Старшая сестра моего отца вышла замуж перед самой войной за военнослужащего срочной службы, который погиб в начале войны под Черниговом. От него у нее остался сын и она долгое время вдовствовала, пока через четверть века не сошлась с вдовцом, жившим в соседнем селении. Звали его Иван Николаевич. Это был коренастый, невысокого роста седовласый мужчина. Уже при первой встрече с ним я обратил внимание на его общительность. Он был интересным собеседником и склонным к дискуссии.
Однажды мы с отцом посетили их в зимнюю стужу. Почти все время мы проводили за столом в их небольшой хате, которую разделяла русская печь, стоявшая посредине, на комнату и кухню. Выбеленные стены, низкий потолок, небольшие оконца, образа, обрамлённые расшитыми рушниками в углу комнаты, и фотографии в рамочках на стенах, все это передавало старообрядность их быта. После подъёма и утреннего туалета следовал завтрак. Моя тётя была хорошей кухаркой. Кулинарные навыки она приобрела ещё до войны, работая в столовой войсковой части, где и служил её первый муж. Поэтому её утро начиналось с приготовления завтрака. Разговоры, начатые за завтраком, продолжались и после. Как-то они привели Ивана Николаевича к воспоминаниям о давно прошедших временах.
"Срочную военную службу я отслужил с 37 по 39 год и вернулся в своё село - начал свой рассказ Иван Николаевич - до войны насчитывавшее около 10 тысяч жителей и имевшее статус райцентра. На его основе в годы коллективизации было создано 10 колхозов. По возвращению в село, пошёл служить в милицию. Весной 41 года к нам с проверкой прибыл войсковой комиссар. Получив задание отвезти его в соседний населённый пункт, я подготовил двуколку и мы двинулись с комиссаром в путь. При выезде из села, проезжая старинную помещичью усадьбу, комиссар поинтересовался её историей, а затем предложил мне бросить поводья и сесть рядом с ним для беседы.
- Спрашивай, что хочешь! - обратился он ко мне.
- Война, будет? – незамедлительно спросил я.
- Обязательно! – ответил комиссар.
- Как?! – изумился я такому ответу.
- А вот так! –ответил комиссар –Если немец не начнет в ближайшие месяц-полтора, то осенью начнем мы!"
Мне показалось, что старик «спятил» и не осознает, что говорит. Услышанное никак не вписывалось в мое представление о начале войны, сформированное общественным мнением и системой образования. Шел февраль 1985 года. Однако, немного поразмыслив, я пришел к осознанию этой новости, как к закономерному и неминуемому естественному разрешению противостояния двух систем.
В начале войны Иван Николаевич продолжал службу в милиции, а перед самой оккупацией, в сентябре, был мобилизован.
Колонна ополченцев, по словам Ивана Николаевича, двигалась пешим маршем, когда из головы колонны раздались крики: «Немцы!» Колонна, как взнузданная лошадь, попятилась назад, откуда уже неслись крики: «Танки!» Колонна "рассыпалась", каждый искал спасения. Самым близким местом была придорожная канава. Уже смеркалось и на какое-то время она могла служить укрытием. Вслед за нарастающим рокотом появились танки. Минут через двадцать, с наступлением темноты, танковая колонна остановилась. Послышалась немецкая речь. Он, охваченный ужасом, лежал в канаве, боясь пошевелиться, но чувство спасения требовало действия, и он пополз вперед.
Почти сразу он натолкнулся на ноги такого же, как он. Пошептавшись, они приняли решение отползать от дороги. Утром, на рассвете, они обнаружили, что находятся в кукурузном поле, в котором было много ополченцев. Среди них оказалось шесть полковников и генерал. Все ломали и ели початки сырой кукурузы. «А она сладкая!» - воскликнул генерал. Немного придя в себя, офицеры собрались вокруг генерала и стали обсуждать сложившуюся ситуацию. Все были очень напуганы и соблюдали осторожность. Особой отчаянностью отличался подполковник, который при любом подозрительном звуке хватался за гранату со словами: «Ребята, не сдаваться!». Вскоре охрана генерала обнаружила в холщовой сумке Ивана Николаевича, пристегнутой к ремню, запасы провизии – небольшой кусок сала . Изъяв сало, охрана пошла кормить генерала. Он, сидя на складном стульчике перед таким же складным столиком, вокруг которого расположились полковники, достав перочинный ножик, стал резать сало на дольки и есть. «А, полковникам, не предлагал!» - отметил Иван Николаевич и добавил: «Правда, они и не просили.»
На вторые сутки, после обсуждения многочисленных вариантов, было принято решение - группами, по два-три человека двигаться в направлении линии фронта. Иван Николаевич объединился с уже знакомым ему солдатом, который оказался родом из Ростова–на-Дону, и они двинулись в путь. Дальше им предстояло самостоятельно принимать решения. Шли, избегая дорог. Ночевать сначала пытались в селах. Так в одном селе собралось более десятка окруженцев, однако женщины наотрез отказывались предоставлять им ночлег, опасаясь появления немцев. Выручил облысевший, седовласый старик, который упрекнул женщин: «Что, вы, подняли вой! Еще немцев у нас никто не видел!» Это подействовало на женщин и им предоставили место в хлеву на сеновале. Однако, ночью им пришлось срочно покинуть село, так как через него стали проходить немецкие части.
