Московская олимпиада. Воспоминания очевидца

               
В начале лета 1980 года мне, студенту новосибирского института инженеров железнодорожного транспорта, профком выделил путёвку на олимпийские игры, как спортсмену и активисту. Узнав  об этом,  друзья и родственники решили не упустить такого случая.  Все были уверены, что на олимпиаде в Москве полки будут завалены дефицитом. Поэтому, как в песне у Высоцкого, был составлен список на восемь листов, который включал самые разнообразные товары, от кроссовок и джинсов до бюстгальтеров и цветных стержней для шариковых ручек. Денег надавали  больше двух тысяч рублей. Для советского студента – баснословная сумма. Поэтому, в целях безопасности, мама пришила к внутренней стороне трусов карман для денег, который застёгивался на пуговку, и рассказала  историю о том, как во время войны у них стащили чемодан. И я поехал, точнее полетел…
Группа счастливых обладателей путёвок, в которую входил я, состояла в основном из мелких служащих железнодорожного ведомства,- людей солидных и далёких от спорта. Возможно, их отбирали по благонадёжности, а может просто подошла очередь куда-нибудь ехать. Тогда все записывались в очередь на всё. Кому-то подвернулась стиральная машинка, а кому-то -  олимпиада.  Конечно, основная цель у всех была одна – затовариться дефицитом. Ну а если останется  время, посмотреть, как там прыгают, бегают. Надо сказать, что путёвки выдавали на десять дней, и их обладатели могли попасть либо на первую половину олимпиады, либо на вторую. Посмотреть все игры от начала до конца реальной возможности не было. Мы летели на заключительную часть олимпиады и к тому времени уже просочились слухи о том, что из Москвы вывезли всех бомжей и пьяниц, а милицию, наоборот, стянули со всей страны.  Также было известно о финском обеспечении продуктами.
Почему-то все туристы были уверены, что в состав каждой группы обязательно входит сотрудник КГБ. Поэтому поначалу все осторожно присматривались друг к другу, пытаясь выявить соглядатая. «Обрати внимание на того типа в очках – шептал мне один «психоаналитик»  -  сто процентов – «подсадная уточка!»  Весь день я держался подальше от угрюмого очкарика, пока в свою очередь не предостерёг другого железнодорожника. «Какая чушь – рассмеялся он - это же наш Пётр Терентьевич из бухгалтерии!» Поскольку других претендентов на роль чекиста в нашей группе не было, то народ перестал шептаться и свободно обсуждал, кто убил Высоцкого и когда в нашей стране научатся шить джинсы.
На самом деле тайная полиция, конечно, не дремала и в её вездесущности я скоро убедился. Будучи поклонником «королевы спорта», я в первый же день поехал на стадион  имени Ленина в Лужники, где проходили все легкоатлетические состязания. Когда соревнования закончились и зрители покинули трибуны, мы с приятелем не торопились уходить, списывая с табло результаты последнего забега. К нам подошёл серьёзный мужчина   и строгим тоном приказал освободить трибуну. Мы, ещё не  ощущая, с кем имеем дело, беспечно ответили «сейчас» и продолжили греться на солнышке. Наша неторопливость показалась ему оскорбительной и он с ненавистью прошипел, что если мы сейчас же не уберёмся, то … Конец фразы мы уже не слышали, проявив свои лучшие скоростные качества. Потом я научился узнавать ИХ на трибунах по строго отутюженным брюкам, аккуратным стрижкам и бесстрастным лицам. Но, должен сказать, что тот случай был единственной «ложкой дёгтя» за всю олимпиаду, ибо все службы обеспечения большого праздника были благодушны и вежливы, как в советском кино. Даже когда я, подначиваемый восхищёнными взглядами нашей группы, залез на фонарный столб в центре Москвы и снял с него олимпийский флаг…  Даже тогда сержант милиции ограничился добрым советом повесить флажок на место. Как я полюбил ту улыбчивую и услужливую олимпийскую милицию в белых рубашках с галстуками. Каким чудесным образом она, не переименовываясь, перевоплотилась на две недели. И ведь это были наши люди, они говорили по-русски! Если бы игры продолжились ещё месяц - другой, то может быть, они и мы привыкли быть взаимно любезными.
