...Страшные глаза Альфреда Шнитке. Лицо растительное, полуживое, а глаза... Радио "Маяк" сообщило, что Шнитке умер. "Беседы с Альфредом Шнитке" - книга, которую издал мой московский товарищ. Она стоит в шкафу; глаза музыканта - нет, мученика! - сопровождают меня по комнате. Глазами Шнитке о т т у д а смотрит сам Бог... Вспоминаю из текста бесед: один человек обнаружил, что в музыкальных паузах фуги Баха сокрыт некий цифровой код. Зашифрована молитва "Отче наш"... Одному Богу ведомо, что зашифровано в странных созвучиях Шнитке. Гармония нового неба? Крушение старого?
Шнитке, как и Чехов, умер в Германии.
В лето 1904 года, прихватив больного мужа, Ольга Леонардовна Книппер поехала в Германию. Вставлять зубы. В Берлине позвали на консультацию известного профессора. Тот глянул на Чехова и пожал плечами: зачем тащить умирающего так далеко? В Баденвейлере переезжали три раза. Хозяевам и гостям не нравилось, что в отеле поселился чахоточный.
Впрочем, к больным и в России относились не лучше.
В архиве я читал записку поэта Епифанова: благодарит Чеховых, что прислали ему в пансионат для неимущих больных 35 копеек...На записке - нервно - чеховской рукой: был послан рубль...Сердобольная матушка в отсутствие Антоши проявила милосердие. Надо же - из рубля украли две трети...Социальное неблагополучие мгновенно разъедает и легкие, и совесть нации. Стоило после развала Союза беднякам затянуть пояса, как на щеках расцвели туберкулезные бутоны.
Хочется сказать: туберозы...
Через 80 лет после Чехова пришлось поехать в Германию и мне. Нет, не зубы и не легкие. Никудышная почка. Предполагалось, что почку отрежут в госпитале города Бад-Зоден. Официально я вез чеховскую выставку: 250 экспонатов мемориального фонда. В том числе - письменный стол, за которым Чехов написал "Даму с собачкой" и "Три сестры". Первоначально выставку предполагалась показать в Беденвейлере к 90-летию смерти писателя, умершего в безразличном к нему городе. Послал предложение и месяцев восемь ждал ответа. Параллельно отрабатывал вариант с Баден-Баденом, побратимом Ялты: если хочешь результатов, всегда имей два-три варианта . Выпал Баден-Баден. В Иезуитен-халле при магистрате развернул я сокровища чеховского фонда, напереживавшись до ужаса. Сначала пропал грузовик с экспонатами. Говорили, что его перехватила польская мафия. Потом, оформляя стенды, никак не мог найти три работы Кукрыниксов - иллюстрации к "Даме с собачкой".
Рабочие сбросили картины в подвал вместе с тарой.
На открытии присутствовала Вера Чехова, внучка знаменитой Ольги Чеховой. Худая и невзрачная женщина (говорят, балерина)притягивала серыми выпуклыми глазами: точь в точь глаза деда, Михаила Александровича Чехова...
Началась светская жизнь: ресторан, термы, выставка Сальвадора Дали. Наш министр культуры значительно намекал при встречах, что его заработок составляет сорок марок в месяц...Немцы понимающе кивали, и в гостиницу министр возвращался с часами, книгами, альбомами, бутылками вина...Заключительный банкет накрыли в старинном замке, окруженном виноградниками. Торжественная процессия вносила зеленую бутылку местного рислинга: "Trockenvein - 1992"! Символически закусываем."Trockenvein -1991"! Снова закусываем. Дошли до 1988 года, и тут изнемогший от кислоты министр не выдержал: "У меня в портфеле добрый коньяк!" Хозяева оторопели, однако коньяк уже разливался по фужерам.
Скоро вся крымско-немецкая компания пела "Подмосковные вечера".
В Баденвейлере не забыли, что престижная выставка "ушла" к конкуренту. Баден, да не тот...На симпозиум - прямо перед моим докладом!- в зал заявилась немка: герр Шалюгин поселился не в том номере гостиницы! Вопиющее безобразие! Немку спровадили, а с меня педантичные бюргеры содрали 350 марок. Денег, конечно, жаль: не за тряпками - на операцию ехал! И обследования не дешевы: в Гейдельберге прошел радиологию - ампула препарата стоит 700 марок! Слава Богу, помогли добрые люди. Доктор Майорович, у которого я жил в Леон-Роте, договорился с коллегами о бесплатных лекарствах и процедурах. Он же научил, как бороться с гипертонией: два бокала сухого вина в день.
Вино разжижает кровь, проходимость сосудов повышается.
Помог и сердобольный миллионер из Равенсбурга, с которым я состоял в переписке на предмет спонсирования книги Владимира Книппера. Три раза был я в Германии - всего не перескажешь. Нельзя не вспомнить о курьезном участии в слете восточных немцев в Карлсруэ. Раньше такие слеты клеймили как реваншистские: на поверку - довольно рутинное мероприятие с продажей значков, литературы, с поглощением пива и сосисок. Вот, в шкафу красуется пластмассовый значок с надписью "Tag der Heimat 1994" на фоне довольно странного германского триколора. Цвета распределены не по-людски: наверху - черный, ниже - красный, а внизу - желтый.
По-нашему, чернозему место внизу.
