С автобусной остановки подходили обремененные провизией чужие родители. И сегодня, второе воскресенье подряд, ни мама, ни папа к нему не приехали.
Две смены находился Миша в этом лагере. Ему здесь нравилось - это правда. И он с радостью согласился ос¬таться еще на третью. И вот теперь он заподозрил неладное. Вспомнил, как мама смутилась и не сразу нашлась с ответом, когда ан спросил, почему не приехал папа. И мальчик растерялся.
До обеда он скрывался в лесной чаще. Лежал в пахучей теплой траве у трухлявого пня – то на спине, разглядывая облака, то перекатывался на живот.
Шмель с желтоватой полоской на спине, гудя, закатывался в норку мохнатым шариком. С небольшими перерывами, заглушая щебетанье птиц, начинали шуметь и раскачиваться вершины де¬ревьев. Одинокий комар лениво вился вокруг, и Миша, затаясь, ждал, когда тот спикирует на нега. Затем его внимание переклю¬чилось на асу. Оса обхватила лапками муху и, скрючиваясь, колола ее жалом, пака та не перестала биться. После этого она деловито обкусила ей крылья и конечности и, натужно загудев, поднялась с ней в воздух. Оказывается, оса хищница, и может быть, следовало вступиться за бедную муху-цокотуху?
Неожиданно мстительно Миша подумал, что если все-таки па¬па с мамой приедут, то он не станет есть их гостинцев.
Комар подкрался незамеченным и впился повыше локтя.
Миша прихлопнул его, взял за крылышко и дунул. Затем подобрал сосновую шишку, тряхнул ею, и из нее насыпались маленькие прозрачные пропеллеры.
Сосна и береза переплелись ветвями, и это, наверно, пото¬му, что корни их выходят из одной тачки ... нет, должна быть, любят друг друга.
А вон рябина присоседилась к группе сосенок, тоже дружат ...
Миша перекатился в тень склонившейся над ним березы, вдавился затылком в тёплую сухую подстилку из прошлогодней листвы и трав.
Нет-нет да и подует ветерок, заберется под рубашку, поще¬кочет. А кругом множество беленьких цветов со слабо-сиреневы¬ми середками. Потрескивают, отлетая, сосновые иглы. В конце поляны, как на чьей-то картине, золотисто высвечиваются стволы сосен. И куда, интересно, ведет вон та, за оградой, заросшая тра¬вой тележная колея? Кто-то, кажется, говорил - на железнодо¬рожную станцию. Эх, лучше бы вместо лагеря он опять поехал в деревню к деду и бабке, уж там бы он никого не стал ждать, тогда бы скучали по нем, а не он по ним ... Ах да, дед помер зимой. А перед этим, осенью, сгорело малокалиберное ружье, из которого Миша по-настоящему охотился у болота и возле дедуш¬киного покоса.
Миша задумался, а что такое помер. Это значит - навсегда ушел. Навсегда? Навсегда!.. Ну почему не приехали папа с ма¬мой?..
Застрекотала сорока и смолкла, насторожив Мишин слух. Он поднялся на локти и увидел неподалеку засохшие катышки лося - папа как-то на лыжной прогулке показывал точно та¬кие же. А вдруг сейчас лось выйдет из ельника?..
И тут звук горна позвал на обед. Миша вскочил и побежал, не сознаваясь самому себе, что спешит так от страха повстре¬чать лесного обитателя. Однако, добежав до первого спального корпуса, мальчик остановился. Действительно, страх отшибает память... Утром, перед общелагерной линейкой, Миша вызвался подменить заболевшего барабанщика, полагая, что стучать па¬лочками - дело нехитрое. Хотел как лучше, а получилось хуже некуда. Пионервожатая Люся (к ней Миша питал тайную симпа¬тию и мучительно ревновал ее к старшему вожатому Боре) назва¬ла его маленьким лгунишкой, а двое других барабанщиков, ули¬чивших его в обмане, после построения напали на него в спаль¬не, где он пытался скрыться от стыда, и оскорбительно поколо¬тили. Славик уселся на него сверху и, давая щелбаны, пригова¬ривал: «Ишь ты, пегашка, бры-ыкается!» Толик же, удерживая Мишины руки, урезонивал: «Ничего, объездим, будет паинькой». И если бы сегодня приехали родители, он упросил бы их за¬брать его домой.
Миша постоял в раздумье, потом нос уловил вкусные запахи с кухни, и ноги сами собой поменяли курс - пошагали на эти запахи.
На кухне работала Рит Пална, дородная и добрая тетка. Не¬давно Миша помогал ей перебирать собранные пионерами грибы, сам вызвался, потому что разбирался в грибах (с бабушкой в де¬ревне часто ходил в лес). И с тех пор они с Рит Палной в друж¬бе. Когда бы Миша ни забегал к ней, всегда она чем-нибудь да угощала.
Миша поднялся на крыльцо и заглянул в открытую дверь.
В чистой, выложенной белым кафелем кухне• вокруг громадной плиты, на которой кипели большие кастрюли, скворчали большие сковороды, суетились тети в белых передниках и колпаках. Рит Палны среди них не было.
Миша в огорчении сел на нижнюю ступеньку крыльца в на¬дежде, что скоро Рит Пална появится и заметит его. Но тут вы¬бежала другая женщина, чуть было не наткнулась на него и раскричалась.