А впрочем, волшебство олимпиады распространилось не только на служителей порядка, но и на всю сферу обслуживания. Забавно было наблюдать, как продавцы магазинов старательно выговаривали новые для них слова: «Будьте так любезны», «Проходите пожалуйста» и «Не беспокойтесь товарищи, всем хватит!» Запомнилась такая олимпийская сценка: в магазине какой-то темнокожий турист нечаянно смахнул с витрины коробку конфет и они высыпались на пол. За прилавком возвышалась львинообразная продавщица, которая одним взглядом могла испепелить пять таких  африканцев. Я представил, что сейчас будет, и страх от того, что меня угораздило оказаться в эпицентре взрыва, сковал мои члены. Я думаю, что подобный испуг охватил всех присутствующих, так как мгновенно в магазине повисла зловещая тишина. И вдруг этот «тяжёлый бомбардировщик», эта «внучка Ивана Поддубного» расплылась в широчайшей улыбке и проворковала: «Ничего, не беспокойтесь, я сейчас всё соберу». Люди, обалдевшие от такого поворота, враз заговорили и полезли собирать конфеты. А наивный африканец даже не заподозрил, какая кара ему грозила, попадись он в другое время и в другом месте.
Не так уж сильно заблуждался Никита Сергеевич, когда обещал наступление коммунизма к 1980 году. Нечто подобное действительно наступило, правда, только в Москве и только на две недели. (И тут же выяснилось, что сознательность наших граждан ещё не выдерживает обрушившегося на них изобилия. Узнав, что в столовой можно брать чего хочешь и сколько хочешь, наши товарищи так накачались пивом, что едва дошли до гостиницы).
 Но я отвлекусь от великих личностей, чтобы рассказать о человеке менее известном, но, несомненно, заслуживающим упоминания. Мой знакомый, Фёдор Якушев, работал спортивным корреспондентом газеты «Советская Сибирь» и, соответственно профессии, находил выход из любой ситуации, а тем более вход. Он приехал на первую половину олимпиады по путёвке и нелегально остался до конца. Притом продолжал жить в гостинице и питаться бесплатно. Но это всё мелочи. Федя прославился тем, что придумал способ, как проходить на любые соревнования без билетов. (Через три, а то и четыре кордона милиции!) Притом, проходить именно на ту трибуну и в тот сектор, куда  тебе хочется. Система Якушева работала безотказно и ни разу не дала сбоя. Благодаря ей, мы посмотрели всю легкоатлетическую программу, сидя на лучших местах, рядом с финишем. Кроме того, Якушев организовал и сплотил мощную группу болельщиков для поддержки нашего земляка, бегуна на 400 метров, - Виктора Маркина.  Мы опустошили несколько канцелярских магазинов, чтобы изготовить огромный транспарант из ватманов: «Виктор  Маркин, с тобой Новосибирск!» В ту пору мода на подобные плакаты ещё не пришла. Сейчас мы привыкли к баннерам во всю трибуну, и может показаться невероятным, что 30 лет назад ничего подобного не было (так же, как флагов, дудок и ракет). Болельщики хлопали в ладоши, кричали «Шай-бу» и всё. Если иностранцы ходили болеть с небольшими флажками, то наших, советских, в продаже не было. Видно, считалось неприличным использовать государственный символ по таким пустякам.
     Поэтому я (на этот раз в сумерках и без свидетелей) снял со столба возле гостиницы узкий и высокий флаг и привязал его к древку за короткую сторону. В свёрнутом  виде он смотрелся довольно скромно, но когда я начинал им выделывать восьмёрки на трибунах…!
       Благодаря этому флагу наша группа попала во все выпуски новостей на телевидении. Сначала операторы снимали финиш бегунов, а затем разворачивали свои гигантские телекамеры в сторону  трибуны и снимали нас с флагом. Родственники в Новосибирске быстро привыкли к моему присутствию в новостях и без пяти восемь, зевая, говорили: «Включайте телевизор, будем Димку смотреть».
     Но вернёмся на олимпийский стадион, где наш земляк стал двукратным олимпийским чемпионом, сначала в индивидуальном зачёте, а затем в эстафете. Здесь я не могу удержаться, чтобы не изобразить в красках, как проходила эстафета.  С самого начала наши парни вырвались в лидеры,  но бегуны из ГДР «сидели у них на пятках». На последний этап ушли почти одновременно, наш Виктор Маркин и олимпийский чемпион на 400 м. с барьерами – Фолькер Бек. Два олимпийских чемпиона, два феноменальных бегуна сошлись в очном поединке. Но позиция Бека была предпочтительнее, он дышал в затылок нашему земляку, выжидая удобный момент для атаки. И когда на финишной прямой Бек начал обходить Маркина, мало кто сомневался, что победа у немцев «в кармане». Когда два бегуна бегут рядом на пределе сил за пятьдесят метров до финиша, то всегда выигрывает тот, кто догоняет – закон психологии. Но вопреки законам, Витя нашёл в себе силы прибавить и выиграл на финише полметра. Фолькер, уже поверивший в победу, с досады швырнул эстафетную палочку об дорожку. А мы тискали друг друга и орали до умопомрачения.  Тут же был сочинён хвалебный гимн, который исполнялся несчётное количество раз на пределе голосовых связок. Когда мы выходили со стадиона то, по чудесному совпадению, опять увидели Маркина. Его тут же схватили, подняли на руки и побежали, совершенно не задумываясь, куда и зачем.