На слет попал благодаря бывшему профбоссу Эдмунду Гекклеру из городка Брухзаль. Познакомил нас сын Олег: немцу очень хотелось стать почетным консулом Крыма в Германии, и ради этого он старался сделать что-нибудь хорошее. Ну, к примеру, открыть в Крыму "Немецкий дом". Я свел его с крымскими министрами; ездили смотреть подходящее здание, в том числе и знаменитый замок Ферсмана, где будто снимались "Веселые ребята". В Германии он вознамерился показать, что тоже не лыком шит, и привез в Карлсруэ на встречу с штаатсминистром Зееле. На слете было интересно: тысяча людей сидели за столами, наслаждались пивом и сырами, а солидные боссы с завистью поглядывали из президиума. Говорили о том, что после распада "империи зла" нет нужды тащить в Германию всех этнических немцев: надо дать денег для обустройства на месте. Звучали цифры: "Millonen Mark..."
По микрофону огласили почетных гостей. Донеслось: "Herr director...Tchechov-museum...doctor Shalugin..." Я встал и приветственно воздел руки, а мой сосед и земляк Аркадий Прокопов, русский муж галеристки из Гейдельберга, приналег на пиво. С бородой он как две капли воды похож на Чака Норриса, и соседи по столу посматривали с почтительным любопытством. Благодетель из Брухзаля нашел штаатсминистра в перерыве. "O, Yalta! Crim-sect!"- воскликнул басовитый немец, и на этом общение закончилось. Никаких денег на "Немецкий дом" Гекклер не получил.
В голове его роились самые фантастические проекты. В ялтинском исполкоме он вещал о некоем богаче из Баден-Бадена, который подарил Ельцину 250 тысяч марок. Гекклер обещал выбить из богатенького буратино тысяч семьдесят марок для Ялты - в обмен на бумагу о присвоении звания почетного гражданина города.
О своих обещаниях он помнил недолго. Мне сулил бесплатную операцию и по приезде в Германию пытался улизнуть.
Гекклер улетел, а я попал на гинекологическое кресло: раскорячась, страдальчески поглядывал на телемонитор, где светилась картина моих внутренностей. Доктор ввел зонд с телекамерой прямо в почку. "Bild"... "Bild"! - командовал помощнику, фиксируя полость почечной лоханки. При вхождении в почку камера расширила, растянула, разодрала (бужировала)сужение мочеточника. Собственно, из-за этого сужения почка и задыхалась. После поездки я ожил; белый пластмассовый значок с острой булавкой остался как память о болезненном добре и улыбчивом безразличии, которыми запомнилась Германия...
Не мне одному.
- Меня кормили на убой!- похвастал мальчик.
- А мне в дорогу бутерброда не завернули!- откликнулся другой.
Вместе с симферопольскими школьниками я возвращался на Украину в автобусе. Монологи, диалоги, споры, воспоминания...Учительница: "Я жила у одной дамы - она и не подумала, как мне передвигаться по городу. Трамвайный билет - две с половиной марки! Страшные деньги!" Сейчас, в 1999 году, это шесть гривень. Кило мяса на рынке.
Ох, чахоточные наши кошельки!
Дорога шла через знаменитый Дрезден, весь черный от гэдээровской копоти. Цвингер, Сикстинская мадонна... Школьники в галерею не пошли, учителя не настояли. Денег мало...Черт бы их побрал, эти доллары и марки!
Подлинного Рафаэля ребята не увидят больше никогда! Я же целый час простоял перед картиной в онемении.
Бетонные дороги, проложенные еще Гитлером, вели на восток, в Польшу, на Украину. Под стук разбитых плит думалось о немецких походах для покорения славянства: громыхали танки, ревели воздушные армады, маршировала серо-зеленая пехота...Безобразными, не зарастающими шрамами на польской земле остались концлагеря. Вот Майданек, продутый осенними ветрами. Мрачная шеренга бараков, забитых обувью; поблизостью от крематория с такими прозаичными печами - холм угля и пепла: остатки негодного биологического материала, каковым представлялись нацистам славяне и евреи.
Два народа-страдальца, два народа-богоносца...
Евреев на протяжении обозримой истории гнали из Испании, из Англии, из Франции и Германии, пока не оказались на холодной славянской равнине. Предки Бориса Пастернака - почтенные хасиды - занимали важные посты в мавританской Гренаде. Пришли католики и прогнали прочь. Бежали в Италию. Погнали из Италии...Пришлось скитаться по просвещенной Европе, пока не осели в России.
А вот и газовая камера, замаскированная под душ...В бетонной каморке сидел немец и поглядывал, как на мыльном полу бились жертвы. Волосы срезали и отправляли в фатерланд для набивки матрацев.
Хозяйственный народ.
Неужели о н и опять придут в Югославию?
Немцы первыми поставили памятник Чехову. Впрочем, не сами немцы - сотрудники российского посольства. Накануне первой мировой войны немцы сняли его и пустили в переплавку. Словно бронзовый бюст был статуэткой в шкафу: взял - и выкинул. Долгие века немецкая нация была расфасована по шкафчикам курфюрств и княжеств. Футлярный стиль бытия и сознания. Иронические романтики (Гофман)придумали выразительный образ национального футляра - склянку, прозрачный флакон, где в тиши и довольстве обитали маленькие бюргеры. Изредка их лишали прозрачного убежища. Немцы шалели: хотелось весь мир заключить в стеклянный футляр с хорошо притертой пробкой. Славянский шкаф под футляр не годился: и тесали его, и ломали, и резали. Осталось - выбросить! Или - в камин, где ярко вспыхнут резные листья и розетки ромашек, весело затрещат желуди и райские птицы вместе с чуть засаленным, но хорошо пылающим дубовым солнцем...
Впрочем, чего уж я немцев-то.
Мы и сами немцы, только из самого нижнего ящика.