Эта семейная фотография была сделана 80 лет назад. Уже нет ни фотографа, ни свидетелей этого события, ни самих людей, запечатлённых на ней. И сегодня я могу только гадать, как это было…
Если верить Толстому, «все счастливые семьи похожи одна на другую». Поэтому представить себе эту семью довольно просто.
…Было чудесное воскресное утро! Встав пораньше, Она выбежала в сад. Постояла на крыльце своего дома, улыбнулась солнцу и, радостная, поспешила на кухню. Замесив тесто для пирога, принялась за яблоки. И пока чистила их, воспоминания ярким калейдоскопом вспыхивали в её памяти, смешивались, теснили друг друга, вселяя уверенность в неизбывности счастливых моментов.
Она вспоминала, как познакомилась с этим высоким, красивым парнем с соседнего хутора. Как танцевали они в тот вечер. Как долго тайно встречались, ничем не обнаруживая своих чувств… И вот теперь – Она ойкнула, почувствовав толчок в животе, – теперь Она ждала третьего ребёнка и была совершенно счастлива… Только подумала, что сейчас ей «достанется» за ранний подъём, как муж появился на кухне и, покачав головой, стал вместе с ней резать яблоки для пирога…
Потом, нарядные, они всей семьёй чинно вышагивали до единственного в тех местах ателье. Фотограф суетился, стараясь превзойти самого себя, долго усаживал их, потом, накрывшись с головой, так же долго колдовал со своей камерой… Дети, по природе своей подвижные и очень живые, утомились от долгого стояния в одной позе.
Она тоже хотела присесть. Но по замыслу фотографа, сидели только мужчины – её муж, на каком-то мудрёном стуле, и шестилетний сынишка, на детской, но почти как настоящей, лошадке.
Барышни стояли.
Маленькая, около четырёх лет от роду, с трудом удерживала под мышкой тяжелую книгу. Сложив губки «бантиком» и кокетливо выставив ножку с выглядывающим кружевом белоснежных панталончиков, она, видимо, уже тогда осознавала будущую силу своей красоты и предчувствовала, что книги всегда будут в её жизни…
Старшая «барышня», в платье, скрывающем насколько можно, округлившийся живот, опиралась на плечо любимого мужа, но мыслями была далеко, наверное, с тем, третьим, который нуждался сейчас в ней больше всех…
Потом они долго гуляли. Дети резвились, вырвавшись, наконец, на свободу. Отец покупал им какие-то сладости в лавке. Такой высокий, сильный – семья чувствовала себя рядом с ним защищённой.
Всё кончилось в одночасье.
И вот тут я бы поспорила с Толстым! Потому что все семьи, в дом которых пришло несчастье весной 1931 года, были несчастливы абсолютно одинаково. Объединял их номер статьи, бездоказательность, несправедливость обвинения – и, как следствие, одинаковая участь и бесполезность сопротивления…
Всё! Цветовые рецепторы оказались ненужными, поскольку произошла смена всех цветов – на один-единственный. На долгие годы. А, может быть, и на всю жизнь. Потому что 25 лет мало кто выдерживал… Такое уже было в нашей истории. И все знают, чем кончилось. Радужных иллюзий не испытывал никто. Да и нелёгкий путь лежал в те же края – Забайкалье, рудники, золотые прииски…
Маленькая барышня с той фотографии выживет, как и её старший брат. Но родившийся малыш не доживет и до года. Все дети переболеют ветрянкой, скарлатиной и корью. Для младшего это окажется не по силам. А вот старшие выживут, и ещё не один раз будут удивлять врачей своей «живучестью».
Та маленькая барышня никогда не полюбит золотые украшения. Потому что каждый раз при их блеске она будет вспоминать тот неподъёмный, хоть и маленький, специально для неё сделанный отцом, ненавистный лоток, в котором она намывала свою, «детскую», норму золотого песка.
Маленькая барышня пойдёт в школу и будет очень хорошо учиться. Потому что единственным способом вырваться из этого посёлка ссыльных старателей – будет поступление в институт. И она добьётся разрешения, уедет «на перекладных», как можно дальше. Оказавшись в Харькове, блестяще сдаст экзамены сразу в два вуза, Харьковский авиационный (откуда был вызов), и в торгово-экономический (куда пойдет сдавать экзамены «за компанию», по просьбе подруги). Выберет последний, и окончит его уже во Львове, куда будет переведён вуз сразу после освобождения города.
И там, тоже на танцах, как и её мать, познакомится с офицером, который станет её мужем.
Маленький «наездник» – единственный на фотографии, кто получился без резкости. Видимо, мысленно он уже скакал где-то далеко на своей лошадке, и вынужденное бездействие оказалось для него непомерно сложным. Жажда деятельности – вот, пожалуй, та черта характера, которая ярко доминировала на протяжении всей его жизни.
А когда началась война, он прорывал свою, собственную, «линию фронта». Попасть на этот самый фронт было не просто мечтой о геройстве, свойственной всем мальчишкам. Это была единственная реальная возможность вырваться из «каменного» плена лагеря, зажатого между руслами двух рек.
Итака и Урюм, соперничая друг с другом, постепенно сближались, как противники перед боем. Так и не решив до конца спор, они бурно слились воедино, и, перемешав свои воды, в обнимку понеслись дальше. А на месте соединения, как «всплеск» эмоций, возник высокий каменный уступ, делая побег из посёлка, расположенного на его треугольной площадке, совершенно невозможным…
Похоронив одного ребёнка, и «выпустив» на волю двух других, они по-прежнему относились друг к другу с щемящей нежностью, трогательно воркуя на своём родном языке.
К этому времени бесследно растаяли все иллюзии, и вряд ли они верили в то, что когда-нибудь вновь соберутся всей семьёй за столом… И снова ароматный чай будет разлит в фарфоровые чашки, непременно с блюдцами, и будет хрустеть румяной корочкой яблочный пирог… А в начищенных до зеркального блеска боках медного самовара будут отражаться родные счастливые лица…
В это не верил уже никто.
Но вдруг, почти уже в самом конце срока, совершенно неожиданно появилась возможность «ускользнуть» из каменной западни. Стоит ли говорить, что многие не преминули использовать этот шанс.
И вот, представьте: Читинская область, люди сидят на узлах или просто на земле уже не первые сутки. Ждут поезд, обычный товарняк. Но ждут его, как Мессию! Когда же он появляется, начинается «штурм Зимнего» и «осада Сиракуз» вместе взятые! Толкотня, давка неимоверная, словом, пекло… В результате всей этой кутерьмы, Она падает, разбивая при этом коленную чашечку. Побросав вещи, Он подхватывает на руки свою любимую, и они всё же уезжают тем поездом…
Больше месяца добирались они до безопасных, как считалось, мест. Постепенно нога зажила. И, хотя небольшая хромота оставалась до конца дней, это было лишь самое малое, поверхностное, проявление перенесенных страданий…
А вот сердце продолжало горевать, плакало невидимыми слезами…
И только один раз, на «золотой» свадьбе все многочисленные гости увидели, как одновременно заблестели слезами глаза всех четверых с той далёкой фотографии – двух барышень и двоих мужчин, большого и маленького…
И у каждого защемило сердце.
01.06.2011