Во время пути им выпало еще одно испытание. Выйдя на проселочную дорогу, они натолкнулись на колонну конвоируемых военнопленных. Конвой заметил их и дал знак встать в колонну. Во время привала, они обнаружили, что контроль не очень строгий и во время очередного привала им удалось «ускользнуть». Они заночевали на хуторе. Их приютили две молодые вдовы. Наутро, ростовчанин сказал: «Останусь-ка, я здесь! Где, тот Ростов?!». «Я остался один, и мне ничего не оставалось другого, как двинуться в сторону дома, где были жена и двое детей»- продолжал Иван Николаевич.
По дороге домой он встретился с молодым хлопцем, ехавшем верхом на лошади в буденовке и шинели. На его изумленный вопрос: «Ты, с ума сошел?» Хлопец неожиданно ответил: «А чего бояться? Немцы – нормальные ребята! Я с ними, даже, выпивал!» Далее они продолжили путь вместе. Парень через некоторое время слез с лошади и обратился к Ивану Николаевичу: «А теперь, садись ты!». У Ивана Николаевича абсолютно не было желания ехать верхом на лошади, но пришлось уступить настойчивости этого простодушного парня. Немного проехав, он слез с лошади и больше уже не садился на неё. Уже недалеко от родных мест, они остановились на ночь перед районным городком. Его попутчик предложил ему составить компанию для проникновения на табачную фабрику, чтобы «разжиться» табаком, но он категорически отказался. В установленное время его попутчик не вернулся и с рассветом он один двинулся в сторону города.
Идя по центральной улице городка, он столкнулся с немолодым, светловолосым и полным немецким офицером. Тот был без головного убора в форме черного цвета, с расстегнутыми верхними пуговицами мундира и подвернутыми рукавами. Перед собой он нес лукошко с яйцами. Поравнявшись с Иваном Николаевичем, он повернул в его сторону стриженную под "ежик" голову, с «побитым» оспой лицом, и спросил: « Что, Русь, домой?» Иван Николаевич в ответ молча кивнул головой.
Иван Николаевич ничего не рассказывал о периоде оккупации и продолжил повествование с периода освобождения, когда он снова оказался в рядах нашей армии. С его слов, когда штрафные батальоны штурмовали Днепрогэс, то у бойцов не было оружия. На возмущенные возгласы: «Так, вы, хоть оружие дайте!», следовал ответ: «А, ты, пойди, горло неприятелю перегрызи, вот и добудешь себе оружие!». Со слов Ивана Николаевича передовая "жила" днем и ночью и, если на каком-либо участке ночью тишина, то это значило, что там бойцы ночью отдыхают и это могло быть поводом для ночного рейда неприятеля. Кстати, этим пользовались обе стороны. Поэтому все время приходилось быть настороже. Как я понял, Иван Николаевич благополучно пережил этот тяжелый период и дальше его повествование переместилось на территорию Венгрии. Будучи сам селянином, он оценил уровень жизни селян в этой стране, найдя его довольно зажиточным. Отметил большое количество цыган, которые отличались, как правило,запущенностью подворья.
Однажды, когда колонна, в которой он находился, остановилась неподалёку от селения, он решил пройти в него, с целью разжиться провизией. Дом, в который он зашёл, располагался на краю селения. В нем была хозяйка, довольно молодая женщина. Зайдя в дом, он огляделся и увидел в окно, что к дому приближается немецкий офицер, вышедший из кукурузного поля, подходящему к дому. Взяв на изготовку оружие, Иван Николаевич встал напротив входа. Когда дверь открылась, произошла небольшая пауза, во время которой офицер, по всей вероятности пехотинец, при входе успел левой рукой приподнять ствол оружия Ивана Николаевича, производящего выстрел. Пуля прошла выше головы офицера, который, резко развернувшись, кинулся прочь. Иван Николаевич бросился за ним. Выскочив из дома, он произвёл ещё один выстрел вслед убегающему немцу, однако, тот успел скрыться за углом дома. Не заходя в дом, где он оставил плащ-палатку, пошёл в сторону дороги, где остались товарищи. Выслушав историю, они постарались его успокоить, заверив, что если он и не попал в офицера, то тот все равно умер от страха. Через некоторое время, Иван Николаевич вместе с товарищами вернулся в дом за плащ-палаткой. Кроме молодой хозяйки в доме был старик и немолодая женщина с ребёнком на руках. Забрав плащ-палатку, они вернулись восвояси.
Психологическая и моральная ситуация поменялась. Теперь уже на немецких солдат наши части наводили страх и ужас. Так, Иван Николаевич, был свидетелем, как несколько наших солдат пытались на машине догнать убегающего немецкого солдата. Бедняга на ходу сбросил с себя все, что мешало ему бежать, и скрылся. И, тем не менее, кровопролитная война ещё продолжалась. Однажды, уже в Венгрии, остановились на привал, вспоминал Иван Николаевич. На пригорке, возле дороги, догорало наше зенитное орудие. Утром их разбудил рокот самолётов. Вскоре, показались два самолёта. Почти одновременно заработало зенитное орудие, установленное на пригорке ночью, взамен разбитого. На их глазах один самолёт разлетелся на части, в результате прямого попадания зенитного снаряда, второй, резко повернул назад.
Под Балатоном, Иван Николаевич получил тяжёлое ранение. По его словам там было такое «пекло», какого ему видеть не приходилось. Вместо двоих бойцов, необходимых для доставки его в медпункт, желание высказало семеро. После лечения он вернулся в своё село. По словам Ивана Николаевича в селе не осталось ни одного дерева. «Все было вырублено в пень!» - заключил он.