадь одичает. Я удивляюсь, как он ещё поёт и не мычит от вожделения.
ВАКХ. А он не дурен, наш Орфей. Хорош собой! Пах, видно, крепкий. Скорей бы он сошёл с колес, я начинаю скучать... (зевает) Такой он сахарный, этот Орфей. Скажи девицам, пусть приступают.
ГЕРМЕС. Его порвут на части, через минуту или две не оставят ни клочка одежды.
ВАКХ. Скорей бы!
ГЕРМЕС. Подождём ещё чуть-чуть. Сейчас начнётся.
Менады по очереди тянутся к Орфею с поцелуями. Он защищается кифарой, взбирается повыше на стул, затем на стол, держа Менад на расстоянии вытянутой ноги.
ВАКХ. Какой-то он недружелюбный.
ГЕРМЕС. Да, это странно... Поэт, он должен вожделеть! Любви алкать всегда, везде и всюду – особенно на празднике жизни. Любить, не стесняясь ничего...
ВАКХ. Да!
ГЕРМЕС. Какой же он поэт без любви, о чём он будет петь?
ВАКХ. Да!
МЕНАДА #1. Ну, Орфей... Спел и хватит. Пусть кто-нибудь ещё споёт, а мы станцуем.
ВАКХ.(Гермесу) Да!
МЕНАДА #2,3. Мы будем только рады с тобою танцевать.
МЕНАДА #4. Ох, как рады!
МЕНАДА #5. Приди в мои объятия, кудрявая голова!
МЕНАДА #6. Танцуй со мной!
МЕНАДА #1. Нет, со мной! Не верь им – они тебе оттопчут ноги.
МЕНАДА #7.(подносит блюдо с устрицами) Отведай наших крабов! Вот. Устричный сироп. (бросает блюдо, с разбегу прыгает на спину Орфея) Ты голоден, я вижу по глазам!
ОРФЕЙ.(стряхивает прицепившихся к нему менад) Где тут дверь? Где выход?! Бежать, скорей, скорей... Не видеть этих ляжек и толстых щек, на крабов не смотреть...
ВАКХ.(Гермесу) Чего удумал – бежать?! Совсем дурак? Пусть остаётся. Вина ему подлей!
ГЕРМЕС. Орфей, постой! Спой нам ещё, всем нравится – ну как мы без тебя? Все танцуют, смотри какой весёлый хоровод... Ты ближе подойди, выпей вместе с нами за праздник. У Вакха славного сегодня юбилей.
ОРФЕЙ. Горло пересохло, мне петь уже не в мочь...
ГЕРМЕС. НУ чем тебе помочь?.. Держись, родной! Вот кубок – пей до дна за оргию, за Вакха!
ВАКХ.(снимает венок, приветственно машет Орфею) Какой дивный певец! Спой нам, спой ещё!
ОРФЕЙ.(отворачивается, выпивает из кубка) Цветок невинности так манит сутенёра.
Орфей играет и поет так неистово, что рвутся струны. Вакх обливается вином, пускается в пляс, танцует на столе среди крабов, устриц и винограда вместе с менадами.
ВАКХ. Да!!
СЦЕНА 3
Те же и Эвридика
Разгар праздника – менады буйствуют. На крыше цирка появляется Эвридика в неглиже с букетом белых маков, сверху наблюдает за праздником. Муза прячется на крыше в корзине с маками.
ЭВРИДИКА. Ах... Судьба моя, горше меда, жестче чечевицы! Тоска съедает. Он совсем меня забыл, этот певец. А я схожу с ума среди цветов - этих лилий, тюльпанов и роз, ловлю чужие взгляды. И все мне улыбаются, тянут похотливые ручки, а он... Даже не взглянет! Я бегаю за ним, как бездомная ослица. А он поёт, не может остановиться: поёт так, что хочется оглохнуть, поёт для этих нелепых напомаженных дур. Они совсем ошалели, а я печальна, ах, я печальна как сама смерть... Мне не выплакать этих слез. Совсем нет сил, даже умереть не получается. Зачем я на крышу полезла, дура гороховая... (смотрит с крыши вниз) А они танцуют. Как танцуют! Как необъезженные кобылицы из степи дикой и сухой. А какие они красивые, нарядные, сколько на них украшений: эти тряпки, шляпки, кольца, перышки, булавки – откуда их только надергали? Эти перстни-ожерелья-браслеты. Жемчуга-рубины-брильянты. А вон та, смотри, вся в янтаре! Как они сияют! Я в жизни такой красоты не видала – здесь можно ослепнуть. Он поёт для них, для них играет, а они все кружатся в танце как стая хищных лисиц, норовят откусить руку, ногу, голову или чего пониже... Орфей еще немного поиграет, споёт свои лучшие песни и увидит их ничтожество: как нелепо они напомажены, как вульгарны их одежды, и всё равно он не захочет с ними расстаться. Ах!.. Это ужасно, так ужасно, просто невыносимо! А я... Всего лишь проститутка – даже не женщина! Я не вынесу, ничего не вынесу. О небеса! Такая боль... Я не вынесу столько горя! Я стою на краю... (стоит на краю крыши, пошатываясь на каблуках, смотрит вниз) А!
