http://www.proza.ru/2013/03/28/44
БОГАТЫРЬ ДЯДЯ НИКИТА
Тем летом Никита в приехал в отпуск из Луганска к своей матери – старшей сестре Марфы Платоновны. Когда-то тощий невзрачный паренёк, он после службы в Армии остался в Луганске. Там пошёл работать в забой на шахту. Затем окончил горнодобывающий техникум, стал начальником участка, вступил в партию.
Теперь это был рослый, красивый, уверенный в себе молодой мужчина. И, хотя детям своей тётки Марфы он приходился, соответственно, двоюродным братом, но у Шкуратовской мелюзги как-то язык не поворачивался называть его просто по имени. Для них он был дядя-Никита.
Жил наш отпускник в доме своей матери. После голых донецких степей, ему было особенно приятно оказаться среди родной смоленской природы, с её изумрудными лугами, густыми лесами, живописными пригорками и прозрачными мирными речками.
На домашних харчах, в покое и вольном воздухе, парень буквально за несколько дней превратился, если не в Илью-Муромца, но в Алёшу Поповича – это точно! И характер у него был соответствующий – добродушно-спокойный, но не без некоторой доли хитрости.
Вот он-то и посоветовал Василию съездить в Центральный архив, где хранятся документы, связанные с политзаключёнными. Пусть выправит себе бумагу насчёт того, что боролся в своё время против царизма и сидел за это в тюрьме. Да, заодно и справку, чтобы взял, где и когда в рядах Красной армии против белогвардейцев воевал? Тогда местные власти не посмеют его тронуть, а уж тем более, на Соловки сослать.
Почесал Василий в затылке… А ведь верно Никита советует, молодец, хорошо придумал!
- Ладно, - говорит, - съезжу. Как только косить закончу, сено соберу – сразу и поеду.
- Да вы что? – изумился Никита. – Какое вам сено, когда каждый день раскулачивать могут придти. Завтра надо ехать, ни дня терять нельзя.
- А кто косить-то будет? Это что же скотину на зиму без корма оставлять?
- Ну, дяденька, вы и даёте! Ему реквизиция с высылкой грозит – а он о сене беспокоится. Да накошу я вам сена этого - сколько захотите! Только поезжайте скорее. Не беспокойтесь, всё в лучшем виде будет.
Уехал Василий… Вот как рассказывала моя мама, о том, что было дальше.
*******************
Дядя-Никита пришёл к нам уже под вечер. Сели все ужинать. Мать наша перед племянником только что поклоны не бьёт:
- Ты бы, Никитушка, завтра за дальним болотом травы помог накосить…
А Никита, молодец, со всем соглашается:
- А и что ж не накосить? Накосим.
- Вот-вот, голубчик, помоги, - радуется матка и подкладывает парню самые лакомые кусочки.
- И Маня с тобой косить будет, - продолжает она лебезить перед будущим работником.
Тут дядя, может впервые за всё время, обращает на меня внимание.
- Симпатичная барышня, - одобряет он мою внешность. А сколько ж тебе лет, Маня? На днях четырнадцать исполнится, - я почему-то сильно робею перед симпатичным дядей.
А тот вдруг начинает возмущаться:
- Да разве можно девочке в таком возрасте косой махать?!
- А что же делать? – пугается Марфа, - кому ж тогда косить? У меня вот грыжа от натуги опять вылезла. Врач в районе сказал – операцию делать надо.
- И вы теперь хотите, чтобы и у Мани грыжа образовалась?
Мать моя уже чуть не плачет. А дядя-Никита наливает себе водочки в стопку, одним махом всё выпивает и говорит заметно подобревшим голосом:
- Вы, тётенька, вот что: детей завтра со мной соберите, ну, конечно, кроме самого малого (имеется в виду семилетний Иван). Я сам весь этот лужок скошу. А дети сено ворошить будут, которое Василий Иванович давеча накосил.