 Пробежав метров сто и запыхавшись, все остановились, не зная, что собственно дальше делать с чемпионом. Кому-то пришла в голову свежая мысль и он крикнул: «Качай!» Начали подбрасывать  Виктора и думать, чтобы ещё такое вытворить, чтобы выразить свою радость? Но ничего не придумали и, придав чемпиону вертикальное состояние, отпустили с миром. Он пошёл назад к стадиону, а мы двинулись по Москве сообщать всем встречным радостную весть.
   Около полуночи с криками ввалились в столовую, где перепуганный персонал долго не мог понять, чего хочет эта шайка сумасшедших. Затем стихийный митинг переместился под окна нашего общежития. Разбуженные люди высовывались из окон, но узнав, что это новосибирцы празднуют победу своего земляка, никто не возмущался, а напротив, радовались вместе с нами и кричали: «Поздравляем! Молодцы!»
   Представьте себе целый город  абсолютно счастливых людей и вы поймёте, какое настроение тогда царило на улицах Москвы. Единственный раз состояние эйфории было нарушено, когда наши футболисты проиграли сборной ГДР. На следующее утро все сидели в автобусе, как побитые, и некоторые даже переругались. Но это была мимолётная и искренняя печаль. Мы были по-детски наивны, ещё гордились своей страной и не научились защищаться безразличием.
    Многое тогда казалось нам удивительным. Нас шокировало, что иностранцы ходят по городу в шортах! Мы их  фотографировали украдкой со спины, как некую экзотику. Сейчас кажется дико, но тогда, и в тридцатиградусную жару, советские мужчины не рисковали оголять свои лодыжки. Как я уже говорил, Москву, во время олимпиады, питанием обеспечивала Финляндия. И мы впервые тогда увидели продукты в вакуумной упаковке. Нас уже не удивляли стыковки в космосе и сверхзвуковые самолёты, но то, что колбаса могла пролежать весь день на жаре и не испортиться, казалось фантастикой! (При этом никто не задумывался о том, почему маленькая северная страна снабжает нас продуктами. Просто радовались финскому сервелату и всё).  А сколько весёлых минут нам подарили одноразовые пакетики со сливками?! Это были такие маленькие пирамидальные пакетики с нашлёпкой на боку и надписью: «ореn here». Не утруждая себя чтением иностранных слов, наши граждане пытались оторвать угол пакета зубами, при этом нашлёпка отрывалась и содержимое выливалось на грудь и штаны пролетария. А какое недоумение охватывало нас при виде вишен и яблок, созревающих в московских дворах?  Жители ходили мимо,  как будто не замечая даров природы. И хотя нас кормили, как на убой, мы не могли пройти мимо такого чуда. Тёти и дяди с железнодорожным упорством карабкались на деревья, чтобы набить карманы дармовыми яблоками. Потом я догадался, что чудо стало возможным благодаря отсутствию в Москве детворы. Оказывается, город разгрузили не только от антисоциальных элементов, а вообще от всех жителей, которые не задействованы в олимпиаде.
     Однажды вечером кто-то решил организовать дискотеку в нашем общежитии. Но, когда молодёжь собралась в  фойе, выяснилось, что по несчастному совпадению, все любители танцев исключительно мужского рода. Это дело поправимое – решили мы с юношеским оптимизмом,- сейчас пройдём по дворам и насобираем  девушек. Но, к нашему разочарованию, ни во дворах, ни на улицах девушек не было. Встречались только дамы в районе сорока, которых мы естественно почитали за бабушек. Только тогда я задумался над тем, что неспроста все наши гиды были парнями. Видимо, мудрые руководители учли опыт московского  международного фестиваля молодёжи и студентов 1957 года, когда, через девять месяцев после крепкой интернациональной дружбы, случился всплеск рождаемости мулатов и метисов. Надо думать, что благодаря такой тщательной подготовке, московская олимпиада останется в истории, как самые безопасные игры во всех отношениях. Жаль только, что действуя по принципу- «кашу маслом не испортишь», наши радетели о безопасности кое-где перегнули палку. То, что первые три ряда на каждой трибуне занимали «советские физкультурники» в одинаковых спортивных костюмах и шапочках, - это ещё можно понять. Но вот то, что чемпионам не давали бежать традиционный круг почёта, ничем иным, как маразмом, объяснить нельзя. Законопослушные африканцы подчинялись и покорно брели под трибуну, а вольнолюбивые европейцы плевали на нашу заботу об их безопасности, прорывали или оббегали оцепление. Но раз за разом, судьи в жёлтых костюмах пытались не пущать триумфаторов (приказ есть приказ). Только в последний день соревнований кто-то невидимый отменил указание, и судьи перестали играть со спортсменами в «цепи кованые».
