Мужчины тоже плачут

Рамиль Мухамматдинов
                Невыдуманная история
    В посёлке у нас жили родственники: моя тётя Марьяма–апа и её муж Газиз–жизнэй*. Детство моё было тесно связано с этой семьёй. Мой отец был равнодушен к рыбалке, а Газиз–жизнэй был заядлым рыбаком. А какой мальчишка не мечтает о рыбалке! Мы с братом (он старше меня на два года) каждый раз просили его взять нас с собой, но для заядлого рыбака мы были бы помехой. Он говорил, что мы быстро устанем (до реки около трёх километров), к тому-же, он был поклонником утреннего клёва, так что вставать надо “ни свет-ни заря”.
    И вот наступил день, когда Газиз–жизнэй начал брать нас с собой на рыбалку! Мы с братом приходили к ним с вечера и ночевали у них, чтобы встать рано утром. В доме у Газиз-жизнэя и Марьяма-апы были часы с боем и с гирьками на цепочке. Бой тех часов остался в моей душе как олицетворение детства, как символ беззаботной поры. Хотя нет, не совсем беззаботной. Помню, предвкушение счастья (рыбалки) было сопряжено с элементами испытания: не проспать; суметь встать рано; не стать обузой на реке; не устать; не показать свою слабость.
    В то время я сделал одно из первых своих открытий: “Синие Горы” (так мы называли холмы, которые были за рекой на самом горизонте и имели синий оттенок из-за большого расстояния), оказывается, имеют совершенно зелёный цвет. На самом близком холме, который подступал ближе других к реке с противоположной стороны,была чётко видна ярко-зелёная растительность. В другой раз я был изумлён густым белым утренним туманом над рекой, сквозь который не было видно противоположного берега. И, конечно же, принести домой свой улов, пойманный своими руками – это было достижение!
   Вдобавок ко всему, Газиз-жизнэй работал шофёром. Не это ли мечта мальчишки – прокатиться в кабине грузовика! Помню, как в посёлке появился первый автобус. И, какое счастье, - водителем на нём стал работать мой жизнэй! Я целыми днями катался с ним на автобусе. Уверяю вас: это действительно очень здорово, когда "шофёр автобуса – мой  лучший друг!"
    Однажды он взял меня даже в «междугородный» рейс до соседнего райцентра, до которого шестьдесят километров. В тот раз я испытал множество новых впечатлений и вернулся домой утомлённым.
    Когда мы вернулись из той поездки, вышли из автобуса и направились к зданию автовокзала, из дверей к нам навстречу выскочил мужчина, который очень сильно спешил, почти бежал. Увидев моего родственника, он остановился, неспешно подал руку и коротко поговорил с ним. “Странный человек, - подумал я тогда про него, - так сильно спешил, а потом остановился и затеял пустой разговор. Значит, не так уж сильно и спешил”.
    Со временем я стал замечать, что все люди здороваются и разговаривают с Газиз-жизнэем уважительно и почтительно. Не было ни одного случая, чтобы с ним кто-то разговаривал равнодушно и уж тем более пренебрежительно. Став более взрослым, я понял, что моего жизнэя уважают за его доброту, отзывчивость, за то, что он хорошо знает технику – он был одним из опытнейших водителей в посёлке. В то время шофёрская помощь и взаимовыручка на дороге были неписаным законом во взаимоотношениях между водителями. И помощь эта была, конечно же, бескорыстной. Никому и в голову не пришло бы говорить о деньгах. Увидев, что у кого-то в дороге произошла поломка, Газиз-жизнэй сам останавливался, даже если его не просили об этом, и помогал. Он говорил: "Кто-кто, а я-то хорошо знаю, как это непросто оказаться в пути один на один со своей бедой. Поэтому, когда я вижу, что кто-то сломался, совесть не позволяет мне проехать мимо, сделав вид, будто я не заметил, что человеку нужна  помощь".
    Я стал понимать, что мой жизнэй – один из авторитетнейших и уважаемых людей в посёлке. Стал понятен и тот “странный человек”, который, несмотря на то, что сильно торопился, остановился и неспешно поприветствовал моего родственника и перекинулся с ним несколькими словами.
А когда в посёлке появилась первая “Волга”- такси, сесть за руль вполне закономерно предложили именно моему жизнэю.
    Однажды Газиз-жизнэй и Марьяма-апа пришли к нам в гости. Я учился тогда в классе четвертом или пятом. Во время чаепития зашёл разговор о том, плачут ли мужчины. Мой отец сказал, что он уже и не помнит, когда плакал в последний раз,-это было в далёком-далёком детстве. И тут Газиз-жизнэй сказал: “А я помню, как я плакал в последний раз. Я был тогда уже взрослым человеком”. И он рассказал нам свою историю.