- Вот спасибо, Никитушка! – радуется такому решению Марфа. – И что бы мы без тебя делали? - Говоря это, она подкладывает дорогому племяннику самые лакомые куски солонины. А как же! Первому работнику – и первый кусочек.
После сытного ужина отправляется дядя-Никита спать. И мы, дети, лёжа на полатях, слушаем его молодецкий храп, пока сон не одолеет и нас.
*******************
Утром, чуть свет, мать будит меня, Алёну и Володю, чтобы идти на работу. Завтрак для нас уже готов и стоит на столе.
Теперь пора будить дядю. Мать наша, хоть по родству Никите тёткой является, но по годам, скорее ему в старшие сёстры годится. И вообще, как женщине замужней, негоже ей подходить к мужику, лежащему в постели. Так что, для этой работы отряжаемся мы с Володькой.
И это – действительно, работа, причём, не самая лёгкая. С нас сходит семь потов, прежде чем дядя начинает более или менее осмысленно озираться вокруг. Потом он выходит во двор по естественным надобностям…
Во дворе, на свежем утреннем воздухе, Никита, окончательно приходит в себя. После вчерашнего сытного ужина его мучает жажда, поэтому, вернувшись в дом, он выпивает целую крынку молока.
За это время солнце поднялось уже достаточно высоко. Мать, при всём ей трепете пред мужским полом, пытается всячески ускорить процесс нашего с дядей выхода на работу.
- Смотри, Никитушка, солнце-то уже где? Скоро и трава вся высохнет, косить тяжело будет…
- Ничо, тётенька, успеем всё. Лужок-то, он совсем рядом, ведь. Мы это быстро - одна нога - здеся, другая – тама.
***********************
Когда мы оказываемся, наконец, в нужном месте. Роса на траве, действительно, полностью ещё не высохла. Самое время, чтобы, не мешкая, начинать косить.
Но дяде-Никите работать совершенно не хочется:
- Вот гнала меня, гнала, ваша мамка, - ворчливо обращается он к нам, - а чего, спрашивается, торопила? Вон, роса ещё какая на траве! Кто ж по такой косит? Если сейчас, её такую мокрую скосить, так она и погниёт потом вся… Нет, пусть ещё трошки подсохнет, а тогда уж и начнём..
Мы, трое, воспитанные в патриархальном подчинении старшим, не смеем спорить со взрослым человеком и только молча наблюдаем за дядиными странными действиями.
А тот, начинает обходить окрестности лужка и что-то там высматривать. Скоро все становится понятно, когда дядя на тёплом пригорке, где растут две небольшие берёзки, начинает укладываться спать прямо на мягкую зелёную траву.
- Эй, мелюзга! – подзывает он нас, - я тут того… немного сосну… А вы, чтоб не шумели и меня не будили, - дядя грозит нам пальцем. – Я сам знаю, когда надо встать и косить начинать.
С этими словами, дядя широко зевает, подвывая при этом, как наша собака Полкан, после чего закрывает глаза и погружается в богатырский сон.
Ну что тут будешь делать! Время идёт, солнце уже высоко… Я, старшая из детей, уже имею некоторый опыт в заготовке сена, поэтому мне ясно, что время для косьбы упущено. Поэтому, чтобы сегодняшний день не пропал совсем уж зря, веду брата с сестрой на другую делянку – ворошить сено, скошенное нашим отцом ещё до отъезда.
******************
Когда эта работа сделана, мы возвращаемся к спящему дяде. Солнце продолжает своё движение по небу, и лёгкая тень от берёзок практически исчезла. Так что дядя оказывается на самом солнцепёке.
Он лежит, как былинный богатырь на картине Васнецова «Куликовское поле после битвы», - такую нам показывал учитель в школе. Руки и ноги его раскинуты широко в стороны, а голова - в русых спутанных кудрях – запрокинута назад. Не хватает только ворона, выклёвывающего мёртвому глаза…
Но наш богатырь неожиданно оживает и хриплым голосом зовёт:
- Дети-и-и… дайте чего-нибудь попить.