   Официально было объявлено, что во время олимпиады не было ни одного инцидента. Но есть сомнения, что это действительно так.
   В один из дней, товарищи из нашей группы маялись в километровой  очереди к мавзолею. На их глазах, к стоящему перед ними мужчине подошёл человек в штатском и попросил показать свёрток газет, который тот держал под мышкой. Мужчина занервничал и, развернув газету, бросил на мостовую бомбу, которая начала дымить и разбрасывать искры. Как из-под земли, выросли суровые товарищи, которые отогнали народ, устроив круговое оцепление. Но взрыва не последовало.  Или устройство не сработало, или это был муляж.
      Правда ручаться, что всё было именно так, я не могу, ибо передаю этот рассказ с чужих  слов. А советская пресса подобные случаи не разглашала. Про нашу олимпиаду разрешалось говорить только в превосходной степени. Она должна быть непорочной, как святая дева, и точка!
   Но вот неделя безмятежного счастья, каждый день которой, я и сейчас, 33 года спустя, помню, как вчерашний, пролетела. И мы в последний раз пришли на центральную арену игр, чтобы проститься с олимпиадой. Тут я снимаю шляпу перед сценаристами церемонии закрытия. Они сделали упор не на технические фокусы, а на душевность, и не прогадали.
    Когда заиграла прощальная песня и мишка полетел в небо, то на всех нас накатила волна тёплой грусти и многие не сдерживали слёз. Мексиканцы развернули транспарант: «Благодарим ти Москва!», а какая-то пара закружилась на беговой дорожке в непредусмотренном регламентом танце. И этот робкий танец, как и мой красный флаг на трибуне, были редкими птахами вольности в тогда ещё испугом зажатой стране.
   Когда мы, растроганные и счастливые, вышли со стадиона, то, как по заказу, попали под тёплый «душ». После  восемнадцати дней непрерывной солнечной погоды Москва провожала гостей ласковым дождём. (Ходили слухи, что боги тут ни при чём, просто безупречно сработали наши разгонятели туч).
     Наш автобус долго вёз нас до гостиницы какими-то окружными путями, совершая своеобразный круг почёта. А по обочинам дороги, несмотря на поздний час, стояли москвичи и все, не сговариваясь, махали нам руками.
        Через два дня мы вернулись в Новосибирск, увешанные узлами и котомками с олимпийскими трофеями. Но никому не удалось добыть самый вожделенный товар – майки с олимпийской символикой. Их просто не было в продаже, так же, как кепок, флагов и шарфов с символами московской олимпиады. Похоже, вся наша лёгонькая промышленность сосредоточилась на выпуске плюшевых и фарфоровых медведей разного калибра. Поразительно, но потратив на проведение игр огромную сумму, никто не побеспокоился о том, чтобы вернуть какую-то часть назад. А ведь страна уже стояла на пороге экономического кризиса.
    Но тогда мы об этом ещё не догадывались. Мы радовались рекордам (36 мировых!) и тому, как мы ловко утёрли нос американцам. Уже намного позже, лет пятнадцать спустя, я узнал от людей, вращающихся в высоких спортивных кругах, что допинг-контроль на московской олимпиаде осуществлялся формально. И это дали понять перед играми всем представителям дружественных стран. Нужны были высокие результаты и рекорды любой ценой. Дошло до того, что мировой рекорд в метании молота был нечаянно побит ещё в квалификационных соревнованиях! Всякому человеку, разбирающемуся в спорте, одного этого достаточно, чтобы понять «откуда растут уши».
      А впрочем, наивно думать, что до и после Москвы, рекорды устанавливались на кефире. Большой спорт всегда был пасынком политики, а сейчас у него появился ещё и злобный отчим – золотой телец.
   Всё это так. Но, кто и какие медали завоевал, давно забылось, а радость сопричастности к всемирному празднику сохранится навсегда.
                февраль 2013