МУЗА.(спряталась в корзине с цветами) Прыгай! С крыши прыгай!
ЭВРИДИКА.(оборачивается) Кто здесь?
МУЗА.(прячется поглубже в корзину) Никто.
ЭВРИДИКА. Кто это - никто? (хватается за грудь) У меня чуть сердце не лопнуло! (ходит по крыше) Танцуют. Как они танцуют! Как сумасшедшие. Ёще немного покружатся и всё – пляске конец! Побегут в раздевалки, сорвут с него одежды. И будут целовать, целовать, пока не зацелуют до смерти. Знаю я таких, развратных. А я? Что я могу ему дать? Ничего! Он на меня даже не взглянет, не обернётся вслед... У меня нет ожерелий, бриллиантов, рубинов, нет браслетов и перстней драгоценных тоже нет. Я же мальчик... Что я могу дать этому прекрасному певцу, что сделать для него могу? Он меня при встрече и не вспомнит, без шляпы не признает.
МУЗА.(из корзины) Конечно, не вспомнит, такую дуру.
ЭВРИДИКА.(ходит по краю крыши) Зачем я ему? Я ничего не умею. Ни-че-го! Только наряжаться и читать стихи... Но этого мало, слишком мало. (рыдает)
МУЗА. Пффф. Сколько талантов! (сплёвывает яд) Ничтожество.
ЭВРИДИКА.(сжимает флакончик с ядом в руке) Он меня никогда, никогда не полюбит!.. (медленно снимает с себя неглиже и бросает на землю)
...И душным ядом, сладостным вначале,
Тюльпан, вербена, лилия, левкой, -
Топя мой дух, и мысли, и печали,
В огромное томление смешали
Воспоминание с Вечерней Мглой.
Эвридика замедляет шаг, поедает пчёл, зажмуривается – прыгает вниз на площадь. Кричит, лежа на земле. Она еще жива, но от ужаса теряет сознание.
На крышу выходят Персефона и две проститутки.
ПЕРСЕФОНА. Ай-ай-ай, с пчёлками-то надо поаккуратнее! Отравился наконец, дурачок? В ад! В аду тебе и место. (проституткам) А! Тепленький ещё. Несите его обратно в Дом Невинности. Мы его подлечим и в Нубию сошлём.
Две проститутки бросаются с крыши вниз за полуживой Эвридикой.
Менады смыкают круг над Орфеем, душат его в объятиях: он падает на колени, простирает руки к небу – в одной кифара, в другой – горшок с одним белым маковым цветком.
ОРФЕЙ.(протяжно стонет, как в песне) Эээв-в-вридикааа!..
Менады его разрывают, клочья одежды и цветы летят в разные стороны. Проститутки от испуга бросают тело Эвридики и забираются в корзину с цветами, где прячется Муза.
ПЕРСЕФОНА. Его бы тоже к нам. Симпатичный был, привлекательный...
ЭВРИДИКА.(очнулась, ползёт по опустевшей площади, собирает клочки одежды Орфея, нежно целует их) Орфей! Любимый мой растерзан! Как же они тебя... в клочья порвали все твои таланты, все кудри тебе повырывали эти красавицы, дикие женщины – ничего не оставили. (ковыляет обратно к цирку, взбирается на крышу по боковой лестнице) Горе мне, горе... Я жива ещё, только руки поломаны. Любимый мой растерзан - мне жить больше незачем. Жизни нет, любви нет, ничего не осталось. Даже свой стих и тот забыла! (смотрит с крыши вниз) Мне кажется, или его голова поёт?..
Закрывает глаза, пронзительно кричит, прыгает с крыши вниз.
МУЗА.(сидит на крыше, свесив ноги, сбрасывает вниз цветки) Тюльпан, вербена, лилия, левкой...
Эвридика еле живой, ползет к боковой лестнице, взбирается обратно на крышу.
ЭВРИДИКА.(достает из кармана засахаренных пчел и поедает их) ...топя мой дух, и мысли, и печали...
Эвридика томно вздыхает в самый последний раз, обнимая окровавленную кифару, прыгает с крыши вниз и разбивается насмерть.
Прибегает Персефона, за ней две проститутки с корзиной алых маков, собирают останки влюбленных.
ПЕРСЕФОНА. Схороним его красиво!
С Эвридики снимают туфли, носки, платье, трусы – аккуратно складывают в корзиночку, тело посыпают маковыми семенами. Персефона поправляют ему вуаль, затем уходят все, кроме Музы.
МУЗА.(сбрасывает вниз на растерзанного Орфея цветки из корзины)...в огромное томление смешали воспоминание с Вечерней Мглой.
Муза вдыхает аромат маковых цветов, громко чихает и исчезает в тумане.
КОНЕЦ