- Я снимаю с глечика, наполненного кислым хлебным квасом, тряпочку и подношу его к дяде. Тот медленно принимает сидячее положение и жадно припадает к глечику. Я смотрю, как энергично движется кадык на дядиной шее и переживаю, что он выпьет весь квас и нам ничего не оставит.
Но, когда дядя, наконец, отдаёт мне кувшин, там ещё остаётся немного нашего любимого напитка.
А Никита, утолив свою жажду, как подстреленный, резко опрокидывается навзничь – и через мгновение уже опять спит мёртвым сном. Но на сей раз сон его продолжается недолго.
Солнце, стоящее в самом зените, немилосердно жжёт лицо Никиты:
- Дети, дети… - опять доносится до нас голос страждущего родственника.
Мы быстро подходим к дяде и молча ждём, что он скажет на этот раз?
- Дети, тяните меня в тень…
От солнца Никиту так разморило, что ему лень даже подняться, чтобы перейти туда, где будет прохладнее.
Будучи послушными детьми, мы беспрекословно берёмся за дядины ноги. Я – как старшая и более сильная, берусь за одну ногу, а Володя с Алёной – за другую. Затем, сопя, толкаясь и, даже, пукая от неимоверного напряжения, начинаем тащить дядю под тень высоких деревьев, которые окружают наш лужок.
Самое интересное, что Никита во время этих манипуляций, которые проделывались с его бренным телом, ухитрился опять уснуть.
**********************
Когда дядя очнулся от своей спячки, солнце начинало клониться к закату. Мы, дети, уже и наиграться, и поспать успели… В животах у нас урчит от голода. Ведь, кроме довольно скудного завтрака, мы ничего за целый день не ели. Так же голоден и дядя-Никита. Но возвращаться домой он не торопится, понимая, что там его ожидает неприятное объяснение с хозяйкой – ведь лужок-то нескошенным остался…
Мать встретила известие о несделанной работе таким плачем и причитаниями, что мы, дети, поспешили спрятаться, где и куда смог. Только сельский житель может понять, что значит потерять сухой солнечный денёк в период сенокоса, тем более, в дождливом климате Белорусского Полесья.
К тому же, муж Марфы перед отъездом, строго наказывал выполнять все работы в срок. Иначе… Вот этого «иначе», бедная женщина больше всего и боялась. У Василия, строгого на расправу, кнут был всегда под рукой…
Никита стоически выдержал все крики и нелестные эпитеты в свой адрес – крыть-то ему действительно было нечем. Виноват – значит, терпи справедливые упрёки.
Да и есть очень уж хотелось, а питание в данный момент целиком зависело от Марфы.
Поэтому, когда женщина вдоволь наплакалась и накричалась, Никита начал клятвенно обещать тётке, что этого впредь больше никогда не повториться, и что завтра, он, «кровь из носу», обязательно скосит и этот несчастный лужок, и другую делянку с хорошей травой, которую он, якобы, сегодня присмотрел.
Видимо, Никита обладал недюжинным даром убеждения, потому что Марфа поверила всему, что обещал ей нерадивый племянник.
За ужином повторилось всё, что происходило сутки назад. Мать лебезила перед племянником, как перед основным работником в хозяйстве. А тот подогретый её угодливым вниманием, и сытным ужином с самогонкой, раскрывал перед наивной женщиной всё более яркие перспективы:
- Дык я завтра, как те два лужка скошу, дров у вас порубаю. А то скоро и печи растопить будет нечем.
- Ой, спасибо, Никитушка, - умиляется Марфа, - тебе, молодому да здоровому, это будет намного сподручнее, чем мне – бабе слабосильной.
Говоря это, она подкладывает в тарелку Никитушке очередной лакомый кусочек. А тот, ощущая себя на гребне волны восхищения, не унимается:
- А как дрова-то порубаю, то плетень вокруг огорода подправлю. Он у вас – того и гляди, совсем завалится.