- Ты чего это расселся? А если б я тебя обварила!.. Ишь, насупился! А ну-к марш отседа! Хорошие дети давно в столовую строем идут, а он здесь околачивается...
Она еще долго укоряла его вслед.
Он подошел к своему корпусу с тыльной стороны и услышал, что идет перекличка. И конечно же, недоставало его, Миши Дорохова. И вожатая Люся громко выкликала:
- Дорохов! Дорохов!
К ее голосу прибавился звонкий девчачий хор:
- До-ро-хов, выходи!
Тут Люся увидала выглядывающего из-за угла Мишу.
- Дорохов, - сказала она, - ты чего это испытываешь наше терпение? Ну-ка иди сюда.
Миша вышел и медленно направился к ней.
- Быстрее! - скомандовала Люся. - Мы ведь одного тебя ждем.
Миша пошел еще медленнее. Тогда Люся сама двинулась ему навстречу и, схватив за руку, поволокла к строю:
- Носится где-то, не отыщет его никто, а потом еще и вредничает!
Миша выдернул руку из цепких Люсиных пальчиков и бро¬сился наутёк.
- Дорохов, вернись немедленно! - взвилась Люся, и голос се от негодования сорвался на писк. А Славик и Толик, точно по сигналу, кинулись за ним вдогонку. Миша оглянулся, увидал своих обидчиков, припустил пуще прежнего. Что-что, а бегать он умел. Он мчался, задевая самого себя пятками. Он остановился перед забором, затравленно оглянулся. Промедли еще немного, ¬и он пойман. А те двое бежали к нему по науке - отсекая отходы вправо и влево. А прямо на него несся отряд во главе с Люсей. Миша бросился к сосне, подпрыгнул, ухватился за нижнюю ветвь ... Что-что, а лазать по деревьям он был мастак: в деревне, в тайге, он и не такие высоты покорял!
Но спрятаться на сосне не удалось, его «засекли», и двое преследователей полезли «стряхивать» беглеца, как "перезревшую шишку", другие сторожили внизу. Перебираясь с дерева на дерево по ветвям, Миша сорвался… Хорошо ещё - на кучу валежника. Тогда-то и увидал он (с развилки сосны, куда отлетела его душа) с немалым удивлением, как причитала над его телом вожатая. Потом – как тащили его за руки - за ноги к лагерю, и как затем он опять вернулся в свое тело и… пошевелился, очнувшись, чем поверг всех в... Впрочем, кого и во что он поверг своим возвращением, почему-то ему не запомнилось... Запомнилось одно – погоня… А Славик уже подсадил Толика, Толик подал руку Славику. Тут подоспели все остальные. Люся испуганно закричала:
- Мальчики, прекратите немедленно! Немедленно прекрати¬те! Я вам говорю! Слазьте! Толик, Славик, оставьте Дорохова в покое! Я кому говорю?!
Миша взбирался выше и выше, он понимал, что Славик и То¬лик все равно его настигнут, и уже придумал, как от них изба¬виться.
К самой верхушке сосны, к которой он лез, склонились две ветки большой березы. Вот по ним он и улизнет от преследовате¬лей. Только бы они не догадались и не стали спускаться вниз. Хотя ему-то будет легче слезть па гладкому стволу березы.
Он уже слышит их сопение. Славик даже бормочет:
- Ишь, прыткий какой! От нас не уйдё-ошь!
Миша отталкивается ногами и хватается за верхнюю ветвь березы. Внизу дружно ахнули ... Покачавшись немного на руках, Миша поймал ногами другую ветвь. Так-то вот, не на того напа¬ли!.. И он показал своим преследователям кукиш. Едва он это сделал, нижняя ветка под ним прогнулась, одной рукой он не сумел удержаться за верхнюю - и полетел вниз... От внезапного падения перехватило дыхание. Он даже не успел испугаться. Сноп искр разлетелся перед его глазами. Резкий толчок в под¬бородок, острая боль...
Но вот сквозь туман, сквозь потную, тошнотворную слабость проступили белые, расплывчатые лица... Не слыша, что ему• говорят, он выбирается из муравейной, разворо-ченной им кучи и, пошатываясь, идет прочь - подальше от зудящих голосов. Про него словно забыли, потому что вожа¬тая Люся упала в обморок. Только Маруся да Вова, самые младшие в их отряде, провожают его до ограды.
- Тебе больно? - спрашивает Маруся.
- Ты что, дура! - говорит ей Вова. - Упади сама, попро¬буй.
Миша молча перелезает через забор и, не оглядываясь, ухо¬дит по лесной заброшенной дороге. Через полчаса он вышел к же¬лезнодорожному полотну. Нужно было решить, в какую сторону двигать дальше. Протяжный гудок помог ему выбрать направле¬ние. Он шел и старался радоваться свободе. Вон лягушонок за¬валился между шпал, и можно стоять и смотреть, как он барахтается, пока не надоест... Ворона перелетела со столба на столб и сварливо проговорила:
- Кар-р!
Другая из лесу недовольно переспросила: - Как-как?
Хлестнули провода над рельсами, мальчик сошел с полотна.
В этом поезде могут ехать к нему родители. Приедут, а его не найдут. И не жалко, сами виноваты. И он даже хотел спрятаться, чтоб его не заметили из окон, но тут же передумал, представив, как электричка резки тормозит, из неё выпрыгивают папа с мамой и бегут к нему, размахивая подарками...