***
    Был я тогда молодым, работал  на грузовике. В то время машин было мало, и шофёр был таким же почетным и уважаемым человеком, как сейчас космонавт*. Даже больше, чем космонавт. Ведь, если кому-нибудь надо было привезти, скажем, сена или дров или ещё что-нибудь – обращались к шоферам. И мы всегда были в центре внимания, в центре жизни. Когда наступало время уборки урожая, водителей отправляли в хозяйства. В тот год меня откомандировали в один дальний колхоз. И когда урожай был собран и вся работа выполнена, меня отпустили домой.
    С вечера я подготовил машину, приготовил еду в дорогу и решил, что выеду в путь рано утром, чтобы за первый день проехать большую часть пути, чтобы во второй день уже наверняка добраться до дома.
    Я так и сделал – встал рано утром и отправился в путь. Стояла хорошая погода. На душе было радостно – я ехал домой! “Домой, домой!” – пела душа. И мотор, казалось, тоже пел: "Домой, домой!" Остановившись, пообедал. Я проехал несколько деревень и был доволен тем, как быстро преодолевал расстояние. И я отправился дальше.
    После обеда небо нахмурилось, начал накрапывать дождь. Но это не могло испортить мне настроение – я уверенно ехал вперёд. Начало смеркаться. Дождь усилился. Но я решил, что сегодня надо проехать как можно больше километров.
    Стемнело. Впереди показалась человеческая фигура. Подъехав ближе, я увидел, что это была старушка, “запряжённая” в пустую ручную арбу. Такая двухколёсная арба-тележка вполовину или в треть повозки имеется,как правило, в каждом дворе, в каждом хозяйстве и используется для перевозки небольшой поклажи. Она “проголосовала”, подняв руку. Я остановился. Старушка поздоровалась и попросила: “Сынок, подвези меня, пожалуйста”. Я, поздоровавшись, ответил: “Пожалуйста, садись, поехали”. “Но я ведь не одна, я с арбой. Давай привяжем арбу сзади к машине”, - сказала старушка. Я видел, что веревка на арбе была слабенькая и что она не выдержит и порвётся. И даже если арбу привязать прочной верёвкой, вряд ли она доехала бы по этим ухабам. Я понимал, что самое правильное – это везти  арбу в кузове.  Но мне не хотелось выходить из насиженного  сухого места в кабине под дождь и поднимать грязную и мокрую арбу в кузов. Я сказал ей: “Эта верёвка всё-равно порвётся, и твоя арба потеряется или сломается вовсе.Я не буду возиться с ней. Если едешь, оставь арбу, садись и поехали”. Старушка ответила: “Нет, арбу нельзя оставлять. Как же я без арбы? Как же в хозяйстве без арбы? Ведь арба – наша помощница. Нет, без арбы никак нельзя. Сынок, давай привяжем сзади к машине?” Я сказал: “Нет. Если едешь- садись, поехали”. Старушка стояла молча, опустив глаза, потом тихонько сказала: “Арбу я не оставлю”. Я захлопнул дверь и поехал. От встречи со старушкой остался неприятный осадок. Но скоро дождь ещё усилился, вести машину стало сложнее, и мне было уже не до переживаний.
    Впереди замаячили огни. Я решил: “Буду ехать, пока могу ехать”, – и проехал эту деревню. Вскоре дождь полил, как из ведра. Дорога раскисла, машина стала буксовать. Ехать стало тяжело. И я решил: “Всё, доезжаю до следующей деревни и останавливаюсь на ночлег”.
    Наконец, впереди показалась деревня. Тут дорога пошла под уклон, а огни деревни виднелись на взгорье. “В такую погоду  подъём к деревне мне уже не одолеть, - мелькнула невесёлая мысль,- к тому же, в низине, наверное, есть ручей ещё неизвестно с какими берегами”.
    В самом низу протекала небольшая речушка, через которую был проложен добротный деревянный мост. И оказалось, что сразу после моста дорога отсыпана гравием. Машина легко и уверенно “взяла” хоть пологий, но довольно затяжной подъём.
    Вот и деревня. Дома располагались с одной стороны улицы. Самая крайняя изба была маленькая. “В ней, наверное, и хозяевам-то тесно, не то, что постороннему случайному путнику”, - подумал я и проехал мимо. Второй дом был большой, но он был какой-то мрачный, да и свет в его окнах был уже потушен. Я проехал и этот дом. Третий был достаточно большим, и в его окнах горел свет. Я сразу решил, что проситься на ночлег буду именно сюда. Остановился и заглушил мотор. Постучался. Мне открыл молодой мужчина. Он радушно пригласил меня в избу. Здесь жила молодая семья. Мужчина спросил меня, кто я и куда еду? Я назвал себя и коротко рассказал, что еду домой после уборки урожая. Оказалось, что сегодня хозяева топили баню, и что она ещё горячая, и если я желаю – то могу пойти попариться. Я ответил, что париться не буду, а вот помыться с дороги было бы неплохо. Хозяйка протянула мне белоснежное полотенце, которое излучало изумительный аромат чистоты и свежести. Мне было даже как-то боязно брать в свои “шофёрские” руки это белоснежное чудо.