Я сижу тут же, за столом, слушаю дядины обещания, но не очень верю в реальность их исполнения, потому что сегодня вдоволь налюбовалась на дядино «трудолюбие». Но, как это иногда бывает, мамина вера в Никиту передаётся и мне. А кто его знает, может, завтра всё будет по-другому?
*********************
Но завтра всё было так же, как и накануне. Вначале – трудное пробуждение, затем – долгие сборы. И трава опять была «неподходящая» для косьбы, и был долгий дядин сон, а затем – позорное возвращение домой.
А там – крики и слёзы матери, с последующим покаянием и ужином, на котором опять звучали обещания выполнить завтра необычайно большой объём работ….
Так продолжалось дней пять, пока на хутор не вернулся наш батька. После краткой, но интенсивной разборки, дядя-Никита был с позором изгнан из хутора, а Марфе досталось вожжами за неумение организовать хозяйственные работы.
По счастью, погода стояла по-прежнему, сухая. Поэтому, на следующий день, чуть свет, я, Володя и Алёна отправились с отцом не сенокос, а мать с маленьким Ванюшкой остались дома на хозяйстве. Так что порядок был полностью восстановлен.
Что касается поездки, она была успешной только наполовину. Справку, что сидел при царизме «по политике» - отец себе выправил. А вот с Красной Армией – ничего не получилось. Не фиксировались тогда рядовые бойцы в документах. Пришёл, ушёл, ранили, убили – это в смутное время Гражданской войны мало кого интересовало.
Но и справки про борьбу с царизмом Василию Ивановичу хватило для того, чтобы его вычеркнули из списка на «раскулачивание». Но сказали, что в колхоз придётся ему всё равно вступать – на то «линия партии и правительства вся направлена»…
Так Василий стал колхозником и из хутора своего с семьёй переехал. Скотину-то всю сдать в общее пользование пришлось. А как же существовать без неё в одиночку на хуторе?
Последний раз я видела дядю-Никиту, когда его провожали после отдыха у матери назад, в Луганск. Естественно, что Шкуратовы, как родственники, были приглашены на это мероприятие.
Всё было, как всегда в таких случаях. Вначале – застолье, с обязательным громким пением русских, белорусских, украинских песен. Затем – танцы под скрипочку, которые назывались «скачками» - от слова «скакать», то есть прыгать. Танцы эти были не размашистые, широкие – с русской удалью, а именно - вертикальные лёгкие прыжки, как это делают на Западе Украины или Белоруссии. Так что, «скачки» – самое подходящее для них название.
И даже драка между парнями была традиционная – не по злобе, а чтобы «пар выпустить», силу свою показать.
*********************
Дальнейшая судьба дяди была яркая и трагическая одновременно.
Через год после описываемых событий, поступил он на заочную учёбу в Донецкий горный институт. И оказалось, что у Никиты - светлая голова и хорошая практическая хватка.
Ещё во время учёбы в институте, начал он восходить по служебной лестнице. Продвижение это был столь успешным, что в 1938-ом году его назначили директором одной из угольных шахт.
Когда началась война, и немцы приближались к Донецкому региону, Никиту, как члена партии и хорошего организатора, оставили руководить подпольной антифашистской организацией.
В 1943 году, в результате предательства, он был арестован и передан гестапо. На допросах держался он мужественно и, несмотря на жестокие пытки, не выдал никого из товарищей по сопротивлению. Осенью, незадолго до прихода Красной Армии, Никита принял мученическую смерть – его живым сбросили в шурф одной из неглубоких шахт. По рассказам очевидцев, умирал он несколько дней.
Пишу я эти строки со слезами на глазах и корю себя за то, что не узнала у мамы ничего больше про дядю-Никиту: была ли у него семья и что с нею стало?
Оправдывает меня только мой юный возраст, а так же, непонимание того, что родители могут уйти навсегда. И что с уходом из жизни каждого человека, вместе с ним безвозвратно уходит его внутренний мир…
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
http://www.proza.ru/2013/04/03/22