    Придя из бани, я увидел, что для меня накрыт стол, несмотря на столь поздний час. Я вдруг почувствовал, что, оказывается, сильно голоден. И я с аппетитом и очень плотно поужинал и поблагодарил хозяев. Хозяйка показала мне кровать, на которой было постелено чистое  бельё, такое же белоснежное, как и полотенце.
    Я лёг. Приятная усталость разлилась по телу. “Хорошо-то как – подумал я. - Я уважаемый человек. Совершенно незнакомые люди встретили меня, как родного, предложили попариться в бане, стол накрыли лично для меня, несмотря на такое позднее время”. Белоснежные полотенце и постельное бельё с ароматом чистоты и свежести довершали картину благополучия и уважительного отношения.“Как всё хорошо”, - думал я. Вспомнился председатель колхоза, который по завершении уборочных работ от души поблагодарил меня за хорошую работу и уважительно пожал мне руку. Да и было за что. Ведь я работал, не считаясь ни со временем, ни с усталостью – торопились убрать урожай до наступления дождей. И очень хорошо, что успели. Вон как сегодня полило, как из ведра. “Успе-е-ли. Хорошо. Завтра буду дома. Как всё прекрасно на свете!” – думал я, засыпая.
    Утром я проснулся оттого, что яркий луч солнца бил  в глаза, и птицы громко щебетали. “Значит, дождь кончился, ехать будет легко, и я быстро доеду до дома”, - подумал я.
    Хозяева ещё спали. Решил, что пока не буду вставать, чтобы не тревожить их. Я сладостно потянулся на своей белоснежной постели.
    Вдали послышался звук колёс. Кажется, это арба. Да, несомненно, это арба. Сельский человек, с самого рождения привыкший к этому звуку, ни с чем не спутает этот своеобразный тарахтящий стук железного обода колеса о неровности дороги. Звук постепенно нарастал – арба приближалась. Вот арба поравнялась с домом и остановилась. Было слышно, как открываются ворота. Вот арба въехала во двор, вот закрылись ворота.
    Хозяева проснулись, зашевелились. Хозяйка, отодвинув занавеску, выглянула в окно и радостно сказала: “Нэнэй* вернулась!” Через несколько секунд дверь открылась, и в дом вошла та самая старушка, которая “голосовала” на дороге. Домашние радостно приветствовали её. “Здравствуй, нэнэй. Ну как ты добралась? Устала, наверно, очень. Сейчас я покормлю тебя”, - участливо защебетала молодая хозяйка. “А у нас гость, уважаемый человек, шо-фёр! – уважительно продолжала она. - Ты не сердись, пожалуйста, нэнэй, я постелила ему на твоей кровати, ведь она всё равно пустовала”.
    “На душе у меня стало тяжело, - продолжал свой рассказГазиз-жизнэй. - Я встал, сел на кровать, опустив ноги на пол. Я был в одних кальсонах, но это не смущало меня. На душе было так тяжело, что мне было уже не до “соблюдения формы одежды”.И я, как был в одних кальсонах, так сел и заплакал. Я плакал от стыда…”

                ПОСЛЕСЛОВИЕ
    Жаркий солнечный день обернулся тихим тёплым вечером. Редкие и слабые порывы ветра, создававшие рябь на воде, стихли совсем. На спокойной поверхности воды заметны даже малейшие движения поплавка. Вот-вот начнётся вечерний клёв.
    Солнце спряталось за деревьями, что растут на том берегу. В траве стрекочут кузнечики, и слышно, как где-то за рекой работает трактор. “Всё, как в детстве”, - подумал я. Вот здесь однажды в далёком-далёком детстве я поймал краснопёрку. Теперь в реке краснопёрка, наверное, уже не водится. А вон на той излучине мы поймали жереха. С тех пор это место меж собой мы так и зовём: “там, где поймали жереха”. Полвека минуло с того дня. Сколько воды утекло в реке за эти годы?!.. Течёт река… И течёт река-жизнь, и не повернуть её вспять. Угрюм-река, как назвал её Вячеслав Шишков в своём романе. Да нет, она – не Угрюм-река. По крайней мере не всегда и не обязательно. Скорее, она Учитель-река, Наставник-река. Надо только уметь слышать и понимать её наставления. Газиз-жизнэй вот умел. Похоже,  та ночная встреча по дороге домой стала поворотным событием в его судьбе. Именно по той ночной встрече выверял он потом все свои поступки.
    Течёт река…
Сентябрь 2010—июнь 2011
Жизнэй—муж тёти или старшей сестры.
Больше, чем космонавт—эта беседа проходила около 1964—65г., в первые годы освоения космоса.
Нэнэй—бабушка (родств).